Ratel.kz продолжает публикацию знаменитых записок «Плетенье чепухи» Герольда Бельгера, не увидевших свет при жизни писателя
Продолжение. Читайте часть 1, часть 2, часть 3, часть 4, часть 5, часть 6, часть 7, часть 8, часть 9, часть 10, часть 11, часть 12, часть 13, часть 14, часть 15, часть 16, часть 17, часть 18, часть 19, часть 20, часть 21, часть 22, часть 23, часть 24, часть 25, часть 26, часть 27, часть 28, часть 29, часть 30, часть 31, часть 32, часть 33, часть 34, часть 35, часть 36, часть 37, часть 38, часть 39, часть 40, часть 41, часть 42.
На снимке: Герольд Бельгер.
С содроганием и омерзением читал статью Светланы ФЕЛЬДЕ «Кончинная Европа?» («Новое поколение», 15.05.14). Поясняю: прилагательное образовано от имени Кончиты ВЮРСТ – австрийского трансвестита, победителя «Евровидения – 2014»: по платьицу женщина, по бороде – мужчина. Словом, не ОН, не ОНА, а ОНО.
С Кончитой, слава Богу, я не знаком. А Светлану Фельде знавал еще по Алматы: толковый журналист, талантливый прозаик. Российская немка, давно живущая в Германии.
Вот фразы из ее статьи, которые меня ошеломили:
«Год назад в Берлине заново открылся единственный в мире музей гомосексуальности».
«Герои выставки – представители секс-меньшинств еврейского происхождения, жившие в те годы и отстаивавшие свои права через искусство и литературу».
«Итак, в Германии сегодня проживают 42 тысячи голубых и 31 тысяча розовеньких».
«Не скрывать своей нетрадиционной ориентации – это сегодня в Германии особый тренд. А умопомрачительная лояльность к гомосексуальности – своего рода культ».
Ну и что я могу сказать?
Первое: Бог с ними, какое мое дело до чьей-то нетрадиционной ориентации? В конце концов, пусть каждый сам чешет свою болячку. Но почему это необходимо публично афишировать? Неужто за это нужно просить сүйінші?
Второе: слава Богу, что я не живу в той стране. Мне было бы очень неуютно.
Была Германия страной поэтов и философов.
Теперь она превратилась в Эльдорадо геев и лесбиянок.
Или одно другому не помеха?
Не знаю. Но мне читать это грустно.
* * *
Небольшая заметка «Операция «Живаго» («Литературная газета», № 15/2014) навеяла воспоминания 60-летней давности. Вспомним всю немыслимую возню – политическую и идеологическую – вокруг романа Бориса ПАСТЕРНАКА.
Я никогда не был поклонником его творчества и жизненных принципов (СТАЛИН называл его «небожителем» и благоволил ему за то, что он первым воспел его и переводил грузинских поэтов; а переводы его из ГЁТЕ и ШЕКСПИРА - и вовсе низкопробная отсебятина), однако жуткая и несправедливая, запальчивая трескотня вокруг опального романа и его автора вызывали во мне искреннее сочувствие и сострадание к судьбе поэта и переводчика.
Я возжаждал непременно прочитать этот роман. Тщетно! Роман ругали, унижали, оскорбляли, кляли, разоблачали, хвалили, возносили, захлебывались в экстазе от его художественных достоинств, тем самым подогревая жгучий интерес к нему. Алматинские «диссиденты»-книгочеи не смогли для меня достать вожделенную книгу хотя бы в самиздатовском исполнении.
И вот знакомый и популярный писатель А., вернувшись из Парижа, сообщил мне тихую, радостную весть: он привез-таки для меня русское издание «Доктора Живаго». Однако через несколько дней с грустью заметил: «Кітапты Қалекең қағып алып кетті» («Книгу Калеке всё-таки перехватил»). Потом выяснилось, что заветную книгу и вовсе перехватил один юркач из бдительных органов.
