Вадим Борейко продолжает беседу с телеведущим и публицистом Владимиром Рерихом в цикле интервью «Лица Казнета»
На снимке: Барбара Брыльска
Продолжение. См. начало: «Facebook – как водка: прекрасен и ужасен одновременно».
И вдруг я понял, что понимаю польский язык
- Приступаем к польской главе твоей биографии. Ты прожил в этой стране год и встречался с такими известными людьми, как Войцех ЯРУЗЕЛЬСКИЙ, Станислав ЛЕМ, Адам МИХНИК, Барбара БРЫЛЬСКА, Кшиштоф ЗАНУССИ. Вспомни всех поименно.
- Я поехал в Польшу в 1994 году по приглашению немецкого Фонда Эберта в качестве его стипендиата. Мне платили тысячу дойчмарок в месяц и еще оплачивали квартиру. Задача была – снять документальный сериал о том, какие благотворные изменения произошли в жизни поляков после того, как они вступили на территорию рынка, гласности и демократии. И показать его в идеале во всем бывшем СССР или хотя бы в Казахстане. Получилось три серии, и бонусом – встреча с Лемом, о котором я сделал отдельный фильм.
У меня был хороший ассистент со знанием польского, но вдруг на середине дистанции я понял, что могу обходиться без переводчика: поляки заговорили на понятном для меня языке. Когда монтируешь кино, постоянно гоняешь фонограмму. Оказывается, это очень хороший способ изучения языка. И несколько следующих съемок я провел уже без толмача.
А когда возвращался из Варшавы на поезде в Москву, только в Бресте соседи по купе, увидев мою краснокожую паспортину (еще не успел получить бирюзовый казахстанский паспорт), поняли, что я не поляк. Они даже находили, что у меня не просто варшавский, а «пражский» акцент: Прага – это приблатненный район Варшавы, ее такая «Одесса». В Польше были все перечисленные контакты.
Ярузельский знал Россию изнутри не понаслышке
На снимке: Войцех Ярузельский.
- Меня, конечно, очень интриговала личность Ярузельского (1923-2014, генерал армии, министр национальной обороны ПНР (1968-1983), председатель совмина ПНР (1981-1985), первый секретарь ЦК ПОРП (1981-1989), председатель Военного совета национального спасения (1981-1983), председатель Госсовета ПНР (1985-1989), первый президент посткоммунистической Польши (1989-1990. – Ред.).
Я часто воображал нашу встречу. Но довольно долго не давали добро на нее. Наконец, оно было получено, и я шел в штаб-квартиру Ярузельского на Маршалковской, представляя себе банальнейшую, глупую, пошлую картинку, что увижу его во френче без погон и в дымчатых очках.
Думаю: чувак, ну никакого воображения у тебя нет, человек давно уже не у власти и носит штатское. Поднимаюсь в условленное время и место, нажимаю кнопку звонка, открывается дверь, кто-то проводит меня в комнату. У окна стоит человек в полувоенном френче без погон и в дымчатых очках.
- Напомню читателям, что генерал Ярузельский – это тот человек, который после протестной волны профсоюза «Солидарность» во главе с Лехом ВАЛЕНСОЙ в 1981 году упредил агрессию СССР против Польши, введя в своей стране военное положение.
- Я тоже придерживаюсь такого мнения, но Польша до сих пор расколота на два лагеря по отношению к миссии Войцеха Ярузельского. Одни считают, что он диктатор, предатель и открыто развязал войну против своего народа. Другие – что он спас Польшу от советского вторжения.
- По примеру Чехословакии в 1968 году.
- Да, это могло произойти, потому что БРЕЖНЕВ на одном из заседаний Политбюро ЦК КПСС произнес фразу, которая давала вероятность такого исхода: «Нашу Польшу мы в обиду не дадим». Это означало, что Кантемировская дивизия прогревает моторы.
