Министерство по инвестициям и развитию РК стимулирует не инновации, а уклонение от налогов
В конце прошлого месяца на Ratel.kz вышло интервью с депутатом парламента от Коммунистической народной партии Казахстана (КНПК) Галиной БАЙМАХАНОВОЙ «Куда ежегодно пропадают 100 миллиардов?» Депутат рассказала, что каждый недропользователь обязан отчислять один процент от прибыли на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы (НИОКР). В 2014 году, по словам Баймахановой, платежи недропользователей на НИОКР составили около 100 млрд тенге.
Г-жа Баймаханова посетовала, что геология не получает из этих денег ни копейки, хотя прежде каждое добывающее предприятие вкладывало деньги в разведку и исследование недр. Даже существовало правило: за каждую добытую тонну требовалось прирастить две тонны запасов.
Я решила выяснить, на что были потрачены эти 100 млрд, и обратилась в Министерство по инвестициям и развитию (МИР РК). Вице-министр Альберт РАУ ответил, что его ведомство контролирует исполнение контрактов на недропользование лишь по подземным водам, лечебным грязям и твердым полезным ископаемым, за исключением урана и угля.
По данным МИР РК, финансирование НИОКР недропользователей составило:
в 2012 году - 2 млрд 800млн 391 тыс. тенге;
в 2013 году - 2 млрд 909 млн 153 тыс. тенге;
в 2014 году - 7 млрд 725 млн 817 тыс. тенге;
в 2015 году - 6 млрд 444 млн 742 тыс. тенге.
Вице-министр сослался на Закон «О государственной поддержке индустриально-инновационной деятельности», принятый в 2012 году, и поправки в Закон РК «О недрах и недропользовании», обязывающие недропользователей ежегодно финансировать научно- исследовательские, научно-технические и (или) опытно-конструкторские работы казахстанских производителей, а также проекты участников кластера «Парк инновационных технологий».
В соответствии с нормами закона недропользователь может расходовать эти средства по своему усмотрению. За более подробной информацией нам посоветовали обратиться непосредственно к недропользователям.
Получается, что деньги, которые должны идти на научные исследования во благо государства, остаются у недропользователей, которые, по словам Баймахановой, не очень заинтересованы в геологоразведке. За годы независимости не было открыто ни одного крупного месторождения. А вскоре в Казахстане могут встать металлургические предприятия, оставшиеся без рудной базы. Но при этом МИР РК даже не в курсе, на что тратятся деньги, оставляемые у недропользователей.
Аналогичный запрос мы отправили и в Министерство энергетики, которое контролирует исполнение контрактов по добыче углеводородного сырья, угля и урана, но ответа не получили.
Между тем, по данным налоговой службы, в 2014 году было добыто углеводородов на сумму 10 трлн тенге, но сколько денег из общей выручки нефтедобытчиков приходится на НИОКР - выяснить невозможно.
Ответ г-на Рау оказался достаточно размытым. Вице-министр не стал расшифровывать, на что конкретно были потрачены деньги от недропользователей, предназначенные на НИОКР.
Я попросила кандидата физико-математических наук Тахира ТАКАБАЕВА прокомментировать ответ вице-министра по инвестициям и развитию. Г-н Такабаев является пионером в части внедрения инноваций. В прошлом он возглавлял вычислительный центр Национальной академии наук, а сейчас является менеджером ТОО «Академсеть», которое владеет крупным коммерческим дата-центром. Он весьма скептически оценивает экономический эффект от вложений в «Парки инновационных технологий» (ПИТ).