Достался мне этот роман много лет спустя в серенькой мягкой обложке, в невзрачном и потрепанном российском издании. Шум и ор о романе к тому времени схлынул, почти угас, как степной пал после дождя. Знакомые критики, успевшие роман прочитать, недоуменно пожимали плечами: «Ай, пәлендей ештеңе жоқ!» («Ай, ничего особенного!»)
С первого раза одолел страниц 70. Со второго раза – 100 страниц. С третьего – чуть больше. Нет, не для меня!
Определенно не ТОЛСТОЙ, не ЧЕХОВ, не ДОСТОЕВСКИЙ. Пресная, беззубая, вымученная проза с явными претензиями и амбициями.
Скажут, что я просто-напросто не дорос до такого изысканного слога и тонкого восприятия мира – спорить-возражать не стану. Не дорос так не дорос, откуда что возьмешь. А тут один книгочей-острослов тонкие губы скривил: «Эту вещь можно читать лишь в одиночной каталажке при трехразовом усиленном питании».
Через семь лет сделал еще одну попытку прочитать роман. «Ну, не сложнее ведь «Иосифа и его братьев» Томаса МАННА», – уверял я себя.
Нет. Не смог.
Мелькнула догадка: құдай біледі, кому-то очень нужно было поднять вселенский шум, кому-то понадобилось любой ценой внедрить это сочинение в сознание людей. Знаем ведь, как делается реклама. Только во имя чего и кого, с какой целью. Вещь-то заурядная, проходная…
Теперь читаю в «Литературной газете»:
«В рамках компании по борьбе с коммунистическим строем американская разведслужба организовала выпуск запрещенной в СССР книги на Западе, а также распределение романа среди советских граждан, сообщает газета «Вашингтон пост».
…Операция по изданию и распространению романа Пастернака осуществилась с санкции президентского комитета по координации операций, руководил ею советский отдел ЦРУ, работу которого курировал лично директор ведомства Ален ДАЛЛЕС.
«Эта книга имеет большую пропагандистскую ценность не только благодаря внутренней идее, которая дает пищу для размышлений, но и из-за обстоятельств ее публикации», – утверждалось в одном из циркуляров ЦРУ.
…Э, бәсе! Вот так-то! Теперь понятно, откуда ветер дул, и кто, и что стояли за грандиозной шумихой вокруг «Живаго». И подоплека Нобелевской премии ясна.
А мы, наивные, ушами хлопали и рты разевали.
Мне 80 лет, а меня по-прежнему норовят обмишулить доморощенные и закордонные хитрованы...
* * *
Передо мной лежат три варианта перевода на русский язык знаменитого 66-го сонета Шекспира. Славные переводы!
К сожалению, не могу сравнивать с оригиналом. Привожу две заключительные строчки:
Самуил МАРШАК:
Всё мерзостно, что вижу я вокруг…
Но как тебя покинуть, милый друг!
Борис ПАСТЕРНАК:
Измучась всем, не стал бы жить и дня.
Да другу трудно будет без меня.
Михаил ДУДИН:
Я умер бы, судьбы не изменя, –
Но что ты будешь делать без меня?
Вчитывайтесь и сопоставляйте. Так что такое перевод?
* * *
В Москве, в издательстве «Наука», вышел шекспировский «Гамлет» в новом переводе – Ашота СОГРАТЯНА. Мне это имя незнакомо. Он пишет:
«Должен признаться: меня ничуть не смущало то обстоятельство, что широкий читатель уже знаком с переводами Н. ПОЛЕВОГО, А. КРОНБЕРГА, М. ЛОЗИНСКОГО и Б. ПАСТЕРНАКА. В них до завершения работы я даже не заглядывал, дабы не сбиться со своей стези».
Любопытно, не так ли? Значит, переводчик верил в свои потенциальные силы.
* * *
У меня зазвонил телефон… Кто говорит?
– Господин Бергер?.. Извините, Бергель?
– Вообще-то Бельгер.
