Ratel.kz продолжает публикацию знаменитых записок «Плетенье чепухи» Герольда Бельгера, не увидевших свет при жизни писателя
На снимке: Герольд Бельгер.
Продолжение. Читайте часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6, часть 7, часть 8, часть 9, часть 10, часть 11, часть 12, часть 13, часть 14, часть 15, часть 16, часть 17, часть 18, часть 19, часть 20, часть 21, часть 22, часть 23.
Ныне покойный мой друг, весьма плодовитый прозаик Дукенбай ДОСЖАН года за четыре до своей скоропостижной кончины прислал мне из Астаны объемное, суровое и резкое письмо, в котором обличал меня в некоторой легковесности, мелкотемье, поверхности, излишней категоричности. Я, дескать, пишу отзывы о несущественных, незначительных сочинениях, выписываю то, что некогда изрек тот или иной писатель, та или иная знаменитость, проецирую это мнение на современность, не воздаю должное истинным художникам, признавая лишь КЕКИЛБАЯ и МАГАУИНА, смотрю на мир из окопа, вижу только то, что поблизости, не взмываю на могучих крыльях вдохновения в небесную высь, не вглядываюсь орлиным взором в даль.
Ну, и в таком духе. Очевидно, мое «Плетенье чепухи» было ему не по душе.
Я не спорил. Более того, чистосердечно признал его упреки и увещевания. Допускаю, что и к последним опусам Дукеша был излишне строг и придирчив. Его откровенные заигрывания с властями вызывали у меня стойкую неприязнь.
Но критические нотки его письма в мой адрес я посчитал справедливыми.
Что поделать? Крылья мои подрезаны, и взлететь орлом уже не могу. Описываю только то, что вижу-наблюдаю из своего возрастного окопа.
Убедился: кому-то жанр «плетения» нравится. Многоверстовые романы-эпопеи ныне читать недосуг. Времени в обрез. А тут еще интернет, компьютер, телевизор, газеты.
Если имеешь что сказать, скажи коротко, сжато, без финтифлюшек и побрякушек, обозначь самую суть. Читатель сам развернет твою мысль, если она наличествует.
Юрий Карлович ОЛЕША когда-то сказал: «Размышление или воспоминание в двадцать или тридцать строк – максимально в сто, скажем, строк – это и есть современный роман».
Я разделяю его мнение.
На мой взгляд, моя «чепуха» (осколки, фрагменты моих «плетений» я называю «чепушками») имеет некоторое отношение к литературе. Пусть и с окопным ракурсом, как выразился Дукеш в том сердитом письме. Я хотел бы эти фрагменты издать отдельной книгой (о чем просят меня и читатели), опустив, конечно, сиюминутные политические и конъюнктурные реплики, привязанные к конкретному временному случаю.
Разумеется, нужен отбор. И не только авторский, но и редакторский, составительский. Не всё же пихать в корджун. И не всякое лыко в строку. (В 2016 году Ермек ТУРСУНОВ издал первый том «Плетенья чепухи» Герольда БЕЛЬГЕРА. – Ред.)
Дукенбаю за то строгое письмо благодарен. Замечания его учту. Мелочиться не надо. Необходимо поднять планку видения, раздвинуть горизонт обзора. Не копать пыль бытия.
К этому и стремлюсь посильно.
* * *
Древнее правило «ни дня без строчки» мне лично по нраву. Я придерживаюсь его многие десятилетия. Однако, понимаю, оно справедливо, если есть что сказать. Иначе получится: «Помыл голову. Позвонил Мырқымбаю. Смотрел в потолок». А кому нужны такие строчки?
* * *
Охотно соглашусь: писатель ПАЛЕНШЕЕВ (не путать с ТУГЕНШЕЕВЫМ!) – художник-стилист, красиво вышивает, изящно кладет узоры, грациозно подгоняет словечко к словечку. Но за этой красотой (в его произношении: «ритым» и «интанасия») не стоят ни знания, ни деяния, ни смысловое наполнение. Ну, описал со всеми подробностями лужу, что с того? Описал дождь, снег, лунную ночь. Извел уйму слов, продемонстрировал свою наблюдательность, наложил там-сям яркие заплаты, а сама-то одежка ветхая, трухлявая. Мысль должна диктовать стиль. А зачем мне заплаты? В конечном счете, они меня не восхищают, а, скорее, раздражают.
