Спустя 100 лет после Октября новые революционные волны с определенной регулярностью накрывают как страны, так и даже целые регионы мира
Читайте предыдущую статью Досыма САТПАЕВА «Должна быть конкуренция мозгов, а не понтов».
От «бархатных» до «цветных»
Это обстоятельство дает повод задуматься о природе такой смены власти, которая порой приводит к совершенно разным результатам.
Незадолго до развала СССР и сразу после него на антикоммунистической волне прошли «бархатные революции» в странах Восточной Европы и даже в Монголии, причем относительно спокойно и мирно.
В первой половине 2000-х на постсоветском пространстве - в Грузии, Кыргызстане, на Украине - грянули «цветные революции».
Тогда у многих уже испарилась эйфория начала 1990-х по поводу того, что будущее будет напоминать движение из пункта «С» (Советский Союз) в пункт «Д» (демократические политические системы).
Хотя результат этих революций сильно отличается. Успешной оказалась пока только модель политического развития Грузии. При этом постреволюционная ситуация в этой стране, да и в Незалежной привела чуть позже к потере части территории.
На сегодня определенные успехи в политическом развитии есть и у Кыргызстана, где две революции в 2005 и 2010 годах привели к тому, что в 2011-м и 2017-м в этой стране - впервые в Центральной Азии - прошли более или менее конкурентные президентские выборы, которые сформировали другой тип политиков.
И тот политический и экономический конфликт между Кыргызстаном и Казахстаном, который мы сейчас наблюдаем, является, в том числе, конфликтом двух моделей политического поведения, имеющих корни в разных системах общественного устройства.
В любом случае, интересно то, что когда-то мы все вышли из одной «советской шинели», но спустя двадцать шесть лет после распада Союза стали отличаться друг от друга. В одних политических системах были созданы более или менее демократические режимы, в других - разные формы авторитаризма.
На данный момент существуют такие разные формы постсоветского транзита, как прогрессивный (качественная эволюция), регрессивный (откат к закрытым системам) и ретроспективный (видоизмененное проецирование некоторых элементов советской политической идеологии), который сейчас наблюдается в России.
Искры и пламя
В истории человечества были и есть три идеи, за которыми шли массы. Во-первых, идея социальной справедливости. Во-вторых, спасение нации. В-третьих, религиозное очищение. Хотя часто все они могут неплохо сочетаться друг с другом. И основная часть революций и переворотов в проходили обычно под этими лозунгами в разных вариациях.
В. И. ЛЕНИН говорил, что не из всякой революционной ситуации возникает революция. То есть любая революция требует гораздо больше факторов, чем просто наличие социальной напряженности или наложение экономического кризиса на политический.
Кстати, Джон РИД, автор книги «Десять дней, которые потрясли мир» об Октябрьской революции 1917 года, восстание большевиков называл «поразительнейшей авантюрой», чей результат не был ясен и самим инициаторам. Это и понятно: долгое время большевики были не только запрещены как политическая организация, но также не могли похвалиться большим количеством своих сторонников. Партия социалистов-революционеров, или «эсеров», к лету 1917-го имела в своем составе около миллиона человек. Конституционно-демократическая партия, больше известная как «кадеты», в том же году насчитывала около 50 тыс. А численность большевиков в революционном феврале составляла всего 24 тыс.
Это говорит о том, что количество - еще не признак силы. И это один из уроков для многих современных политических режимов, где искренне верят в то, что большое количество членов пропрезидентских партий является гарантией политической стабильности и лояльности населения.
Когда страх перед неопределенным будущим ослабевает перед неудовлетворенностью своим настоящим, активное меньшинство запускает цепную реакцию, затем уже охватывающую массы. И чаще выигрывает тот, кто первым это понимает.