Мы проговорили с ним час. Съемку он не разрешил, поскольку в то время (и до самой смерти) находился под следствием. Ярузельский владеет блестящим русским языком без всяких признаков акцента. Во время ссылки его семья жила в Сибири, и он знает Россию изнутри не понаслышке.
Он был мне благодарен, что я придерживаюсь версии «он спас Польшу». И объяснил причину беседы без записи даже на карандаш. Его адвокат «заказал» ему давать интервью. Это была единственная речевая ошибка генерала на русском: «заказать» в переводе с польского означает «запретить» (отсюда «заказник» – запретная зона.) Вот поэтому интервью не получилось.
Лем сказал Тарковскому: «Послушайте, вы дурак?»
На снимке: Станислав Лем.
- С другими было проще. Как-то мне предложили: а не хотел бы ты встретиться со Станиславом Лемом (1921-2006, польский философ, футуролог и писатель-фантаст, его книги переведены на 40 языков, продано более 30 млн экз. – В. Б.)? У меня вырвалось бестактное: «А он что, живой?» Мне казалось, что он давным-давно где-то на Млечном пути, между галактик.
Дали его номер телефона. Я набрал, представился:
- Режиссер из Казахстана.
И услышал высокий голос:
- Skąd? (Откуда?) Z Kazachstanu? To jest tak daleko!
Его это так сразило, что он сказал: «Dobrze przyjść» («Ну приезжайте»). Потом польские журналисты говорили мне: ты везунчик, он никого не пускает на порог своего дома. Может отказать Би-би-си, CNN, ему всё равно.
Америку он ненавидит. Отказался продать права на «Солярис» за миллион долларов. К тому времени он был самый богатый человек в Польше. Книги его выходили везде огромными тиражами. Но к тому времени Лем уже утратил всякий интерес к писанию.
Мы поехали к нему в Краков. Роскошный город. Разбомбленная и кое-как восстановленная Варшава – его бледная тень.
Прежде завернули в знаменитый средневековый Ягеллонский университет. Там встречались с московским профессором Василием ЩУКИНЫМ, которого я снимал. Он дал блистательное интервью, после чего отправились к Лему.
Они жил в богатой части города, на длинной большой улице, закрытой кронами платанов. Подошли к его дому. По сегодняшним меркам особняки у нас строят круче. Позвонили – и вижу: по садовой дорожке идет старичок лысенький в сильных-сильных очках, дужка которых заканчивается слуховым аппаратом.
- А, это вы? Проходите. Я пока закрою форточку, - сказал Лем, закрывая калитку (по-польски furtoczka).
Поднимаемся на второй этаж. Единственное замечание, которое он сделал: «Здесь очень старая и очень дорогая кожаная мебель. Будьте осторожны с этими вашими штуками».
И начался совершенно фантастический монолог. Я практически не делал остановок, не задавал вопросов. Он шел по волне своего размышлизма. Был настроен тогда очень апокалипсически. Как пророк. Иногда вскидывал на меня глаза, очень увеличенные диоптриями: «Ну что мы будем с этим делать? Здесь же нет никакой логики!»
Я понял, что соберу всё, не буду ничего сокращать и сделаю отдельный фильм. Мы пробыли у Лема довольно долго – часов шесть. У меня осталось трогательное ощущение: незащищенный и пытающийся прикрыться цинизмом, очень умный и грустный человек.
- Дай мне твое определение цинизма, а то я что-то затрудняюсь.
- Думаю, что это ум без прикрас. Голый ум. Не прикрытый никакими одеждами.
- И без этики?
- Даже иногда без этики, да. Голое понимание сути происходящего и есть ум. Демонстративный цинизм – это всегда удел безвкусных людей. Можно быть циником, но непременно маскировать это. Не выпячивать. Всё-таки укрываться «одеждами». Цинизм – обнаженный ум, а всё обнаженное имеет стыдную коннотацию.
