Нефтяные месторождения нам не принадлежат, и государство в лице правительства не может диктовать инвестору
Продолжение. См. начало: «Мендеш Салихов: Бардак в нефтяной отрасли кому-то выгоден».
Сколько нефти нужно Казахстану?
– Мендеш Халелович, в связи с запуском осенью прошлого года Кашагана у Казахстана амбициозные планы по увеличению нефтедобычи. В частности, на самом высоком уровне звучали цифры, что в ближайшие годы мы будем добывать по 100-120 миллионов тонн нефти в год...
– Я считаю, Казахстану не надо сейчас пытаться 100-150 миллионов тонн нефти добывать. Для нас пока оптимальный уровень – это 70-80 миллионов. Выше крыши! Это наши потребности, не надо больше. Американцы же неспроста, имея собственные месторождения, придерживают их для следующих поколений. У нас еще технологии извлечения из-под моря сегодня не отработаны. У нас сейчас тюлени выбрасываются на берег, рыба исчезла.
Мы погубили Аральское море. Балхаш сейчас соседи перекроют. Сейчас этими делами мы и Каспий уничтожим. И что после себя оставим? В погоне за амбициями, что мы шестая или какая там страна в мире по уровню добычи. Зачем нам это надо? Надо разумно использовать недра.
Я другой вопрос задать хочу. У нас три нефтеперерабатывающих завода есть, а самолеты летают на импортном керосине, потому что собственного нет, мы керосин практически не вырабатываем, чуть-чуть только. Это нормально за 25 лет? У нас нет глубины переработки на всех наших заводах. Вот проблема. Вторая проблема – нет загрузки на заводах. А почему? Потому что нефтяные месторождения не принадлежат нам, и государство, в лице правительства не может диктовать инвестору. Рычагов нет.
Вот пыжимся, что мы столько миллионов тонн нефти добываем. А собственные заводы загрузить не можем. Это что же за страна? Говорят: невыгодно перерабатывать, выгоднее на экспорт гнать. За рубежом почему-то выгодно, а нам невыгодно. Так не бывает. У ЛУКАШЕНКО в Беларуси нефти нет, а он бензин «Евро-5» в Казахстан экспортирует. Не стыдно? Налоговое законодательство по нефтепереработке надо посмотреть, там же за семью печатями секреты. Надо сидеть и профессионально разбираться: на каком этапе налоги, какие они, какие цены, как заинтересовать в поставках на заводы. Голову надо прикладывать. А где голова-то? Нету.
Афганский дневник
– Мендеш Халелович, я знаю, что в начале своей профессиональной карьеры вы работали в Афганистане. Вы там советником были? В какие годы?
– В 1985-87-е годы.
– Нефть искать помогали?
– Не совсем. Наша программа, главная задача нашей страны тогда была помочь соседнему государству встать на ноги, выбрать правильный путь развития. Поэтому по всем направлениям были советники: и комсомольские, и милицейские, и партийные, и сельскохозяйственные, и по женским движениям. В Афганистане была наша группа специалистов буровиков-нефтяников, которые помогали разведывать. Мы открыли там газовое месторождение на севере Афганистана, эксплуатировали его. Они поставляли газ в Таджикистан и получали валюту. Мы наши установки там поставили, сжижали газ. Провинцию, в которой я был, развивали.
Моя должность так называлась: советник ЦК КПСС при ЦК НДПА. Там были комсомольские советники, экономические, милиции, службы безопасности, военные. Разные были. Мы помогали им по разным вопросам, организовывали школы, женщины снимали паранджу, система правоохранительных органов выстраивалась.
Американцы создали противовес, стали их вооружать. Они в то время испытывали уже свои военные возможности. И началась война. Здесь, фактически на чужой территории, столкнулись две великие державы.
– Но ведь и вы после Афганистана попали в Америку. Чем там занимались?
– Пошли от социализма к капитализму. Учились строить капиталистическое общество.
Федор великий из Актау
- Вернулся из Афганистана, а у нас уже все по-другому. Партия развалилась, идеологии нет, шатания, страна делит собственность, доставшуюся от Союза. У нас в Актау было мощное предприятие, подчинявшееся министерству среднего машиностроения СССР – Прикаспийский горно-металлургический комбинат, ПГМК, который добывал урановую руду, потом ее комплексно перерабатывал. Министром был СЛАВСКИЙ, легендарный человек, трижды Герой социалистического труда. Он любил наш город, каждый год приезжал. И он же город назвал в свое время Шевченко.
И вот развалилось это огромное предприятие. А до этого оно в Казахстане никому не подчинялось, все секретно, все – в Москву. К примеру, апатиты они получали с Норильска, а теперь все связи разорваны. Что делать? Кто этим будет заниматься? Развал, шатания. Работники были на 99 процентов православными, они ринулись в Россию. На заводе не было в руководстве казахов, просто подготовленных людей у нас не было. Когда директор ПГМК ушел, мы не знали, что с предприятием делать. Потом и нефтяник руководил комбинатом, и врач. Говоря прямо: упустили, угробили это предприятие.
