После выхода в свет сборника Ермека Турсунова «Мелочи жизни» Ratel.kz продолжает публикацию его новых рассказов, которые войдут в следующую книгу
Читайте предыдущий рассказ Ермека ТУРСУНОВА «Как Тогузаков стал Народным Шалом Казахстана. Часть 4».
Пацанами мы ходили на сусликов.
Это за поселком. В холмах. Степь у нас такая – холмистая.
А, может, это уже и не степь даже, а горы. Маленькие такие горы. Покатые. Душистые. Особенно по весне, когда земля чуть подсохнет. Тогда там, из сырой еще земли, отовсюду лезли подснежники. Потом, чуть позже, тюльпаны. А потом уже – маки. Но маки держались недолго…
А еще, в холмах этих, километрами тянулись поля с рожью, пшеницей, люцерной, картошкой, подсолнухами... И в них, в полях этих, водилось много разной живности.
По субботам, когда не надо в школу, мы отправлялись туда с капканами. Ставили их у нор. На следующий день мы обходили их и, как правило, возвращались поздно вечером со связкой шкурок. Суслячьих.
Или суслиных? Сусловых? Сусликовых?..
Как правильно?
За каждую такую, добытую честным трудом шкурку заведующий поселковым заготскотом Нышанбек-ага давал по двадцать копеек.
Происходило это так.
Вначале Нышанбек-ага не спеша раскладывал шкурки по кучкам. Затем брал одну и долго ее мял в своих узловатых и твердых, как ветки усохшего дерева, пальцах. Потом долго тряс и всматривался, нет ли где дырок, потертостей или еще какого брака. Очки у него болтались спереди на резиночке. Он их надевал, и тогда глаза его через толстые линзы стекол становились несуразно большими и выпуклыми.
В хороший день шкурок можно было сдать рубля на два. Мой личный рекорд – два рубля сорок копеек. А два рубля по тем временам - это, я вам скажу, серьезные деньги. Особенно для школьника.
Возьмем, к примеру, лимонад в магазине у дядь Саши НАЗАРОВА. Он стоил двадцать семь копеек. «Буратино». Или тот же «Дюшес». А всякая там вкуснота! Халва та же, пряники, вафли или «Мишка косолапый» с медведями Шишкина.
Правда, «Мишка» был дорогой. Жаба душила. И мы покупали простые ириски. Или «Гусиные лапки». Хватало надолго. До следующих выходных.
И вот снова наступила суббота.
Все еще спали, когда я поднялся. Умылся наскоро, выпил холодного айрана с лепешкой, зашел в сарай, снял с гвоздя связку своих капканов и полез через забор к Косте ПИНСКОМУ. Друг мой, в одном классе учились. И жили по соседству.
Подбежал Тобик, потерся о ногу: здоровенная такая псина с надорванным ухом.
Дурак был пес, если честно. Вместо того чтобы охранять, ласкался ко всем, кто заходил во двор. А на вид не скажешь. Мордатый. Лапа с мою башку.
Костя уже оделся. Воды набрал во фляжку. Лука с хлебом в мешочек положил, две помидорины – проголодаемся, пока весь день будем ходить.
По правде говоря, мудрость невеликая – сусликов добывать. Это ж вам не волки. И не лисы. И не барсуки…
Вот с барсуками морока, говорят. Старшаки еще рассказывали: если задумаешь барсука вылить, надо что б рядом речка текла. Или водоем какой был. А то вариантов нет. У барсука норы глубокие и кучу ходов запасных имеют. Замучаешься воду таскать. Надо сначала завалить все ходы камнями и потом только лить.
Но и это еще не всё. Потому: как только он, барсук этот, воду почует, так он, оказывается, сразу жопой ко входу поворачивается и затыкает собой лаз. Как пробкой. И все. И стоит так, пока вода не рассосется. Долго так может проторчать. Барсуки, они такие. Хитрые. И терпеливые. Старшаки рассказывали – а они врать не будут.
А если он, барсук этот, поймет, что кранты и деваться некуда, тогда он выскакивает из норы и хватает тебя за….
За это самое.
Он же маленький. Невысокий, то есть. Поэтому ему там, снизу, удобнее хватать тебя за это самое.
И вот если такой вцепится тебе в это самое, тогда, считай, капец. Оторвешь вместе с этим самым. Старшаки рассказывали. А они врать не станут.
Поэтому мы с Костей сразу решили – ну их на фиг, этих барсуков. Мы уж лучше на сусликов. С ними оно как-то не так сложно.
Норы у сусликов бывают двух видов: столбовые, что вниз уходят ровно. И боковые. Эти ведут в сторону.
Всегда нужно смотреть, насколько нора свежая. Тоже легко определить. По какашкам суслячьим. То есть – суслиным. В смысле – сусликовым...
Короче, по говну. Если свежее, значит, можно.
Капкан ставить надо правильно. Травой протереть вначале, чтобы дух перебить человеческий, а когда ставишь, замаскировать: землей присыпать слегка, мусором разным прикрыть.
Хотя суслик – зверек глупый. И трусоватый. Если попадется, то растянется на земле и лежит неподвижно. Типа спрятался. Думает, не видно его, авось пронесет…
Ходить летом по холмам дело тоже, я вам скажу, муторное. За день намашешься так, что ног потом под собой не чувствуешь. Но азарт свое берет.