И вот передо мной сидел усталый, бесконечно циничный, но одинокий и незлой человек. С большим сожалением рассказал, как он принял фильм «Солярис». Его позвали в Москву. Он посмотрел и, когда прошли титры и включился свет, встал и, обращаясь к Андрею ТАРКОВСКОМУ, сказал: «Послушайте, вы дурак?».
И, не дожидаясь ответа, покинул помещение. Даже разговаривать не стал. Для него это было омерзительное зрелище. После этого он зарекся давать разрешение на экранизацию своих книг.
Кшиштоф Занусси дал синхроны на трёх языках
На снимке: Кшиштоф Занусси.
- Точно так же долго я отлавливал Кшиштофа ЗАНУССИ (род. в 1939, польский кинорежиссёр, сценарист и продюсер, лауреат главного приза Венецианского кинофестиваля «Золотой лев» за фильм «Год спокойного солнца» (1984), обладатель множества международных и национальных наград. – Ред.). Ну как я уеду из Польши, не повидав его? У Занусси бешеный график, мой ассистент постоянно связывался с его ассистентом.
Послезавтра у него Париж, до этого было Мехико, потом будет Нью-Йорк. И вот мне говорят: рано утром такого-то числа в Варшаве у вас будет время с шести утра. Приехали по назначенному адресу за четверть часа. Какой-то служка провел нас в столовую, совмещенную с гостиницей.
И ровно в шесть в пиджаке, в галстуке бородатый Занусси приветствовал нас с легким акцентом. Первый вопрос:
- Cawa czy herbata? (Кофе или чай?)
Мы отказались от кофе.
- Как вы живете, люди? – изумился он. – Пока я не выпью три-четыре чашки крепчайшего кофе, у меня глаза не открываются.
Он сразу понял, в чем суть фильма, о чем надо говорить, на чем нужно поставить акцент. С одинаковой легкостью сделал это по-русски, по-польски и по-немецки – ему всё равно. А поскольку моя картина выходила на трех языках, на них я и записал синхроны Занусси.
Мы были у него часа полтора часа. И случился досадный инцидент. Мой продюсер был жадный немец, шваб. Он экономил на сотрудниках и заставил нашего бедного водителя Марека стать еще тонмейстером, «звукачом». Марек, обычный польский шофер, кое-как освоил эту специальность, хотя опыта у него никакого, конечно, не было. И во время съемки разъем отсоединился, у меня погибла половина материала.
- Марек, как ты мог? Почему не остановил съемку?
- Jak to może być? Taki wielki pan mówi! (Как можно? Такой большой человек говорит!)
Наивный, из простых, но он знал, кто такой пан Кшиштоф Занусси, между прочим.
Знал всех, кого мы снимали.
Адам Михник сказал мне о Назарбаеве: «Очень умный человек»
На снимке: Адам Михник.
- В том числе Адама МИХНИКА. Он сидел в крошечном кабинетике, больше похожем на чулан, меньше я не видел. И это кабинет главного редактора «Gazety Wyborczei»!
- Напомни молодой публике, кто он был и есть.
- Правозащитник, один из деятелей «Солидарности», отсидевший положенное количество лет, блистательный публицист, писатель. Человек, который до сих пор с большой симпатией относится к русской культуре и к России. Не русофоб, что свойственно полякам, а, скорее, русофил. До сих пор возглавляет влиятельнейшую польскую газету.
Его стол был завален всякой всячиной. Но больше всего там было сигаретных пачек – самых разных марок и калибров. Он очень много курил – сквозь надсадный кашель – самые дешевые и крепкие сигареты, только польские. И сильно заикался.
Страстный человек, замечательный просто. Михник говорил о том, как диссидентская литература России повлияла на польское освободительное движение. Как прислушивались к САХАРОВУ, СОЛЖЕНИЦЫНУ, тем людям, которые в день оккупации Чехословакии в 1968 году вышли на Красную площадь.
