Вопреки расхожим представлениям, СССР в тридцатые годы управлялся примерно также плохо, как и Российская Империя
Надо помнить, что страной руководила коммунистическая партия, не имевшая при этом никаких конституционных, то есть законных полномочий. Но коммунистическая партия, тогда она называлась Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков) (ВКП(б)), была правящей партией, разрабатывавшей стратегию развития страны, которую должны были реализовывать все без исключения организации, учреждения и предприятия страны.
Раз ВКП(б) правящая партия, то на все руководящие должности занимали коммунисты. Поэтому партийный аппарат контролировал все кадровые перестановки. Отсюда и “номенклатура” - номенклатура должностей, за назначение на которые отвечал тот или иной партийный орган. Например, генеральный директор Балхашского горно-металлургического комбината входил в номенклатуру ЦК ВКП(б). Наркомат тяжелой промышленности (с 1939 г. наркомат цветной металлургии) мог только рекомендовать к назначению/снятию ту или иную кандидатуру, хотя в конечном итоге приказ о назначении/снятии подписывал все-таки нарком. Местные партийные организации (ЦК Компартии Казахстана (с 1937 г) или Карагандинский обком партии) вообще оставались в стороне от кадровых решений.
В стране по факту была создана система двойного подчинения, когда любой начальник, будь то директор завода или директор школы, с одной стороны подчинялся партийным органам, а с другой - стороны вышестоящим органам в рамках своего наркомата.
Но был еще один подвох в этой системе. Продолжим наш пример. Руководитель БГМК, как коммунист стоял на учете в местной партийной организации и обязан был исполнять ее решения. Более того, производственные планы БГМК входили в планы Карагандинской области. И Карагандинский обком ВКП (Б) должен был контролировать работу руководства БГМК, на которое он никакого влияния не имел. В теории бюро обкома могло объявить выговор или даже исключить из партии генерального директора комбината, но на практике это было невозможно.
Вся эта и так фантасмагорическая ситуация усугубилась Большим террором 1937 – 1938 гг., когда органы НКВД (точнее Главного управления государственной безопасности) могли репрессировать любого без согласования с кем бы то ни было. Правда, в конце 1938 г. этой практике был положен предел, и было принято соответствующее решение Политбюро ЦК ВКП(Б). Но страх лишиться свободы, а то и жизни без всякой причины остался.
Размытость подчиненности и страх репрессий привели к тому, что основной заботой руководителей всех уровней стало снятие с себя ответственности за чтобы то ни было. Найти объективные причины для того, чтобы не исполнить указания от вышестоящих инстанций, стало более важным, чем найти способы их исполнить.
Масштабы управленческого хаоса были таковы, что ему был посвящен соответствующий раздел в Постановлении XVIII конференции ВКП(Б). В частности, в нем констатируется, что наркоматы не проверяют исполнение своих решений директорами предприятий, не понимая, что решения принимаются не для самих решений, а для их исполнения, не понимая, что главную часть руководящей работы должна составлять не заседательская работа и не принятие решений, а повседневная проверка исполнения этих решений. Про местные партийные комитеты было сказано, что особенно плохо горкомы и обкомы партии занимаются предприятиями и промышленными стройками, подчиненными союзным наркоматам, ошибочно полагая, что за состояние дел на этих предприятиях и стройках отвечают исключительно наркоматы.
Система перекладывания ответственности вела к тому, что высшее руководство страны должно было заниматься решением не самых значительных проблем. Например, обеспечением нефтяников бурильными трубами, о чем рассказывает в своих воспоминаниях Н. Байбаков.
Вся система управления страной привела к катастрофе 1941 г. Нужно было что-то менять.
Война
Перестройка управления страной (руководства военными действиями затрагивать не будем) началась практически сразу после начала войны. Никакого заранее подготовленного и продуманного плана не было. Все изменения диктовались потребностями войны. Тем не менее, пусть и стихийно, сложилась некоторая система.
В самом начале войны, 30 июня 1941 г., был создан Государственный Комитет обороны (ГКО), который по факту стал высшим органом государственного управления в стране. Сам ГКО был наделен чрезвычайными полномочиями, но деятельность его законодательно никак не регулировалась. При этом сохранялись законные органы власти - Совнарком и Президиум Верховного Совета СССР. ГКО подменял собой и партийные структуры – политбюро и секретариат ЦК ВКП(б).
Можно было бы говорить об усилении централизации власти, на самом деле, как бы это парадоксально не звучало, речь шла о децентрализации власти.
