Вадим Борейко завершает беседу с телеведущим и публицистом Владимиром Рерихом в цикле интервью «Лица Казнета»
На снимке: Рахат Алиев.
Окончание. См. начало: «Facebook – как водка: прекрасен и ужасен одновременно», «Барбара Брыльска попросила за интервью 50 долларов», «Дарига сыграла серьёзную роль в моей жизни».
Не хочет – не надо
- Расскажи о твоих памятных встречах с Рахатом АЛИЕВЫМ.
- Мне тяжело было с ним общаться. Относился к нему с некоторой опаской и, как ни странно, с жалостью. Я относил его к категории мальчиков, которых невольно погубили собственные отцы, принадлежащие к разряду альфа-самцов. Был хорошо знаком с его отцом (Мухтар АЛИЕВ, 1933-2015, доктор медицинских наук, профессор, академик НАН РК, президент и основатель Академии медицинских наук РК, Народный герой Казахстана, депутат Верховного совета КазССР X-XII созывов. – Ред.). Он был великолепным кардиохирургом, то есть умел принимать решения и нести ответственность за них. Но горе сыновьям таких мужей: в столкновении с отцами они порой ломают хребет, а мамы зализывают эти раны. И мне казалось, что с Рахатом тот самый случай.
Сложный был парень. Эта вечная странная полуулыбка и всегда недобрые и одновременно больные глаза. Он отводил взгляд. Плохо говорил: у него была частичная дислексия, не мог связать пары слов без полунецензурных частиц, закончить предложение. Мысль намечалась, но не высказывалась до конца, вроде: «Ну, ты сам понимаешь».
Как ни странно, он относился ко мне хорошо. Впрочем, у меня не было с ним совместных проектов. Однажды он хотел завербовать меня в КНБ.
Пришел от него работник, очень хороший парень:
- Извини, старик. Но он требует. Вот тебе анкета, заполняй.
- Что это?
- Будешь офицером действующего резерва КНБ.
- А зачем мне это?
- Ну, он так хочет.
Я посмотрел: анкета еще советских времен, на очень плохой обёрточной бумаге.
- Знаешь, - сказал я ему. – Я не буду этого делать.
- А что мне шефу сказать?
- Так и скажи: не буду. Мне это доверие льстит, но я же не ваш кадровый работник. Даже срочную службу тянул не в пограничных войсках. Высшую школу КГБ не оканчивал. Зачем я буду не свою форму носить? Это как-то странно и некрасиво, что ли. Вот так и передай.
- Я не знаю, какие будут последствия для тебя, - сказал мне этот парень и ушел. А через неделю я встретил его:
- Ну, как твой шеф отреагировал?
- Говорит: не хочет – не надо.
А представляешь: взял бы – и подписал…
Поедем на острова!
- Однажды мне понадобилось вернуться из Германии в Казахстан, и нужна была годовая казахстанская виза с правом на работу. Удобнее всего было получить её в Берлине. А Рахат был в Австрии послом. И тут он случайно о моей нужде узнаёт, звонит: «Ни в коем случае! Ты что меня обижаешь? Ко мне за визой приезжай». А из Дюссельдорфа до Вены не ближний свет. Но я приехал. Там был гостевой домик для обслуги и охраны, где я сутки его ждал. Он прибыл, сделал мне визу и спрашивает:
- А ты куда сейчас собрался?
- К матери, в Дюссельдорф.
- Нет, поедешь с нами.
- Куда?
- Мы едем отдыхать на греческие острова, поедешь с нами.
Он сказал об этом, как о деле решённом.
- Я не поеду.
- Как не поедешь?! Это же острова! У нас яхта будет. Рыбалка, шашлыки, вино. Ты что, дурак? Поехали!
- Я не могу, меня мать ждет, она очень больна. В конце концов, я не экипирован: приехал на один день, а уже третьи сутки тут торчу.
Он куда-то позвонил, и через три минуты принесли шорты, плавки, маски, трубки, ласты – чего только не было.
- Переодевайся – и поехали!
- Рахат, я не поеду. Хоть стреляй. Есть долг, понимаешь? У тебя тоже есть мать, и она тоже бывает нездорова.
И я уехал. Был в дороге, когда он позвонил.
- Объясни, почему ты такой дерзкий? В моем окружении больше нет такого человека.
- В чем дерзость? Ты решил – и я должен повиноваться? Извини, но ты же не на войну меня позвал. Не огород копать. Не помогать тебе в беде. Ты на кайф меня позвал. И что я должен сказать матери, почему на целую неделю выбываю? И потом, я без денег. Полностью на вашем содержании буду – это унизительно.
- Я же просто хотел сделать тебе приятное. Я искренне к тебе отношусь! И как ты можешь взять и мне отказать? Странный ты человек…
Но я не счёл себя вправе принять его приглашение. Потом парни, которые с ним ездили, рассказывали, что он там, на островах завёл спортивный режим: не пить, не курить. Сержанта включил. В футбол они играли бесконечно.
И бейсбольная бита просвистела над моей головой
- Он был иногда непредсказуемый человек. Плохо переносил застолье. Не мог выпить ни капли вина. Вообще.
- Почему?
