В первую очередь нужно регулировать макроэкономические параметры, а потом уже – второстепенные
Минувшей весной Ratel.kz опубликовал интервью о ситуации в финансовой сфере Казахстана с известным отечественным экспертом, доктором экономических наук, Искандером БЕЙСЕМБЕТОВЫМ. Сегодня предлагаем продолжение и развитие этого разговора.
- Искандер Калыбекович, с нашей последней беседы в марте на валютном рынке динамика вроде бы изменилась, курс тенге стал ослабевать, хотя и по принципу "шаг вперед, полшага назад". Как вы это оцениваете?
- Очень положительно. Обратите внимание, что Министерство национальной экономики уже зафиксировало положительную динамику в реальном секторе после того, как курс начал двигаться.
Давайте немного отвлечемся на теоретический аспект, но на простых примерах. По науке любая система эффективно функционирует только в каких-то определенных параметрах. Для неэкономистов лучше всего провести аналогию с нашим организмом. Например, человек не может поддерживать высокую работоспособность, если температура у него сильно отклоняется от 36,6 градусов, а кровяное давление – от соотношения 120 на 80. Так же как верхнее и нижнее числа артериального давления – 120 и 80 в человеческом организме, в экономике тоже есть свои оптимальные параметры для ее эффективного функционирования – соотношение между инфляцией и динамикой обменного курса национальной валюты.
Что происходило у нас с этими экономическими параметрами за последний пятилетний период? С 2019 по 2023 годы включительно, накопленная инфляция составила 51,4%, а девальвация тенге за это же время – 20,4%. То есть внутренние цены изменились на 51,4%, а тенге к доллару обесценился только на 20,4%. А это значит, все наши внутренние цены в пересчете на доллар выросли на 30%, или почти на треть! В таких случаях говорят, что национальная валюта "переукрепилась к доллару", потому что при обмене на доллар реальное ослабление национальной валюты отразилось в меньшей степени.
Как это влияет на экономику? С каждым 10%-м переукреплением национальной валюты расширяется количество сегментов, которые от этого страдают. Например, при 10%-м переукреплении тенге это ударило по казахстанским производителям молочной продукции, так как ее российские и белорусские аналоги на нашем рынке становятся конкурентоспособнее по ценам. При 20%-м переукреплении – и под ударом уже производители мяса, птицы и яиц, овощей и фруктов. А при 30%-м уже и баварское пиво становится по цене более-менее конкурентоспособным по сравнению с шымкентским. И так, слой за слоем, сегмент за сегментом, наша перерабатывающая промышленность и аграрный сектор теряют свои преимущества на своем же рынке. Понятно, как это отражается на безработице, собираемости налогов и экономике в целом.
- Но, полноты картины ради, скажем и о том, что потребитель на нашем рынке выигрывает – качественные импортные продукты становятся доступнее.
- Да, но это иллюзорный эффект, так как импорт не становится дешевле, относительно него дороже становится наша продукция. Во-вторых, все мы не только потребители, а еще и работники или бизнесмены, и, если наши предприятия будут сокращать объемы производства или, тем более, закрываться, не выдерживая конкуренции, то в конечном итоге не будет и денег на импорт.
- Вы сторонник дальнейшего ослабления тенге, и аргументы ваши убедительны. Но – ведь это, при всех прочих, станет и дополнительным фактором ускорения инфляции?
- Во-первых, давайте вернемся к 2019-2023 годам и посмотрим на факты. Напомню, тенге за эти годы обесценился на 20,4%, но цены на товары и услуги выросли на 51,4%, что говорит о том, что инфляция у нас генерируется в большей степени факторами, которые не связаны с обменным курсом. Грубо говоря, если бы курс тенге все эти годы вообще бы не менялся, стоял на одной отметке, то цены все равно выросли бы процентов на тридцать, поскольку есть и немонетарная инфляция. Поэтому о прямой связи между девальвацией и инфляцией говорить нельзя. Там зависимость более сложная. Во-вторых, в таком сложном аспекте, как экономическая политика, нет чего-то однозначно "белого" или "черного". Там всегда – оттенки. И выигрыш в одном всегда приносит потери в чем-то другом, поэтому ожидать, что можно добиться высоких темпов экономического роста без смягчения политики обменного курса и сопутствующего роста цен, безусловно, нельзя. Но нужно найти ту оптимальную траекторию денежно-кредитной политики, при которой, с одной стороны, для оживления экономики, чтобы догнать те условия, что были до 2019 года, было бы желательно, чтобы национальная валюта "полегчала" бы еще на 20-30%, с другой – нельзя допускать роста цен более, чем на 15-20% в год. Найти такие оптимальные параметры, при которых смягчение денежно-кредитной политики приносит больше дивидендов, чем минусов – в этом и есть содержание макроэкономической политики.