Во-первых, на членов ГКО было возложено курирование наиболее важных и ответственных направлений. И для того, чтобы успешно справится с возложенными на них задачами, они получили значительную административную самостоятельность, какой до войны у них не было. Сталин был председателем ГКО, но редко принимал участие в его заседаниях и в большинстве случаев просто подписывал решения, подготовленных без его участия. Более того, он даже не входил в состав Оперативного бюро ГКО, созданного в декабре 1942 г. для управления транспортом и отраслями промышленности, работавшими на нужды фронта. Оперативное бюро принимало решения, не согласуя их с вождем.
Во-вторых, возник институт уполномоченных ГКО, которые должны были решать специальные задачи на местах. Причем его указания были обязательными как для военных, так и для гражданских органов власти. Это ликвидировало в той сфере деятельности, за которую отвечал уполномоченный, множественную подчиненность. Очень часто уполномоченными ГКО становились руководители республиканских, краевых и областных партийных организаций.
В-третьих, в явочном порядке выросла ответственность и возникли новые полномочия у местных руководителей. Им приходилось решать задачи, которые кроме них решать было не кому. Например, прием и размещение эвакуированных предприятий, а за тем обеспечения их запуска.
Не все было эффективно, были ошибки и упущения. Но система управления в целом с проблемами справлялась.
Последствия
СССР выстоял в войне и победил. Более того, даже несмотря на частичный возврат к старой модели управления, новые методы позволили в достаточно короткие сроки восстановить экономику войны.
Но были и побочные эффекты. Партийная и советская бюрократия, руководители наркоматов, главков, предприятий и учреждений осознали свою роль и свою важность в победе страны над гитлеровской Германией, что породило у них определенные амбиции. Сталину удалось их осадить за счет “Ленинградского дела”, в ходе которого были репрессированы выходцы из Ленинграда в высших эшелонах власти (Н. Вознесенский и А. Кузнецов) и руководители ленинградской партийной организации. Это было демонстрацией того, что Сталин в случае чего расправится с любым, невзирая на прошлые заслуги.
Бюрократия не выступила против Сталина. Возможно, не только из страха, но и потому, что не видела ему альтернативы. Но амбиции и осознание того, что она может решать сложные задачи, остались.
Когда возник конфликт между Н. Хрущевым и сталинскими соратниками В. Молотовым, Л. Кагановичем, Г. Маленковым и другими, партийная бюрократия однозначно поддержала Н. Хрущева, потому что он гарантировал ей определенную самостоятельность.
Когда же сам Н. Хрущев покусился на самостоятельность партийной бюрократии, то она сместила и его.
Проекция на наши дни
Надо сразу признать, что масштаб проблем, которые получил путинский руководящий класс после начала войны с Украиной, не идет ни в какое сравнение с проблемами, которые выпали на долю царской или сталинской бюрократии.
Тем не менее, как утверждает Елена Шульман в своем докладе, прочитанном на международной конференции “Страна и мир: российские реалии 2023”, прошедшем в Берлине 23 – 24 ноября этого года, гражданская бюрократия уверена, что именно она удержала страну от катастрофы, и теперь политический режим ей обязан. “Мы не подвели режим, как военные, и не предали президента, как Пригожин”. Технократы пришли и на военные производства, это позволило увеличить производство вооружений.
Но никаких новых возможностей перед ней не открывается. Война должна была бы дать много новых вакансий, но не дает ни одной – этим недовольны и “патриоты”, и правящий класс. Не появился “карьерный лифт” через новые территории, что декларировал Кириенко. Лифт не заработал, система остается крайне консервативной, никакая “активная патриотическая молодежь” не получает кадровых значений.
Для путинской политической системы появились новые риски. Н. Петров в своем докладе на этой же конференции указывает на то, что в России господствует правовой релятивизм, система сплошь и рядом нарушает свои правила. Можно брать заключенных на войну, создавать ЧВК и т.д. Система так сильно увязла в тактике и реактивности, что вопросы другой стратегии даже не ставятся. И Путину это не нужно. Это персонализм в его высшей форме: правил нет, и без Путина непонятно будет как решать вопросы. Конструкция кажется железобетонной, но может легко рассыпаться.
Сталин добился лояльности бюрократии за счет страха. У Путина это может не получиться.
Фото: argumentua.com.
ПОДЕЛИТЬСЯ СВОИМ МНЕНИЕМ И ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ ВЫ МОЖЕТЕ НА НАШЕМ КАНАЛЕ В TELEGRAM!