- Начну с объемов финансирования НИОКР, - сказал Тахир Такабаев. - Вице-министр МИР ссылается на норму закона о финансировании недропользователями НИОКР в размере 1 процента дохода от своей контрактной деятельности, который они могут расходовать по своему усмотрению, потратив на НИОКР казахстанских поставщиков либо финансируя кластер ПИТ. Другие источники финансирования индустриально-инновационных технологий тоже есть, но он их не назвал. Однако, несмотря на достаточно большие объемы сумм, отмечу что в СССР финансирование НИОКР составляло до 5% ВВП. Не доходов от сырьевого сектора, как указал г-н Рау, а всего ВВП. Причем до 90% всех средств тратили на прикладные разработки. В то же время в системе фундаментальных исследований тогда работали 1,5 млн человек. В наше время первое место по затратам на НИОКР занимают США – более 2% ВВП. Это колоссальные суммы. Они и дают отдачу. То есть сотни миллиардов тенге, конечно же, не дотягивают до тех объемов ни в процентном, ни в абсолютном выражении.
Во-вторых, мне кажется, в искомой норме Закона «О недропользовании» ключевое слово – расходовать. То есть сказано, что недропользователь по своему усмотрению расходует средства на каких-то казахстанских производителей или на кластер ПИТ. О том, как они расходуют эти деньги, какова должна быть отдача и что самое, на мой взгляд, важное - какова привязка расходуемых сумм к росту инновационной доли доходов, г-н Рау почему-то промолчал. К примеру, будь норма о том, что один процент расходов должен давать рост инновационной доли доходов этих самых недропользователей не менее одного процента, то можно было бы оценить отдачу от НИОКР за обозреваемый период в несколько лет. Были бы какие-то статистические данные по оценке эффективности изобретательской и рационализаторской деятельности. А так - просто сведения о том, что потратили большое количество денег. Ну что ж, порадуемся за тех, кто получил эти деньги. Скажу лишь, что потраченных денег не так уж и много. Но, что еще более печально, расходовались они сомнительно.
В-третьих, насколько я помню, ПИТ «Алатау» раньше назывался «Парк информационных технологий», который был создан в рамках «Стратегии инновационно-индустриального развития Республики Казахстан на 2003-2015 гг.». Как он превратился в парк инновационных технологий - я не помню. Но сейчас он называется уже парком не только информационных технологий, а парком инновационных технологий. Видимо, одних информационных технологий на содержание парка не хватает. Там были еще названия типа Алатау IT-city, Techgarden и др. Длиннющий забор этого парка совпадает с ограждением Специальной экономической зоны (СЭЗ) ПИТ, наделенной достаточно большими налоговыми преференциями в соответствии с указом президента №1166 от 18 августа 2003 года. Если говорить в наиболее употребляемых сейчас терминах - офшорная зона, так сказать. Только не в Панаме и не на Багамских островах, а у нас под боком, фактически в черте города. Поэтому к оценке эффективности обычного городского бизнес-центра ПИТ с точки зрения государственных интересов, помимо потенциально истраченных там сумм, я бы добавил сумму недополученных бюджетом средств по различным видам налогов. Точные суммы, наверное, может назвать Комитет государственных доходов Минфина.
Понятное дело - если бизнес зарегистрировался в СЭЗ, то это или стартап, то есть бизнес с нуля, как предполагалось в идеале, или предприниматель, пришедший откуда-то из других регионов РК. Крупных стартапов с прозрачным источником финансирования у нас немного. А вот количество перешедших под сень СЭЗ ПИТ в целях оптимизации налогов можно посчитать по листу резидентов ПИТ. Туда стремятся попасть, например, интернет-магазины и другие интересные проекты. Якобы государство должно быть заинтересовано в этом. Хотя я считаю, что в оценку деятельности СЭЗ надо ставить не общий доход резидентов СЭЗ, а только лишь прирост их выручки, полученный в результате перехода в ПИТ. У многих компаний - падение выручки из-за кризиса. То есть получается, что СЭЗ своими налоговыми льготами стимулирует не инновации, а уклонение от уплаты налогов.
На вопрос, можно ли оценить экономический эффект от вложений в ПИТ, - скажу: да, можно. Нужно сложить сумму затрат на создание и содержание ПИТ с суммой недополученных государством налогов и сопоставить с приростом выручки резидентов СЭЗ. Итог однозначно будет отрицательным.
