Натуральная фобия – боязнь задать вопрос постороннему человеку
У дочки приключилась неприятность. Поехала к подруге, а на обратном пути села вроде бы в нужный автобус, но он внезапно дернул в другом направлении. В результате проездила лишние сорок минут, пришла домой злая и расстроенная. Я говорю:
- Почему ты не погуглила? Могла бы сразу пересесть на нужный маршрут.
- Ах, ну как ты не понимаешь, мама, у меня сотка заглючила! А просто так выйти я побоялась, подумала – этот автобус все равно рано или поздно меня до дома довезет.
- Мудро. Вот тут ты молодец. А вообще, моя дорогая, это всё от вашего невежества происходит. Города родного не знаете. Привыкли чуть что – в инете копаться. Стыдно – не уметь ориентироваться. И где?! Слава богу, у нас город квадратно-гнездовой, ни тебе тупиков, ни переулков, топырится честными углами да кварталами, всего два направления – вниз и вверх! Заблудиться в Алма-Ате невозможно! Эй, ты что? Не плачь! Послушай, послушай меня…
…Мне тогда было четырнадцать, и я должна была отвезти документы в новую школу. Физматшколу, которая отравит мне следующие три года жизни бессильной ненавистью, закономерно приведет в объятия филфака и определит, проклятая, всю мою дальнейшую судьбу. До РФМШ надо было добираться на автобусе №59.
Папа сказал:
- Он очень редко ходит. Лучше поезжай на троллейбусе, одиннадцатом или девятке. Он на Тимирязева повернет. Доедешь до Байзакова и спустишься вниз до Ботанического. Поняла?
Я робко кивнула. Я была очень домашняя девочка. На следующее утро я отправилась на троллейбусную остановку. Ждать пришлось недолго: через минуту подошел №19, куда я безошибочно и взгромоздилась. Было лето, и было очень жарко. Никто никакие остановки, естественно не объявлял, а спрашивать у пассажиров и тем более – у водителя я стеснялась. Кажется, если спросишь, все начнут смеяться, махать руками перед моим лицом, кричать, что я дура, но и эти объяснялки никуда не годятся, потому что у меня была натуральная фобия – боязнь задать вопрос постороннему человеку, а как ты фобию объяснишь? Лезет к горлу из живота темнота, душит изнутри, глаза стекленеют… Фобия, кстати, никуда не делась, просто замаскировалась под комплекс неполноценности.
Так вот, еду я еду, а троллейбус все не поворачивает и не поворачивает. И никакой улицы Тимирязева за окошком не образуется. Да и как мне ее узнать, невиданную никогда? Я все жду заветного поворота, и чем дальше – тем невозможнее спросить, совсем ведь ногами запинают, к тому же я и заплакать могу, а это и вовсе позор. Широкая, как пасть доисторического динозавра, разрубленная пополам лезвием зеленых насаждений улица Абая поет нескончаемую транспортную песнь. Пассажиров становится все меньше. Наконец их уже считанное количество.
Жаркое марево расступается, вот он, долгожданный поворот! Но это явно не Тимирязева. По левую руку колосится золотое поле. По правую раскинулся бесконечный серый пустырь. В открытые окна врывается запах пыли и полыни, троллейбус разгоняется, перелеты между остановками все длиннее, пассажиров пятеро… трое… один… Всё.
Я приросла к сиденью из искусственной кожи. Я мчусь, как бесплотная тень в золотистый ад. На дороге нет машин, в полях нет людей, только остовы троллейбусов с опущенными усами мелькают по пути. Во мне крепнет уверенность, что за рулем тоже уже никого нет. Вот сейчас мой троллейбус остановится, опустит усы и выплюнет меня наружу, в эту марсианскую безводную пустыню… Куда я пойду? Что со мной будет? Да никуда я не пойду, сяду в его раскаленной тени и буду ждать смерти…
Троллейбус добрался до конечной, развернулся и поехал обратно. Теперь пустырь был слева, а поле – справа. Стали заходить люди. Я потихоньку расслабилась. Очень хотелось пить. Но даже когда мы доехали до известных мне улиц, я не смогла заставить себя выйти. Сидела, суеверно вцепившись в сумку. Вышла напротив той остановки, на которой часа два назад вошла. На подгибающихся ногах двинулась домой. А там, в холодильнике, меня ждал-дожидался ледяной березовый сок в литровой банке. И я выпила ее всю до дна, не обращая внимания на гневные взгляды бабушки.
...- Мама, какой ужас! – выдавила из себя дочка. Она слушала меня, как, должно быть, старинные люди, лежа вокруг костра, слушали эпические враки про богов и героев, а звезды, пахнувшие пылью и полынью, подмигивали им сверху, а сверчки стрекотали и шевелили усами в непроглядной темноте за золотистым кругом огня…
- Да ладно – какой там ужас. В общем, чушь, конечно, но я реально испугалась. Но ничего, потом как миленькая ездила в школу каждый день. И ты – подрастешь, забудешь об этой дурацкой истории, честное слово!
...Я не стала рассказывать дочке, что буквально пару лет назад повторила памятный анабасис. Села в автобус №66, но ехал он не в ту сторону, о которой мне мечталось. В итоге я вышла черт знает где, полностью потеряла ориентацию – из милого квадратно-гнездового уюта центра я выпала в иную реальность, где дороги путались между собой, улицы пересекались под тупыми и острыми углами, гор не было видно ниоткуда, номера автобусов и троллейбусов не говорили мне ни о чем. В кармане болталась купюра в пятьсот тенге, но я была уверена, что этих денег на такси не хватит. Сесть в первый попавшийся автобус я тоже боялась. Вдруг у водителя не будет сдачи и он вышвырнет меня из автобуса (помните – фобия)?
Факт наличия в сумке мобильного телефона временно выпал из мыслительного процесса. Я долго бродила между бетонными коробками и вереницами мелких магазинчиков, потом зашла в один разменять деньги, купила ненужную мне зажигалку. Села в неизвестный автобус. Через несколько минут он приехал на конечную. Я вышла и снова пошла в магазинчик за очередным разменом. И снова купила зажигалку (а вдруг разменять откажутся – надо что-то купить). Сознание продолжало сужаться. Темная паника поднималась к горлу. Слезы подступали к глазам.
И вдруг – о чудо! – я увидела знакомые цифры – это катил мне навстречу подлец-автобус №66. Я уселась в него, суеверно сжала сумку…
Грустно, как грустно быть топографическим кретином.
Источник: страница в Facebook Лили КАЛАУС. Публикуется с разрешения автора.