Конечно, необходимо стечение благоприятных обстоятельств, в том числе и внешних. В 1917 году это, в том числе, была усталость народа от Первой мировой войны. Перед своим падением Советский Союз также находился в состоянии жесткого экономического кризиса, в том числе из-за резкого падения цен на нефть, в котором многие видели руку США и Саудовской Аравии.
Надежды сменяются разочарованиями
При этом не все революции оправдывали возложенные на них надежды. 100 лет назад так было с Февральской и Октябрьской революциями. Разочарование в результатах первой революции привело к появлению второй, после которой уже началась серьезная борьба за власть - сначала между «красными» и «белыми», а потом уже среди победителей, что породило политические репрессии, в огне которых сгорело и немало представителей казахской интеллигенции, в том числе основатели партии «Алаш».
Здесь интересна точка зрения социолога и публициста левого толка Александра ТАРАСОВА о том, что сталинский режим в действительности был «контрреволюционным режимом в революционных одеждах».
«Революции разочарований» характерны и для современной политики. В некоторых случаях сместить действующую власть бывает гораздо легче, чем сформировать новую работающую политическую систему.
Наглядным примером стала революционная волна в 2011 году, которая вызвала «эффект домино» в арабском мире. Но в одних случаях, как в Ливии, она привела к хаосу и анархии, а в Тунисе, с которого всё и началось, - наоборот, к появлению относительно демократической формы правления на основе политического консенсуса между исламистскими партиями и сторонниками светского пути развития.
Как итог, в 2015 году Нобелевскую премию мира присудили «Квартету национального диалога в Тунисе» за решающий вклад в создание плюралистической демократии в стране после «жасминовой революции» 2011 года. Как говорил один из теоретиков анархизма Михаил БАКУНИН: «Вопрос не в том, будет или не будет революция, а в том, будет ли исход ее мирный или кровавый».
«Арабская весна» указала на новый интересный тренд. Именно молодежь, new generation постколониального периода, более образованная и менее довольная своим социальным положением, становится движущей силой разрушения устоявшихся политических систем, существовавших не одно десятилетие.
Выход из тупика
Иногда невозможно спасти систему, которая обречена. Можно лишь продлить ее агонию. В других случаях еще есть шанс провести системные реформы, чтобы из железнодорожного политического тупика перейти на рельсы эволюционного развития. Некоторые эксперты считают, что реформы надо начинать не с демократизации, а с предварительной либерализации режима сверху.
В политической науке это называется «абдикация», или реформа сверху, конечным результатом которой является создание конкурентной системы, состоящей не из политических фейков, а из сильных институтов - от партий и парламента до органов местных самоуправлений.
А революции часто начинаются не только из-за того, что верхи уже не могут управлять по-старому, а низы не в силах по-старому жить, но и потому, что верхи даже не осознают наличие этой проблемы.
У Николая БЕРДЯЕВА есть очень хорошая мысль: «В революции искупаются грехи прошлого. Революция всегда говорит о том, что власть имеющие не исполнили своего назначения».
Разложение системы начинается, когда монолитная власть становится рыхлой, фрагментарной и недееспособной, а в элите начинаются разброд, шатания и коррупционная вакханалия. Ирония судьбы заключается в том, что когда-то это погубило царский режим, а затем развалило и Советский Союз.
Через несколько лет после Октябрьской революции от «эсеров», «кадетов» и других партий ничего не осталось. То же самое произошло и с 18-миллионной КПСС в большинстве бывших советских республик. В том числе и потому, что большинство видело в этой партии лишь карьерный лифт вверх, где советская номенклатура уже сама перестала верить в свои же слова о «светлом будущем». А параллельно «кухонная демократия» и синдром «двоемыслия» давно охватили общество.
Схожие тренды мы сейчас наблюдаем и в Казахстане, где во власть чаще рвутся карьеристы и временщики, а не государственники. Вряд ли их можно назвать прочным фундаментом для политической системы.
Как правильно кто-то сказал: «Если история - это политика, которую уже нельзя исправить, то политика - это история, которую еще можно исправить».
