Тамара Симахина: Процесс досудебного расследования полностью закрыт от общества
В четверг, 13 февраля, мы опубликовали мнение известного адвоката Джохара УТЕБЕКОВА, который заявил, что у правоохранителей монопольное право на освещение любого резонансного процесса с обвинительным уклоном.
О том, насколько опасен широко применяемый органами дознания и судьями запрет на разглашение информации, причем не только для журналистов, но и для тех, кто принимал заставляющую молчать общество норму, рассказала руководитель юридической службы Фонда "Әділ сөз" Тамара СИМАХИНА.
- Мы считаем, что норма, предусмотренная Уголовно-процессуальным кодексом (УПК), запрещающая следователю предоставлять какую-либо информацию о досудебном расследовании, привела к тому, что область досудебного расследования по уголовным делам полностью закрыта от общества, - говорит Тамара Симахина.
- Следователь не имеет права ответить на вопросы журналистов. Представители СМИ вынуждены обращаться в прокуратуру, чтобы прокурор дал согласие на то, чтобы информацию, которую журналисты запрашивают, следователь предоставил. Но практика у нас пошла еще дальше. За последние два года у нас в фонде зафиксированы несколько случаев, когда журналисты обращаются к прокурорам соответствующего уровня - район, город, область. Из прокуратуры приходит ответ, с этим запросом они должны обратиться в Генеральную прокуратуру. Что, Генеральной прокуратуре больше заниматься нечем, как отслеживать по всей стране, какую информацию, по кому делу, какому журналисту можно предоставить? Это не только нарушение УПК, мы считаем, что это полностью закрывает информацию не только от журналистов, но и, самое главное, от всего казахстанского общества. Руководство страны последние лет 10 говорит о том, что мы будем бороться с коррупцией, что нужно предавать гласности эти случаи, но получается, что это чистой воды популизм. Потому что на деле общество не имеет возможности получить какую-либо информацию о проведении досудебных расследований по коррупционным преступлениям. То есть мы, граждане Казахстана, вообще не знаем, какие дела расследуются, какие дела дошли до суда. Доступ к информации появляется, когда дело рассматривается в суде. И то, если судебный процесс открыт, потому что некоторые коррупционные дела под разными предлогами рассматриваются в закрытом режиме. Таким образом, одна единственная норма УПК полностью закрыла доступ к общественно-значимой информации. Мы считаем это нарушением права казахстанцев на получении информации.
- В практике фонда есть примеры негативных последствий правоприменительной практики?
- Мы уже дошли до маразма! Журналисты оказались в патовой ситуации. Возможно, скоро начнется судебный процесс по одному делу. История такая: журналисты получили информацию о том, что в отношении одной из коммерческих компаний ведется досудебное расследование по факту мошенничества. Журналисты опубликовали информацию, достоверно зная, что расследование начато, но источник информации они открыть не могут. Так вот, те люди, в отношении которых действительно ведется досудебное расследование, предъявили претензию - они требуют опубликовать опровержение, и реально вырисовывается гражданский процесс по иску к журналисту. Как я предполагаю, этот судебный процесс инициируют с единственной целью – добиться раскрытия источника информации. Журналист имеет право не открывать источник информации, однако суд вынесет письменное определение, обязывающее журналиста сделать это. Если он ослушается, его могут привлечь к ответственности за злостное уклонение от исполнения судебного акта. Вот такая схема. С одной стороны, журналист подготовил материал о том, что кого-то подозревают в мошенничестве за организацию очередной финансовой пирамиды, от которой уже пострадало несколько десятков человек, которые и обратились в полицию. С другой стороны, информация важна для тех, кто еще не решился заявить в правоохранительные органы о том, как лишился денег в этой пирамиде! Чтобы они знали, что ведется такое расследование, и тоже могли бы присоединиться и защитить свои права.
- Выходит, скорее сядут не мошенники, а журналисты?
- В зоне риска оказались журналист и главный редактор. Сейчас это дело находится на стадии досудебной претензии, но перспектива уже очевидна. В некоторых случаях закрывается информация даже о самом факте регистрации заявления и начале досудебного расследования. Вроде в городе все знают, к примеру, что против какого-то чиновника начато досудебное расследование по коррупционному преступлению. Следователь связан законом, он не может ничего говорить, прокурор отправляет журналистов в Генпрокуратуру, потерпевшие, подозреваемые, их адвокаты – все связаны подпиской о неразглашении. Всё, круг замкнулся, информации нет. Но зачастую потерпевшие или, наоборот, подозреваемые заинтересованы в том, чтобы общественность была информирована о том, какое расследование начато, какие нарушения допускаются. Как бы мы скептично не относились к нашему гражданскому обществу но, тем не менее, контроль общества может появиться только тогда, когда информация становится общедоступной. Гласность – один из важных механизмов, препятствующих нарушению законов в ходе проведения досудебного расследования. А сейчас адвокаты и участники уголовного процесса не могут ни слова сказать, потому что понимают, если они нарушат подписку о неразглашении, они тем самым ухудшат свое положение. Тем более, что за разглашение предусмотрена уголовная ответственность.
- Уже были ли случаи, когда сажали людей за разглашение?
- В отношении журналистов таких прецедентов не было, но все может быть.
- Эта норма противоречит Конституции, праву на свободу слова и доступ к информации?
- В Международном Пакте о гражданских и политических правах есть оговорка о том, что в необходимых случаях это право может быть законом ограничено - есть госсекреты, врачебная тайна и т.д., чтобы какая-то информация не навредила конкретному лицу либо государству. Поэтому говорить прямо, что это противоречит, нельзя. Но то, что произошло у нас со статьей 201 УПКА, – это неоправданно чрезмерная мера. Мы считаем, что нужно дать право следователю самому определять, какую информацию он может выдать, но у нас в законодательстве нет точного толкования тайны следствия. Мы считаем это серьезным упущением, потому что законодатель должен объяснить, что можно разглашать, а что нет.
- Фонд "Әділ сөз" будет обращаться к законодателям с этой проблемой?
- Мы планируем обратиться в Генеральную прокуратуру, от которой мы хотим получить разъяснение: с какого, извините, перепуга, прокуроры начинают всех отсылать в Генпрокуратуру? Мы хотим предложить, чтобы Генпрокуратура инициировала законодательное уточнение этой нормы с объяснением, что такое тайна следствия.
Фото: АиФ Санкт-Петербург.