В любом случае я предпочту смысл, значение, содержание, целенаправленность. Меня прельщает главным образом образованный творец.
То есть, для меня важны ответы на вопросы зачем? и что? А затем уже – как?
Вероятно, не каждый со мной согласится. Вольному воля. Да я ни на чем и не настаиваю. Просто говорю о своих практических предпочтениях. И, в конечном счете, ничего против художников-иллюстраторов не имею.
* * *
Со скрипом-напрягом приближаюсь к восьмидесяти.
Швейцарец Э. МАЙЕР уже многие годы контактирует с космическими пришельцами, называет их по именам, издал девять томов бесед с ними на немецком и японском языках, и, по его определению, восьмидесятилетние космические обитатели – юнцы.
80 лет у нас, землян, пока еще не молодость. Скорее, старость. Для поэтессы Норы ПФЕФФЕР, скончавшейся в Германии за девяносто лет, убежденно считала, что 80 – начало старости. 91-летний берлинец Лео КОШУТ пишет и издает еще книги. 95-летний Д. ГРАНИН дает интервью и недавно с блеском выступил в Бундестаге о Ленинградской блокаде.
То, что я, с малолетства хворый, намерен дотянуть до восьмидесяти, что ни говори, – фантастика.
Значит, мне повезло.
Значит, я счастлив.
* * *
Февраль спохватился, и зима залютовала. Ночью в Алматы температура опустилась до минус 20-22º.
Выползаю на балкон. Три воробышка на самой близкой ветке, взъерошенные, озябшие, надрывно верещат, поглядывая на меня: «Спа-си, спа-си, спа-сииии!»
Мне неудобно, больно, стыдно. На мгновение кажется, я тоже сижу на ветке, вдрызг озябший, насквозь промерзший, и молю о помощи.
Распахиваю створки, как бы приглашая воробьев на балкон, ну, хотя бы на подоконник, где всё же теплее.
Не решаются. Не понимают. Таращат глазки-пуговки. Чирикают: «Спа-си, спа-си, спа-сииии!»
Отхожу от окна в надежде, что воробьи, осмелев, вспорхнут на балкон.
Напрасно.
Сердобольная старушка-соседка вынесла к дереву тарелочку распаренного пшена, и воробышки, благодарно прочирикнув, разом упорхнули вниз, поспешно заклевали, пока не налетели прожорливые голуби и вороны.
По телевизору показывают, как мерзнут жильцы в северных городах, как в снежном плену застыли вереницы машин, как буран озорует в степи.
Лютует февраль. Солнце ходит-бродит где-то за свинцовыми тучами, за небесными торосами.
* * *
Ну, что с него взять? Он ведь всего-навсего министр. Человек хороший, да подневольный. Служба такая, куда денешься? Семью кормить надо. Приходится изворачиваться, приспосабливаться.
Вообще-то, по моему разумению, чиновников высшего ранга следует назначать как наказание. Дескать, хочешь не хочешь, а служи народу президентом, премьером, министром, высоким начальником три-четыре года, это твоя гражданская обязанность, твой жребий. Честно служи, а потом отпустим. Никаких благ, никакого воровства, только служба, только обязанность. И лишь потом – вольному воля. То есть служба как повинность.
Так должен стоять вопрос. Это было бы справедливо.
* * *
Нежданно-негаданно всколыхнулся народ, обитающий в Казахии.
«Стан» набил оскомину. Сколько же этих «станов»: Афганистан, Пакистан, Узбекистан, Туркменистан, Таджикистан, Кыргызстан, Казахстан…
«Стан» – нечто приземленное, временное понятие; ограниченное в пространстве, бивуачное, неопределенное.
Рядом с нашим аулом, в трех километрах, у степного пруда, стояли две времянки и одна юртешка, в которых расположилась колхозная бригада. И казахи, и русские называли это место «стан».
Называть огромную, бескрайнюю страну, населенную вольным народом, «станом» – ну, ни в какие ворота.
Обратимся к ДАЛЮ. Он толкует:
«Стан – место, где путники, дорожные стали, остановились для отдыху, временного пребывания, и всё устройство на месте, с повозками, скотом, шатрами или иными угодьями; место стоянки и всё устройство».