Надо делать реформы. Я руководителю области, у которого был замом по экономической реформе, говорю: Федор Афанасьевич, как мы будем эти реформы делать? Мы не знаем, что такое капитализм. То, что мы изучали, это была критика капитализма. Он говорит: ничего не говори, делай! А что делать? Все связи разорваны. Раньше вся нефть уходила в Россию, Москва занималась ее продажей. А теперь это наше, зачем Москве отдавать? Но что с ней делать? Куда выходить, кому продавать? И прошу: Федор Афанасьевич, так не пойдет. Отпусти меня, я поучусь, приеду. Потом будем нормально реформы делать.
В то время Нурлан БАЛГИМБАЕВ в Москве работал, в союзном министерстве. Приехал к нам и говорит: мы группу организовываем для учебы в Америке, россияне, казахстанцы в составе. Тогда на следующий день я пришел к акиму и сказал: ты помнишь Петра великого? Почему он великий? Он же окно в Европу прорубил. Ты если меня отпустишь, я потом приеду, будем реформы делать в регионе. А ты станешь Федором великим!
Ковбои из Далласа вложились в Казахстан
- В общем, я его уговорил. Мы выехали, год должны были учиться, а потом если получится – то еще год стажировки, не получится – назад. Нас собралось там из России и Казахстана около 60 человек. Мы сразу английский стали изучать. Одновременно нам преподавали бизнес американский, капиталистический, как он работает. Это было очень полезно. В течение года мы проучились, затем нами занимались организаторы. А в то время в Америке уже был огромный интерес к России, к Казахстану, к инвестированию в нас. И вот появились компании, которые интересовались Казахстаном, и в частности, Мангистау. Они хотели создать совместное нефтедобывающее предприятие. И меня пригласила местная нефтяная фирма, я там работал директором казахстанских проектов – «Орикс энерджи» из Далласа, она в двадцатку крупнейших входила.
Я ее привел в страну, мы создали первое СП в Мангистау – СП «Арман», и я работал у них 2 года. Через два года Нурлана Балгимбаева президент назначает министром нефти и газа. В то время руководителем «Мангистаумунайгаза» был Насипкали МАРАБАЕВ, он заболел, в Англии лечился, и Нурлан Утебович меня пригласил возглавить предприятие. В то время Ляззат КИИНОВ был акимом. Я мог остаться в Америке, у меня рабочая виза в паспорте. Но министр предложил, аким поддержал, так я и пришел в «Мангистаумунайгаз».
Как нефть меняли на видеомагнитофоны
- Пришел, а предприятие было в то время в ужасном положении, как и вся нефтяная отрасль. На 600-700 тысяч тонн ежегодно падала добыча. В это время БЕКБОСЫНОВ (Нурлыхан Бекбосынов – в то время генеральный директор производственного объединения «Мангистаумунайгаз» - Ratel), баллотируясь в депутаты Верховного совета, предложил построить Мангышлакский нефтеперерабатывающий завод. И с этой идеей выиграл выборы, народ региона его поддержал. Идея, в принципе, здравая: своя нефть есть, будем перерабатывать, продавать свои нефтепродукты. Он проводил большую работу, приглашали инвесторов, в правительстве вели переговоры.
Японцы согласились вроде инвестировать деньги в строительство, но под государственные гарантии. Государство вначале дало гарантии, а потом от них отказалось. Без гарантий и инвесторы отказались, посчитав, что мы еще нестабильная страна, законов нет, непонятно, что будет с инвестициями. В то время инвесторы так, на свой страх и риск, еще отказывались в основном работать.
Когда я пришел, смотрю – никто не финансирует, но строительство началось. 78 миллионов долларов «Мангистаумунайгаз» платит, а при этом добыча падает на 600-700 тысяч тонн. Выручки не хватает для поддержания добычи. Если будем продолжать строительство завода собственными силами, то добычу надо останавливать. А еще правительство пользовалось нашими деньгами на свои неотложные нужды, в том числе заставляя без оплаты горюче-смазочные материалы на посевную и уборочную кампании поставлять, а потом на эти же поставки накручивая налоги для нас. Процветал бартер, когда нефть менялась на автомобили и видеомагнитофоны.
Я стал в экономике предприятия разбираться и увидел, что в производство фактически ничего не вкладывается. И я остановил строительство завода.
Сказал: если я дальше буду финансировать этот завод, то на нем нечего будет перерабатывать. И то, что зарабатывали, начали вкладывать в месторождения. И так, борясь каждый день, восстанавливали добычу.
– И тут началась приватизация…
В продолжении интервью Мендеш Салихов расскажет, как вместе с коллективом и земляками хотели выкупить «Мангистаумунайгаз», как он учил основам капиталистической экономики премьер-министра Акежана КАЖЕГЕЛЬДИНА, зачем в Мангистау приезжал Заманбек НУРКАДИЛОВ и для чего индонезийские инвесторы покупали нефтяные месторождения в Казахстане.
