Ratel.kz продолжает публикацию знаменитых записок «Плетенье чепухи» Герольда Бельгера, не увидевших свет при жизни писателя
Продолжение. Читайте часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6, часть 7, часть 8, часть 9, часть 10, часть 11, часть 12, часть 13, часть 14, часть 15, часть 16, часть 17, часть 18, часть 19, часть 20, часть 21, часть 22, часть 23, часть 24, часть 25, часть 26, часть 27, часть 28, часть 29, часть 30, часть 31, часть 32, часть 33, часть 34, часть 35, часть 36, часть 37, часть 38, часть 39, часть 40, часть 41, часть 42, часть 43, часть 44, часть 45.
Прогулки с Абеке. Часть вторая
…Я не считаю себя знатоком казахской литературы, но я ей не чужак. Кое-что кумекаю. Как-никак окончил казахскую школу, говорю и пишу по-казахски, перевел с казахского на русский язык уйму прозы, всю сознательную жизнь варюсь в казахском литературном казане, тесно общаюсь с большинством казахских писателей двух-трех поколений.
С Мухтаром АУЭЗОВЫМ я ни разу за руку не здоровался, хотя и видел и слушал его, со всеми остальными корифеями и некорифееями, классиками и неклассиками был и поныне нахожусь в общении.
Это я к тому, что имею право на суждение о ней, о қазақ әдебиеті, хоть и являюсь атасы басқа, то есть иного рода-племени.
Так скажу как на духу: о казахской литературе я весьма позитивного мнения, и в семье так называемых братских народов СССР и СНГ она занимает достойное место.
Перечислять здесь выдающихся казахских литераторов не стоит: они ведомы народу, их знаю и я.
Но…
Моя точка зрения такова: с обретением свободы и независимости, в чем вклад [литературы] не только существенный, а поистине неоценимый – абсолютно очевиден, литература стала вдруг менее востребованной, ее как бы отодвинули, отстранили от общественного бытия, значимость ее по всем параметрам упала, реноме поблекло, роль писателя в сознании народа и в представлении власти явно померкла, и писатели обрели бледный вид, лишились былой славы и гордости, рынок изгнал их из литературно-художественного процесса, из социально-политической надобности.
И всё пошло косо-криво. Появились попрошайки, служанки, придворные акыны-одописцы, приспособленцы-жопеке, дельцы-юркачи, охотники за премиями, значками, титулами, медалями и орденами.
Дух свободы и гордости, чести и достоинства мимикрировал.
Именно так я ощущаю то, что ныне происходит в литературе. Не только в Казахстане – везде.
Хочу верить, что наступит новая волна, десятилетиями, столетиями накопленные инерция и традиции бесследно не исчезнут, никакое общество без литературы не обойдется, ибо именно она являет собой двигатель искусства.
Не стану спорить, если скажут, что поелико такое и случится, то это будет другая литература.
Да, другая - и по содержанию, и по форме.
Я иногда пишу рецензии-отзывы на понравившиеся мне казахские произведения (и не только беллетристику), высказываю (большей частью умеренно) свои мнения-суждения, случается, не всегда глажу по шерсти, и реакция сказывается незамедлительно.
Скажем, называю на свой салтык шесть самых-самых прозаиков и столько же поэтов. Но уже на другой день обрушиваются на мою голову ушаты нареканий.
«Эй, ты почему ПАЛЕНШЕЕВА не назвал?! Запамятовал, что ли? А ТУГЕНШЕЕВА почему не упомянул?! Он что, хуже тех, кого перечислил? Масқара!»
Или: «Эй! Ты почему не включил в свой список Туманбая, Жумекена, Сабырхана?! Чем они провинились перед тобой?! Стыд! Позор!»
Или: «А почему поэтесс обошел?! Почему не расширил свой список до священной семерки?! Попроси прощения!»
Или: «И вообще кто ты такой, чтобы казахских поэтов по таланту определять, по немецкому ранжиру выставлять?! А?! Қарай гөр, білгір нашелся!»