- Искандер Калыбекович, а возможно концептуально сформулировать казахстанскую экономическую политику так, чтобы вопрос девальвации национальной валюты вообще обходить стороной?
- В принципе, теоретически это возможно. Но на практике нужны настолько большие и серьезные усилия, что в ближайшее десятилетие об этом можно даже не мечтать. И почему - объясню. Вы же знаете, кто является основным торговым партнером Казахстана?
- Ну, Китай вот стал…
- Да, он вышел на первое место. Потом Россия, потом Евросоюз. Так вот, чтобы мы не были вынуждены периодически девальвировать национальную валюту, необходимо, чтобы себестоимость производства продукции у нас была хотя бы более-менее равновесной к той, что есть у этих наших ведущих внешнеторговых партнеров. То есть должна выпускаться такая продукция, которая на 1 доллар вложений дает, например, 2 доллара дохода. Но если она дает только полдоллара, то для того, чтобы прийти в конкурентное равновесие с торговыми партнерами, нам придется постоянно девальвировать национальную валюту, потому что во внешней торговле, если у тебя нет продукции с высокой добавленной стоимостью, то рентабельность твоего экспорта поднимается только за счет обменного курса. А поскольку нашим главным торговым партнером становится Китай, с которым и более развитые страны конкурировать не могут, то нам надо ясно отдавать себе отчёт: эта ситуация с периодической, но неизбежной девальвацией национальной валюты будет продолжаться как минимум еще десяток лет.
- То есть, перехвачу здесь у вас ваш экономический нарратив на сугубо журналистский: если бы в предыдущие десятилетия деньги бы шли на субсидирование кредитов перерабатывающему бизнесу, модернизации электрогенерации и гранты студентам технических специальностей, а не на форумы и прочие тусовки…
- Если бы у нас успешно прошла индустриализация, о которой так много говорили и писали, и если бы нам удалось выйти на более высокие степени передела, и сейчас мы имели бы более высокий уровень рентабельности по экономике в целом…
- Что повлияло на то, что в последнее время тенге стало несколько дешеветь?
- Есть фундаментальный тренд, это то, о чем я говорю – обменный курс должен держать экономику в равновесии, со всеми ее циклами. Жизненный цикл нашей национальной валюты состоит из трех фаз: недооценка, равновесие и переоценка. Первая фаза – переоценка – начинается в момент девальвации тенге и первое время после нее, когда мы наблюдаем недооцененную национальную валюту и переоценённый доллар, так как население после таких девальвационных шоков в тенге не верит и уходит в доллар и евро. Со временем, так как экономика продолжает функционировать, наступает вторая фаза – период равновесия валют, и в нем страна может жить несколько лет. В это время курс тенге к доллару и евро примерно соответствует справедливым условиям торговли.
- А что это значит?
- То, что обменный курс не создает для национальных производителей ни конкурентных преимуществ, ни дискриминационных условий. И в таком состоянии экономика живет несколько лет, до тех пор, пока накопленная инфляция не начинает сильно обгонять девальвационные процессы. Тогда наступает третья фаза, когда тенге становится переоценённой валютой и создает тем самым дискриминационные условия для местных производителей и льготные – для импортеров. С этого момента экономика начинает постепенно сжиматься, потому что торговля не генерирует столько рабочих мест, сколько могла бы дать, например, глубокая переработка сельхозпродукции. Растет безработица и, по цепочке все это начинает снижать налоговые поступления в бюджет. Потом – опять приходит время девальвации. Другой вопрос, как это реализуется Национальным банком – плавно или резко. Сейчас мы находимся в третьей фазе, и то, что мы наблюдаем – это плавная корректировка курса тенге, который в настоящее время, как я считаю, уже достаточно давно переукреплен – цифры за 2019-2023 годы я уже приводил в начале интервью. Эта корректировка, если по теории, должна была произойти раньше, но сдвинулась по времени из-за механизма получения трансфертов из Национального фонда, которые в долларах поступают на валютные биржевые торги и тем самым укрепляли тенге, при том что инфляция продолжала расти.