- От одного глотка краснел немедленно. Какая-то редкая аллергия у него была. Сидел трезвый и взвинченный, но хотел быть центром застолья. Поэтому рассказывал какие-то анекдоты и сам над ними оглушительно смеялся. Первым. Люди, которые были ему обязаны, начинали невольно подхихикивать. А бывали же за столом гусары, златоусты, красавцы. Жаль мне его было, по большей части. Но он был способен и на жестокий поступок, это я понимал.
Однажды я был у них в гостях. Он пришел с работы, собирались обедать. Я сижу, о чём-то болтаю. Он неслышно подошел сзади, и тут – вжих! – что-то над головой пролетело и ветерком обдало. И ещё раз. А это он бейсбольной битой над моей головой размахивал. Стоило ему взять траекторию чуть-чуть пониже – и мой череп разлетелся бы, как орех.
Я не встал, не дернулся, но обернулся. Было неприятно. А он стоял, улыбаясь: типа шучу я. Но в то же время он проявлял ко мне род какой-то приязни. У меня тогда едва сложилась новая семья, и отношение к ней было у большинства сложным, но Рахат это принял, ободрял, был тактичен и внимателен. И работать к себе приглашал. Но я ответил ему: «Начинал с Даригой, уж с ней и останусь».
С Клещенковым Рахат обходился ужасно
- Как-то Рахат спросил меня:
- А что ты думаешь о Клещенкове?
Я рассказал то, что о нем думаю. Через некоторое время Серёга КЛЕЩЕНКОВ (1967-2006, журналист, телережиссёр, продюсер. – В. Б.) стал гендиректором телеканала КТК. Я знаю, ему было тяжело, он много работал и умер совсем молодым. У него было очень слабое здоровье.
- Не дожив до сорока лет.
- Да, он очень травмирован был – и физически, и морально. Сложная биография, личная жизнь запутанная. Кажется. Алкоголь…
Однажды я стал свидетелем, как с ним обходился Рахат. Они пригласили меня на рыбалку. Стол накрытый: бешбармак, уха, рыбины огромные. Я сел рядом с Рахатом, беседуем, и тут он поднимает глаза на Клещенкова, который сидит напротив:
- А ты чего уши развесил? Пошел вон отсюда!
Грубее сказал, непечатно. Сергей встал и, смущенно улыбаясь, удалился. Через некоторое время он зовёт Клещенкова:
- Э! Иди хоть пожри чего-нибудь!
Тот послушно вернулся. Непонятно – почему Серёга позволял так с собой разговаривать? Это ведь было у всех на виду. Может быть, у них была такая игра? Не знаю. А на похоронах Клещенкова Рахат не мог слова произнести, рыдал в голос.
Лучший новогодний костюм
- А самая смешная история была такая. Предновогодняя вечеринка. Ее вел Олег ГОСТЕВ (казахстанский шоумен, телеведущий. – Ред.). А Рахат опоздал. Он только недавно получил генеральскую форму с лампасами. Заходит весь при параде – аплодисменты, он тогда был на коне. И тут Олег пошутил, отважно и очень смешно: «А вот пришел обладатель приза за лучший новогодний костюм!» Но Рахат, как ни странно, не вызверился, хохотал вместе со всеми, и Гостев никаких последствий не имел.
Я не верю, что это самоубийство
- Вспомни, как ты принял весть о смерти Рахата Алиева в австрийской тюрьме.
- Я не поверил, что это самоубийство. И мои сомнения относятся, прежде всего, к технике этого мрачного акта. В какой тюрьме можно встретить такой прочный крюк? Так не бывает. Это противоречит всем законам физики, здравому смыслу и режиму содержания заключённых. Такие крючки для халата или полотенца продаются во всех магазинах, они крепятся на стену с помощью клея. Халат они выдержат, но 75-80-килограммовое тело человека – исключено.
В тюрьме, да ещё и австрийской, вероятность самоубийства путём добровольной асфиксии ничтожна, поскольку персоналу хорошо известно о суицидальных наклонностях некоторых заключенных.
Нет, не верю. Полагаю, что он был умертвлён иным способом.
Сломанные карандаши
- Собственных версий его жизни и судьбы у меня нет. Знаю не больше того, что знают все. Однажды, задолго до тех кошмарных событий, связанных с его именем, он вдруг позвонил мне домой, сказал, что приедет. А у меня в квартире авария, трубу прорвало, сантехники возятся. Он всё же приехал – мрачный, опустошённый. Телохранители заняли посты на площадках этажей.
Сантехники с ошалевшими лицами передвигаются на цыпочках, стараются не греметь железом. Рахат сел за стол на кухне и стал говорить. О том, как его никто не понимает, как ему одиноко. Я вставлял свои бесцветные реплики, то и дело порываясь налить ему чаю, кофе, коньяку. Он отказывался и только курил. Нечеловечески много курил. Помнишь, были такие дамские сигареты «More», длинные, чёрные. Он их прикуривал одну от другой и всё говорил, говорил. Ничего не рассказывал, только жаловался на глухую стену неприятия и непонимания.
Ни до, ни после я его с сигаретой не видел. Он ушёл, оставив полную пепельницу окурков, похожих на сломанные карандаши.
Фото: Андрей ЛУНИН.