И вот я задумался. Зачем, в самом деле, мне гусей дразнить? Зачем наступать на хвост спящей змеи? Одного назовешь – десятеро обидятся. В бутылку полезут. На дыбы встанут. Шерсть на загривке встопорщат.
Говорю: да ладно. Не кипятись. Я ведь не Бог. И не прокурор. Выскажи свое мнение, объяви свой список и утешься. Вольному воля! Я не указ! Назови, кто твоей душе мил, – и вся недолга.
Старая истина: всем не угодишь. Тем паче казахам. Казах предпочитает, чтобы первым прискакал стригунок своего аула, а не призовой скакун соседа.
Вспомнил случай. Был такой критик, заместитель главного редактора журнала «Дружба народов», обаятельный человек Леонид ТЕРАКОПЯН. Он симпатизировал казахской литературе, приезжал в Алма-Ату, встречался-подружился с писателями, намеревался написать серию статей о казахских романах.
Не тут-то было.
Едва успел Леонид Арамович вернуться в Москву, как его захлестнул поток зубодробильных подметных писем. Дескать, не с теми встречался, не о тех собираешься писать, не тех намерен печатать, Пәленшеев – бяка, Тугеншеев – кака, казахстанская общественность твои намерения осуждает. Вы попали в ловушку интриганов. Одумайтесь!
Леонид Арамович одумался. Сбитый с толку столь гневными кляузами и доносами, всецело переключился на литовскую литературу. Там, оказалось, ментальность иная.
Помню я и грязную возню, когда Ильяса ЕСЕНБЕРЛИНА выдвинули на Ленинскую премию. Поднялся цунами ненависти и наветов.
А вот пример из личного опыта.
После окончания аспирантуры (1963 г.) тогдашний главный редактор процветающего литературного журнала «Жұлдыз» Абдижамил НУРПЕИСОВ взял меня на работу в качестве литсотрудника отдела казахской прозы.
Меня сразу завалили забракованными, негодными для печати рукописями. Их надо было читать, рецензировать, писать вежливые, деликатные отказы.
Мне эта рутинная работа совсем не понравилась. Я настроился на научную, преподавательскую стезю. Читать чьи-то малограмотные, беспомощные измышления было мне в тягость. А меня усердно пичкали явной халтурой.
На мои ответы-разборки вскоре поступили «домалақ арыз» – «жалобы-колобки». Дескать, кто такой БЕЛЬГЕР? Что он потерял в казахском журнале? Кто его уполномочил судить-рядить наши произведения?
Меня это обескуражило.
Ответсекретарь журнала, умница, поэт Кадыр МЫРЗАЛИЕВ дал мне разумный совет. «Во-первых, ты всю эту бодягу от начала до конца не читай. Прочти три страницы с начала, три с середины и три – с конца. И уже всё ясно. Смело пиши ответ. А, во-вторых, письма свои подписывай не «Герольд Бельгер», а на казахский лад, скажем, «Керей Белгібаев».
Мне сразу стало легче. Я быстро управился с кипой никчемных опусов. И жалобы-колобки прекратились. «Бельгер», видно, кое-кого раздражал, а со своим «Белгібаевым» никто уже спорить не стал.
А в редакции и в Союзе писателей меня приняли хорошо, ласково, доброжелательно, как в родном ауле. «Старики» благословляли меня, подбадривали, молодые поддерживали. Напомню, в каком коллективе я тогда работал: Аскар СУЛЕЙМЕНОВ (наши столы стояли впритык), Зейнолла СЕРИККАЛИЕВ, Кадыр МЫРЗАЛИЕВ, Сабырхан АСАНОВ, Саги ЖИЕНБАЕВ, Сансызбай САРГАСКАЕВ, Амантай БАЙТАНАЕВ, Абдижамил НУРПЕИСОВ. А секретарем Союза писателей тогда был мудрый и благородный Габиден МУСТАФИН.
С добрым сердцем и благодарностью всех вспоминаю.
***
…Всё, что я здесь вкратце изложил, я подробно и красочно поведал на очередных прогулках моему собеседнику Абильмажину ЖУМАБАЕВУ.