Дотошный Даль приводит примеры:
Стать станом в поле, обозом, табором.
Стан в отъезжем поле. Сборное место и ночлег. Военный, ратный стан, бивак, лагерь. Стан рыбачий. Стан лесников. Разбойничий стан.
И т.д.
Нет, «стан» для казахов – как ни толкуй это слово расширительно – не совсем годится.
Эту страну целесообразно называть как-то по-другому.
Мне нравится слово «Казахия». Не я придумал. Им нередко пользуются историки, писатели, публицисты.
Это слово любил незабвенный Ануар АЛИМЖАНОВ.
А еще приятней мне слово «ел». Мощное слово! Короткое, красивое, многозначное. А «Қазақ елі» звучит возвышенно и поэтично.
Лет двадцать-двадцать пять назад в повести «Там, в долине» я об этом писал:
«Вот, к примеру, казахское слово «Эль». Перевести его можно на русский язык как «население», «народ», «страна». Так это слово толкуется в словарях. И это, в общем-то, верно, хотя при этом теряются кое-какие весьма значительные нюансы. Казах говорит: «мой эль», и означает это: мой аул и его окружение, край моих предков, моя малая родина, место, где капнула первая капля крови от моей пуповины, край – опора, край – защита, край – отрада, земля моей чести, моей совести».
В 2005 году я издал книжку, которая так и называлась – «Эль».
Казахские азаматы давно предлагают переименовать «Казахстан» в «Қазақ елі», что адекватно понятию «Страна казахов».
Вопрос этот долго тлел в сознании обитателей этой уникальной страны.
И вот с подачи Елбасы вопрос о переименовании страны вновь стал на повестку дня.
Понимаю: одним росчерком пера этот вопрос не решится. Будут обсуждения, разные толкования, кривотолки, активное неприятие, разные сложности как внутри страны, так и внешне. И плебисцит, полагаю, не внесет полную ясность.
Свое же личное мнение выскажу открыто: я «за» название «Қазақ елі». Считаю это разумным и справедливым во всех отношениях. Однако…
Однако считаю нужным сказать и о своих сомнениях. Предвижу, что многие дружественные «страны» ощетинятся, посчитают себя ущемленными, обидятся, скажут: «Эй, керей, қайда барасың?!» А мы что, от тоқал родились?! И могущественные страны, наши экономические и политические партнеры, про себя подумают: «Эй, тебе что, тесно стало в «стане»? Сиди уж, не рыпайся, довольствуйся тем, что ты хотя бы стан».
Будут сопротивления, будут… Шутка ли, с бухты-барахты название страны менять?!
Второе «но» связано с орфоэпическим и орфографическим оформлением милого казахского слова «ел».
Понятно: «қазақ» мы привычно напишем «казах». И глаза, и уши с этим освоились.
А как быть с «ел»?
Напишешь «ел» – по-русски получится «кушал».
Напишешь ближе к произношению с «мягким» знаком, получится «ель» – дерево, шырша.
Что же я придумал? Я пишу «Эль» – оборотным «Е». Вроде ближе к оригиналу. Сравни: «Марий-Эль».
Но ведь так можно написать по-русски в именительном падеже. А по-казахски следует говорить: «елі» – «Қазақ елі». Русская гортань произнесет или «элы» или «эли». В любом случае неизбежна морока с «і».
И как быть? Ума не приложу.
Остается, полагаю, один выход: писать название страны только по-казахски: кириллицей «Қазақ елі», латиницей «Qasaq eli». И пусть иноземцы произносят как хотят. Их проблема.
Пока мои мысли находятся на этом уровне. Может, завтра возникнут другие варианты.
Обратил невзначай еще внимание, что в моем имени есть любезный казахскому слогу «Ер», а в фамилии моей закрались «Ел» и «Ер».
Апырай, а?! Может, не случайно то, что в моем имени-фамилии два священных казахских слова?!
Фото: Gonzo.kz.
Ratel.kz выражает благодарность режиссеру Ермеку ТУРСУНОВУ за подготовку записок Герольда БЕЛЬГЕРА к печати. Первый том «Плетенья чепухи» продается в магазинах «Меломан» и MARWIN.