– Да, да… Гербель… Я журналистка Анель. Шеф просит, чтобы я взяла у вас интервью.
– О чем?
– Ну, о казахском языке… о литературе… о… Вы не подскажете, как вас зовут по имени-отчеству?
– Нет, не подскажу.
И бросил трубку.
Снова звонок:
– Георгий Пельзер?.. Ай, ғафу өтінем. Бель… бель…
– Бельгер. Но не Георгий.
– А как?
– Герольд.
– Е-е… Герольдтың орысшасы Георгий емес пе?
Кладу трубку.
Звонок.
– Герхард Карпович?
– Не совсем. Отца звали Карлом, а не Карпом.
– Извините, мне предложили о вас написать диссертацию. Как бы с вами встретиться?
– Не стоит, айналайн.
Кладу трубку.
Дзинь-динь-день.
– Писатель… е-е-е… а… а… а… Бельгегер?
– Бельгер.
– Извините, Гегель Карпович?
– Нет, до Гегеля пока не дорос.
– Вам из «Телекома» звонят. Вы интернетом пользуетесь?
– Нет.
– Почему??!!!
Кладу трубку.
Звонок.
– Ассалаумагалейкум, аксакал. Каспи-банк вас тревожит. Так вы Григорий Бельгерович?
– Нет.
– Как нет?! У нас акция. Мы хотели бы вас поздравить.
– Не надо, дорогой. Вы ошиблись.
Кладу трубку.
Звонок.
- Оу, амансыз ба, Қараке!
- Аман-сау. Но казахи меня называют Гереке, Геке, Гер-аға, даже Гер-ата.
- Но вы же Гаральд? Значит, правильно Қараке.
- Ладно. О чем речь?
- Читаю вашу «Чепуху» постоянно. Ой, тамаша! Тіліп түсесіз! Классно! Написали бы, Қараке, еще о нашем запущенном дворе. Да и бродячих собак что-то много в городе развелось. Қареке, Қареке, Қареке…
Звонок.
– Карл? Я ваш земляк. Из «Жана-талапа» звоню.
– Очень приятно. Но Карл – мой отец.
– Как?! Ты же першылом в аулах работал.
– Фельдшером работал не я, а мой отец.
– Ә?! Солай ма? А я думал, ты Карл… Е-е-е… а Карл живой?
Кладу трубку.
Звонок.
– Геройжан?! Из Өскемена звоню. Подскажи телефон поэта Қадеке.
– Так… Поэт Қадеке умер.
– Қашан?
– Да уж года два-три назад.
– Не дейді?!! Как же так!
Звонок.
– Эй, Геракл-дос, живой-здоровый?
– Спасибо. Только я не Геракл, а Герольд.
– Герой? Герот? Геройд? Хергольд? Ты же у нас был Гера.
– Был.
– А Гера – это ведь Геракл. Не так ли? Где ты сейчас работаешь? Бала-шаға йес?
Нет, уже не смешно. Дурно. Давление взыграло. Сердце стучит. Боже! Как только меня не называют?
Вспомнил Корнея ЧУКОВСКОГО.
У меня зазвонил телефон…
– Кто звонит? – Слон!
– Откуда? – От верблюда.
Неужели одни верблюды мне звонят?
Дзинь-динь-день. О, алла! Кто еще?
– Гера! Опять земляк из «Жана-талапа». Вспомнил: Карыл – действительно твой отец. И тебя, Гера, вспомнил. Говорят, ты бизателем заделался. Книжки пишешь. Прислал бы мне пару-тройку. Почитал бы, про что ты пишешь. А то скучно. Я ведь пенсионер…
О, господи! Опять звонок.
- Ал-лёу!.. Ал-лёу! Герд Білгір ме?
- Иә… Но Герд в ваших устах звучит почти как «Қырт». Но я таким себя не считаю.
- Э, жарайды! Герд, если ты «Білгір», то скажи: как по-русски называется трава «итсигек»?
Ух! Ох! Вот еще напасть!
Фото: yvision.kz.