То время и тех знатных людей он и сам прекрасно знал, но слушал внимательно, переспрашивал, уточнял, хмыкал, улыбался и в конце заметил:
– Ия, солай! Так всё было. Знаю, помню. Всё и все стоят перед глазами. Славно было время. И люди были все как на подбор. Сайдың тасындай!
– Айтатыны жоқ, Әбеке! Они украшали, облагораживали нашу жизнь.
В наших вольных беседах прозвучали многие имена. Конечно, всех 700 членов Союза писателей мы упомянуть не могли, однако с теплотой душевной говорили о Тахави и Калтае, о Кадыре и Туманбае, об Аскаре и Зейнулле, о Темирхане и Иран-Гаипе, об Олжасе и Мурате, о Галыме и Серике, о Назикен и Аккуштап, о Камале и Шерхане, о Такене и Тынымбае, о Турсуне и Амангельды…
– А я еще всегда читаю Кабдеша. Ничего не пропускаю. Художник! И язык богат.
– Люблю Абиша. Голова! Талант! Сейчас он избавился от всех государственных дел. Наверняка пишет какой-то шедевр.
– Боюсь, силы его покинули. Литература ведь – дама капризная. Ее надо любить, ласкать, лелеять каждый день. Она не переносит никаких измен.
– Акселеу был уникум. Его уход – загадка. Много знает и КУЛ-МУХАММЕД. Энциклопедист! Я удивляюсь его русскому языку. Где и как научился?! Ғажап!.. И МАГАУИН – глыба!
– Словом, Әбеке, казахскую литературу никто хоронить не собирается. Так? Если оглянуться, и поэтами казахи не оскудели, и в прозе есть крепкие перья, не будем вытирать рот сухой травой, а вот драматургия и критика ныне не блещут. Согласны?
– Ну, да… Сам знаешь. Особенно хвалиться нечем. Отдельные потуги погоды не делают.
Абеке нахмурился, по привычке пощупал-подергал сивую бороденку. Он озабочен тем, что и переводчики, знатоки казахского речестроя поредели.
- Нынешние молодые хорошо знают русский язык, всеместно овладевают английским, кто-то напрямую переводит с немецкого, японского, а родным владеет поверхностно. Переводы не играют, живости в них нет. Обескровленные, шершавые тексты. Беда с языком! Ты заметил, я со своим внуком Жанибеком разговариваю только по-русски. Так получилось. Мать его, моя дочь, еще кое-что по-казахски понимает, а этот мой айналайнчик ни бум-бум. Горько…
Молчим.
Знаю эти проблемы во многих казахских семьях. И в семьях российских немцев. И в других. Одни евреи, кажется, не делают трагедии из того, что говорят и пишут на чужих языках. Поразительно: языки разные, а национальная суть одна.
Чертим за кругом круг, бродим, постукивая палками, по аллейке вверх вниз. Чокан в глубокой задумчивости уперся взглядом в импозантное здание бывшей Академии наук. Какие-то прохожие почтительно здороваются с нами, расспрашивают про амандық-саулық, просят вместе сфотографироваться. В стройных елях резвятся воробьи, на все лады заливаются скворцы.
– Ал, сонда, Әбеке… – продолжаю я беседу. – Чего же, по-вашему, не хватает ныне казахской литературе?
– Енді… сам знаешь… – медленно отвечает Абеке. – Даже не знаю, как сказать. Не хватает… е-е-е… гражданской напористости, четкой направленности, востребованности, сознания своей необходимости… е-е-е… профессионализма, наверное… восприятия Слова как священную службу… Но всё это слова, слова… Может, дар улетучился? Может, вдохновение пропало? А, может, нужда в литературе отпала? Құдай біледі! Всё вроде есть, а былого огня-жара нет. Может, старость сказывается? Жизнь как бы пресной стала…
На старость Абеке жалуется все чаще. Из сокурсников только двое нас осталось. А в ауле из прежних жителей ни одной живой души. Никто отца моего не помнит. И меня – тоже.
И еще то и дело говорит:
– Е-е-е… Гереке… уже восемьдесят пять мне стукнуло. Какой с меня спрос? Жизнь вся в прошлом.