Шкурки мы растягивали крест-накрест на палочках и оставляли сушиться на солнце. Прятали. Когда шли обратно – собирали.
И вот однажды подходим мы к очередной норе. Жара невыносимая стоит. Солнце палит вовсю. Пить хочется и в тенек. А какой там, в холмах, тенек?
Вдруг из норы выскакивает что-то такое темное и кидается на нас с визгом. Костя шел первым. Он так заорал и шарахнулся назад, что чуть не сбил меня с ног.
Я тоже перепугался.
Глядим. Зверек какой-то. Шустрый. Худой. Длинный. Чуть больше суслика, но поменьше барсука. Спина черная, брюхо белое. И по бокам с проседью. Морда короткая. Наглая! Звуки какие-то жуткие издает, кашляет как будто. И все кидается, кидается, норовит достать. Злой! Вот-вот сорвется. И тогда, думаю, нам с Костей точно нескучно будет.
Что делать? Ни палки с собой нет, ни железки какой. А подойти страшно.
А у Кости ремень был. Солдатский. На бляшке у него с тыльной стороны еще свинец для тяжести был припаян. Мишка, брат, из армии привез. Серьезный такой ремешок. На всякий случай. А случаи в жизни, сами знаете, бывают разные.
Костя намотал ремешок этот на руку и пошел.
А зверек ловкий оказался. И юркий. Костя махал-махал ремнем, никак попасть по нему не может. Извелся весь. Раскуражился. Наконец отступил на шаг – отдышаться, утер пот со лба, потом подобрался поближе, прицелился и махнул в очередной раз. Зверек снова увернулся, и Костя себе по ноге, со всего маху, аккурат чуть пониже колена – хрясь!
Крик! Мат! Ремень в одну сторону, Костя с воем – в другую. А этот, который в капкане, всё кидается. Ему хоть бы хны.
Ах ты, говорю, сволочь такая! Ты, значит, так, да?! Хватаю ремень - и айда махать. За Костю, за себя, за Нышанбека-ага, за дядь Сашу Назарова и за всё человечество разом!
Долго мы там с ним скакали вокруг его норки. Я аж взмок. Наконец с горем пополам попал разочек. Успокоил, так сказать. Зверек затих.
Опустился я возле Кости – руки ходуном ходят, во рту пересохло. Сидим оба - как с горы бежали.
Костя штанину задрал, а там с кулак шишка. Уже багровеет. Благо вскользь прошла, а то сломал бы кость наверняка. Бляшка-то приличная. Знающий человек делал.
Стали мы шкурку снимать с этого…
Вонища… Ужас. Суслики так не пахнут.
Я еще лапку отрезал, в карман себе сунул, думаю, спрошу у знающих людей - что это за зверюга такая?
И заковыляли мы обратно. Костя майкой ногу обмотал, я руку его себе на плечо закинул. И идем. Как солдаты с войны. А переть далеко-о-о.
За очередным холмом бараны показались. Аскербек-шал своих на выпас выгнал. Сам на ишаке, чуть поотстав, сзади. Жара стоит, а он в тулупе. Старики – они ведь мерзнут постоянно. А Аскербеку тогда, если не соврать, было уже что-то под девяносто.
Я Костю посадил на бугорок, а сам к деду. Лапку вытащил, показываю.
- Ата, мынау не пәле? (Дедушка, что это за скот такой?)
Старик повертел-повертел в руках лапку и говорит:
- Е-е, балам, бұл қароқ кой.
- Не-ме-не? (Что-о?)
- Қароқ! - повторил дед и как-то так посмотрел на меня с укоризной: дескать, как тебе не стыдно, такому балбесу, что до сих пор не знаешь, кто такой «қароқ»?
Ну ладно, думаю, қароқ так қароқ. Чего наезжать-то зря?
Ну не слышал я никогда про такое животное. И не встречал. Подумаешь. Вот доживу, дай бог, до девяноста, как некоторые тут, может, тогда и буду знать. А пока...
Короче, не стал я допытываться и вернулся к Косте.
- Ну что? Узнал? - спрашивает он.
- Аха.
- Ну и кто это такой?
- Карок, - отвечаю.
Костя смотрит на меня, с прищуром.
- Чего-о? - спрашивает.
- Карок, - говорю. - Чего тут голову ломать? Понятно же.
- Какой еще карок? - не понимает Костя.
- Ну это зверь такой, - начинаю я втолковывать. - Дикий. Степной. Казахский. У нас тоже водится. А как он по-русски называется, я не знаю.
И мы захромали дальше.
Лишь к ночи добрались. Умаялись, конечно. Спал я как зарезанный.
Утром по школе пошел со вчерашней лапкой. Всем показывал. Спрашивал. Никто не знает.
И тогда я в кабинет к учителю биологии, Андрей Семенычу. Вынимаю лапку, спрашиваю:
- Андрей Семеныч, мы вчера тут зверька одного добыли. Не знаем, кто такой. Можете сказать?
Андрей Семеныч глянул и даже в руки брать не стал.
- Это хорёк, - отвечает.
- Кто?!
- Хорёк, говорю. Обыкновенный степной хорёк.
И тут до меня дошло.
Хорёк, блин! Обыкновенный хорёк! Просто дед не может выговорить...
А я-то... умника из себя строил. «Казахский национальный зверь»! Профессор хренов.
Хорошо, Костя не слышал, а то бы разнес по всей школе.
Фото: onfermer.ru.