Сегодня мы можем говорить, что национальная валюта полегчала, и наши производители получают дополнительную рентабельность в пересчете на тенге.
- Но – время уже потеряно, валюта из страны в немалом количестве утекла, часть бизнеса ушла в тень или закрылась… Ярчайшая аналогия и иллюстрация – наша история из 1998-1999 годов.
- Да. И не только, были еще 2009 и 2014 годы.
- Как вы видите перспективы этого процесса? Закончится ли на этом снижение обменного курса тенге, по крайней мере, в этом цикле?
- Нет, этот цикл еще не закончился. Как вы помните, я говорил о 30%-м переукреплении тенге за период 2019-2023 годы. Пока мы еще не вернулись к конкурентным условиям, которые создавали обменный курс до 2019 года. Поэтому, по моим оценкам, обменный курс нашей национальной валюты должен корректироваться и дальше, чтобы экономика дышала лучше. Потенциал этой корректировки еще не исчерпан, и мы будем его наблюдать до конца этого года и, возможно, еще в следующем году.
- Почему этот процесс продлится столько времени?
- Потому что это очень сложный процесс, в котором отражается одно из главных политэкономических противоречий нашей финансово-экономической системы – инфляция заставляет удерживать национальную валюту в переукрепленном состоянии, а для экономического роста нужен конкурентный курс национальной валюты.
- Вы сказали "одно из главных политэкономических противоречий", а какие еще такие противоречия есть?
- Еще есть социально-экономическое противоречие – у нас низкие среднедушевые доходы населения – 300-350 тысяч тенге, но государство не может их повысить из-за низких доходов бюджета, которые, в свою очередь, сдерживаются макроэкономическими целями таргетирования инфляции. С другой стороны, усиление инфляции дополнительно сокращает реальные доходы населения.
- Раз мы заговорили о доходах бюджета, то хотелось бы задать вопрос о том, что сейчас активно обсуждается в обществе – проект нового Налогового кодекса, к которому у бизнес-сообщества и многих экспертов очень много претензий. Как вы думаете, почему складывается такая ситуация? Ведь не настолько же плохо с состоянием бюджета?
- Видите, в чем дело – у нас традиционно эффективность работы всей исполнительной ветви власти оценивается по исполнению бюджета и, соответственно, вопрос налоговых поступлений является самым обсуждаемым. Сейчас мы видим, что недобор по ключевым налоговым поступлениям в республиканский бюджет приближается к 30%, что всех нервирует и заставляет решать эту проблему путем улучшения налогового администрирования. Однако экономическая теория говорит, что в первую очередь нужно регулировать макроэкономические параметры, а потом уже – второстепенные, к которым относятся налоговые ставки и режимы. На самом деле собирать налоги проще, если вы успешно регулируете макроэкономические параметры. Чтобы собрать больше налогов, бывает достаточно увеличения монетизации экономики. Если же денежная масса сжимается, денег в экономике мало, то при любом усилении администрирования, при любых налоговых ставках и штрафах обеспечение полноты налоговых поступлений всегда будет проблемой. Поэтому сейчас можно ввести какой угодно новый налоговый кодекс, и он может даже дать какие-то дополнительные налоговые поступления, но в итоге экономическая среда все равно адаптируется к новым условиям, и вместо, например, дробления бизнеса и зарплаты в конвертах придут другие способы "оптимизации налогов", и через некоторое время собираемость налогов все равно придет в соответствие с теми макроэкономическими параметрами, которые могут быть оптимальными или нет и которые в конечном итоге и определяют динамику всех экономических показателей, включая и объем налоговых поступлений. Поэтому я считаю полезной любую работу по улучшению бюджетно-налоговой системы при условии, что эта деятельность будет сопровождаться и работой по ликвидации накопившихся макроэкономических диспропорций.
Фото: страница Искандера Бейсембетова в Facebook.
ПОДЕЛИТЬСЯ СВОИМ МНЕНИЕМ И ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ ВЫ МОЖЕТЕ НА НАШЕМ КАНАЛЕ В TELEGRAM!