– Ну, как же, Әбеке, восемьдесят пять?! Вы же 27-го года рождения.
– Не дейді?! Сколько же тогда мне?
– Ну, восемьдесят два… или восемьдесят третий…
– Не дейді?! А я думал, больше. Какая разница – два-три года туда-сюда?!
– Вам, Әбеке, нужно еще мемуары написать.
– Пробовал. Не идет. Значит, не надо. Кому нужен бред старика?
Рассказчик Абеке любопытный. Я люблю слушать его живые воспоминания о детстве в Кызылординском краю, о детских шалостях и забавах на берегу строптивой Сыр-Дарьи, о лишениях в годы войны, о том, как он подростком работал в ауле почтальоном и разносил «қара қағаз» – черные уведомления-извещения с фронта, как поступил в университет, какие мытарства перенес в студенческие годы, какие интриги клубились вокруг на литературной службе. Он был ведь активным свидетелем целой эпохи. Рассказывал красочно, плел искусно узоры словес.
– Я разделяю ваше, Абеке, мнение о явственных недостатках современной казахской литературы. Это общие признаки. А я хочу сказать о конкретике.
– Ну, и? – встрепенулся Абеке.
– Помните литературные обзоры БЕЛИНСКОГО? Огромные картины, воссоздавшие состояние литературы по годам?
– Конечно, помню. И цикл статей о ПУШКИНЕ. Целая книга.
– Вот-вот! Ныне литературные обзоры сошли с арены. Ранее их писали Мухамеджан КАРАТАЕВ, Серик КИРАБАЕВ. Кто еще? Айқын НУРКАТОВ, Сағат АШИМБАЕВ. Ныне разве один Кулбек за эту традицию ратует…
– Ну да! Чтобы написать годовой обзор, сколько же нужно перелопатить и осмыслить разные произведения?! А тут еще взяли моду не платить ни копья.
– Это так! По молодости я писал такие обзоры по литературе российских немцев. Уйму времени угробил. Книг шесть-семь написал. Машақаты көп шаруа! И всё, считайте, даром. Какие-то книги за свой счет издал. Ужас!
– Кому охота ныне такие обзоры писать!..
– То-то и оно!
– Очень уж хлопотное дело.
– Не только. Это очевидное свидетельство того, что нет определенного литературно-художественного процесса.
– Не дейді?!
– Да, я так считаю. Нет процесса. Есть частности. Разрозненные, спонтанные, случайные. Нет направления. Магистрального русла. Есть множества ручейков, которые разливаются по бескрайней степи и пустыне. Нить, связующая таланты, судьбы, жизни, духоустройство, не просматривается. Порвана. Размыто что-то очень важное, объединяющее, одухотворяющее…
– Ну, и как мы нащупаем эту таинственную нить?
– Сам не знаю. Нужен какой-то сильный импульс. Качественный скачок.
– Апырай, қиын екен!.. Вечно усложняешь…
Абеке по-прежнему старался ходить бодро, но быстро уставал, жаловался на плохой сон, все чаще присаживался на скамейку, задремывал, и мой сосед Карпык заботливо провожал его до дому.
На вопрос: «Әбеке, хал қалай?» отвечал: «Құдай деп!»
Потом прибегал к другой формуле ответа: «Е-е-е… Шықпа, жаным, шықпа», в смысле: «Душа, держись-крепись», или: «Еле-еле душа в теле».
Позже загадочно изрекал: «Жықпа-жығылма». То есть «Не вали – не падай». Половина фразы относилась к Творцу, вторая половина – к себе самому. Творца просил, себя бодрил.
Ушел он неожиданно, тихо и скромно.
Святой был человек, наш Абеке!
Поредевшие его компаньоны по прогулкам возле памятника Чокану с благоговением вспоминают его.
Я рад, что знавал его и был ему многолетним собеседником.
Фото: yvision.kz.
Ratel.kz выражает благодарность режиссеру Ермеку ТУРСУНОВУ за подготовку записок Герольда БЕЛЬГЕРА к печати. Первый том «Плетенья чепухи» продается в магазинах «Меломан» и MARWIN.
