Победа над бюрократией поможет Казахстану справиться с рецессией
Новости экономики лучше не читать – одно расстройство. Крупнейшие компании страны, доноры бюджета, обеспечивающие работой десятки тысяч человек, едва ли не наперегонки норовят огорчить. «АлселорМиттал» хочет сократить зарплату на 25 процентов. КТЖ вводит 4-дневный режим работы, нефтяники говорят об убытках. Даже птицефабрика в Карагандинской области раздает 150 тысяч кур-несушек, которых нечем кормить. Это уже кризис?
- Это еще не кризис – это предкризисное явление, - утверждает экономист Жарас АХМЕТОВ. - Если под кризисом понимать долгосрочный спад ВВП, то у нас этого нет.
- А что мы тогда получим во время кризиса?
- Экономический кризис в классическом понимании - это длительное в течение нескольких кварталов падение ВВП. А у нас по итогам года небольшой, но рост ВВП все же будет.
- Это будет нарисованный или фактический рост ВВП?
- Я думаю, фактический рост прирост ВВП. Что-то принесет торговля, что-то - строительство, услуги. Некоторый прирост будет, но он будет небольшой.
- Можно ли избежать последствий кризиса или как-то их минимизировать?
- У нас маленькая экономика, которая очень сильно зависит от внешних факторов. Если цены на основные виды сырья – нефть, металлы - останутся такими же низкими, как сейчас, то есть конъюнктура будет такая же неблагоприятная, то мы получим кризис: мы будем либо около нуля (нулевого роста ВВП – М.А.) топтаться, либо уйдем в минус. Соответственно, мы увидим снижение доходов населения, рост безработицы и сокращение ВВП. Чтобы предметно говорить, надо посмотреть статистику за третий квартал, но она выйдет только в сентябре. Пока внешняя конъюнктура неблагоприятная, ситуация будет ухудшаться. Если цены на сырье вдруг пойдут вверх, то мы вздохнем свободно и за счет бюджетного и квазигосударственного финансирования так или иначе снова получим небольшой рост ВВП.
Неблагоприятная тенденция сложилась сразу после выхода из кризиса 2009-го, когда темпы роста ВВП у нас каждый год снижались на 1-2 процента, 2014 год мы закрыли с приростом в 4,2 процента. Отмечу, что у нас не было такого глубокого кризиса, как в России, мы все-таки показали небольшой прирост ВВП.
В 1998-1999 годах мы реально были глубоком кризисе. Но уже в 1999-2000 годах мы показали рост экономики на 12 процентов. Да, тогда была низкая база, от которой пошел отсчет, поэтому был такой большой прирост, но он продержался до 2004 года при том, что в этот период цены на нефть не были так высоки. Надо понимать, что тогда Казахстан вышел из кризиса с таким ростом благодаря структурным системным реформам. Мы приняли Налоговый кодекс, провели пенсионную реформу . В 1998 году была создана фондовая биржа, введена частная собственность на землю, сделаны послабления для открытия своего нового дела, то есть был очень большой комплекс системных реформ.
Однако, когда цены на нефть пошли вверх, реформы начали постепенно сворачиваться или консервироваться. Но сейчас пришло время вспомнить о них и доделать то, что планировали, но не доделали. Что-то новое тоже необходимо сделать, например, провести либерализацию финансовых рынков и в первую очередь развить фондовый рынок.
Наверное, есть возможность смягчить кредитно-денежную политику, чтобы насытить экономику деньгами. Само собой, нужно сократить присутствие государства в экономике, разобраться с национальными компаниями. Государству надо провести приватизацию и создать конкурентную среду. Вообще, достаточно много того, что можно и нужно делать, чтобы преодолеть или вылечить наши системные болезни. Это даст достаточно быстрый эффект, как это было в 99 году.
- Уже было объявлено о пяти структурных реформах и 100 конкретных шагах. Там есть то, о чем вы говорите?
- Я программу «100 шагов» внимательно не читал, поэтому мне трудно сказать, а по пяти реформам – да, они в принципе направлены на дальнейшую либерализацию общественной жизни. Тут весь вопрос в том, насколько активно государственный аппарат будет противодействовать переменам. Реализация этих пяти реформ, о которых объявил президент, должна серьезно ослабить бюрократию, лишить ее источника дополнительных доходов и вряд ли они сдадут свои позиции без боя. Обязательно будет бюрократическое сопротивление. Тут все зависит от того, удастся ли президенту преодолеть это сопротивление, насколько быстро и эффективно это будет сделано.
- Мы сейчас оперируем темпами роста ВВП, реформами и т.д. Но у конкретных шахтеров или нефтяников ощутимо срежут зарплату, а у них висят кредиты, им надо в школу отправлять детей, квартплата выросла и так далее. Насколько, на ваш взгляд, велика угроза социальных потрясений?
- Мне трудно ответить на этот вопрос…
- В 1998 году пошли на реформы, потому что митингов боялись?
- Реформы тогда проводили не от страха социальных потрясений, а потому что в старой советской парадигме развитие было невозможным, мы зашли в тупик. Просто необходимо было проводить либеральные рыночные реформы. Тогда, в общем-то, была уже проведена конституционная реформа, реформа местного самоуправления и президент уверенно держал бразды правления. Насколько я помню, одним из инициаторов и автором реформ был Ержан УТЕМБАЕВ .
- А что сейчас, в 2015 году, может мотивировать власти на проведение реформ?
- Угроза реального экономического кризиса должна мотивировать. Когда мы говорим о социальных потрясениях, то тут надо опираться на исторический опыт и понимать, что сами по себе восстания, народное возмущение сильно устои государства не подрывают, их легко локализовать и погасить. Распад начинается, когда элиты отворачиваются от власти. Если в острый кризисный момент элиты отворачиваются от руководства, то жди беды. В 1905-1907 годы в той же Российской империи элиты поддержали царя, поэтому он власть удержал. А в 1917 году элита не поддержала царя и власть он потерял. Возьмите любую революцию – например, английскую революцию 1642 года. Парламент и часть аристократии отвернулись от Карла I, он несколько лет бегал по стране с верными шотландцами, которые в конце концов его и предали. В 1789 году элиты отвернулись от Людовика XVI и король потерял все. Но пока существует определенная монолитность элит, социальные потрясения или выступления не так страшны.
- Давайте вернемся к началу нашей беседы. Если предположить, что все так и будет развиваться и тренды в мировой экономике сохранятся, нефть в цене не вырастет, когда к нам кризис придет?
- В прошлом году мы показали 4,2 процента роста ВВП, в этом году он будет в районе трех или ниже, в следующем году мы потеряем процент или полтора процента. Еще через год может начаться либо стагнация, когда рост будет в районе одного процента или нуля, либо мы уйдем в минус. Если не будет проведено реформ или не будет благоприятной внешней конъюнктуры, то лучший сценарий для нас на следующий год - стагнация, а худший – это кризис.