Мы подружились. Позже он приехал в Алма-Ату и попросил устроить интервью с НАЗАРБАЕВЫМ. Всё, что я мог сделать, - это обратиться к тогдашнему пресс-секретарю президента Дулату КУАНЫШЕВУ (ныне посол РК в Израиле. – Ред.). Дулат устроил. Адам вышел после беседы возбужденный и сказал:
- To bardzo mądry człowiek! Iść pić piwo. (Очень умный человек! Пойдем пивка выпьем.)
В нем какой-то дикий темперамент, совершенно не польский.
На «Хабаре» я организовал встречу с Михником, на которую привез совсем старенького Александра Лазаревича ЖОВТИСА (1923 - 1999, казахстанский писатель, литературовед, переводчик, педагог, доктор филологических наук, профессор Алма-Атинского университета им. Абая. – Ред.), который считал Адама своим другом. Слава богу, я обещал – и это сделал.
Когда я уезжал из Польши, Михник сказал мне: «Слушай, пиши для «Gazety Wyborczei», мы хорошо платим!». Вот такое ценное знакомство.
Барбара Брыльска: «Жизнь – это трудно. Это я поняла после смерти дочери»
На снимке: Барбара Брыльска.
- Пани Барбару БРЫЛЬСКУ я очень долго уламывал через помощников на встречу. Тогда едва истек год после гибели ее дочери, она никого не принимала и нигде не показывалась. И это был единственный персонаж, который потребовал гонорар, больше никто этого не делал – только она. С нас запросили пять миллионов злотых.
- Это сколько в американской валюте на то время?
- Думаю, не больше 50 долларов. Там жуткая инфляция была. Деньги заблаговременно были уплачены.
- Но для такой звезды это же мелочь! Она нуждалась?
- Она нуждалась буквально! Кстати, курила те же самые дешевые польские сигареты «Mars», что и Адам Михник: хуже «Примы», такой горлодер!
Ну вот, она приняла у себя. В Польше удивительно маленькие квартиры, клаустрофобического размера, как пеналы. Наверное, меньше только в Токио, но я там не был ни у кого в гостях. Мы тут со своими хрущобами просто жируем. А в Варшаве возникает ощущение, что ты в кукольном доме. Вот такая «трёшка» была и у Барбары.
Я вытащил на середину комнаты кресла. А снимал мой продюсер-немец, он выучился к тому времени, ему нравилось снимать.
- Опять же из экономии?
- Ну да! Он ни хрена не понимал, о чем идет речь. Но ему хотелось присутствовать, и он вызвался быть оператором. Я боялся, что он загубит съемку. И частично он загубил. Барбара села в кресло: открытая юбка, стройные ноги. Вообще красивая женщина, потрясающе красивая! И у нее басовый женский голос, необычайно чувственный. Продюсер-оператор Альфред ДИГОЛЬД громко шепчет: «Vladimir! Mein Gott! Was sie hatte schöne Beine!» («Владимир! Бог мой! Какие у нее красивые ноги!») А она всё слышит. А этот дурак камерой на ее ноги всё наезжает.
Грустная, убитая горем женщина. Она очень хороша на крупном плане. Я снял ее немного жестковато: она не гримировалась, чуть-чуть подкрасила губы. Говорила о своей дочери. О том, что «жизнь – это не только радоваться и гуляться, жизнь – это трудно, это я поняла после смерти Баси».
Конечно, вспомнили «Иронию судьбы»: о, Рязанов, Мягков! Так очаровательно это произносила.
«А когда возвращалась в Варшаву, - рассказывала она, - польские киностудии не давали мне заказов. Там в актерском отделе говорили режиссерам: «Ona jest w Rosji lub w Niemczech» («Она в России или в Германии»). И я часто сидела без денег: годами не было ролей».
Вот такие грустные истории она мне рассказала. И это хорошо легло в финал фильма. В Варшаве есть плац Конституции, где развязки и поворотные круги всех трамваев. Мы выбрали такую точку, где их много, и я проложил этот план ее синхроном.
Фото: kp.ru, aif.ru, staroeradio.ru, сulture.pl, gefter.ru, kino-teatr.ru.
Продолжение следует.
