Реанимирует ли Дональд Трамп в Центральной Азии формулу «C5+1»?
Читайте предыдущую статью Досыма САТПАЕВА «Казахстан стал частью глобальной политики в трудное для мировой истории время».
Во время встречи президента Казахстана с Дональдом ТРАМПОМ поднималось несколько вопросов, которые имеют непосредственное отношение к Центральной Азии. Это ситуация в Афганистане и перспектива реализации формата «C5+1».
«6+3»
Интересно, что долгое время афганская тема не была ключевой во внешней политике Казахстана. Возможно, это было связано с тем, что степень влияния угроз из Афганистана традиционно не была одинакова для стран ЦА, так как большую роль играл географический фактор, а именно наличие общей границы с Афганистаном. Этот фактор заставлял Узбекистан, Таджикистан и Туркменистан внимательно следить за внутриафганской ситуацией, в том числе, поддерживая связи со своими крупными этническими диаспорами в этой стране.
Лишь будучи председателем ОБСЕ в 2010 году, наша республика выдвинула афганскую проблематику в качестве одной из приоритетных. До этого в 2008 году Казахстан также оказал финансовую поддержку Афганистану в строительстве школы в провинции Саманган, больницы в провинции Бамиан, ремонте асфальтированной дороги Кундуз - Талукан. Кроме этого, наша республика выделила $50 млн на обучение тысячи афганских студентов в казахстанских вузах. Была еще гуманитарная помощь, связанная с поставками в Афганистан продовольствия. Понятно, что это капля в море.
Бывший заместитель министра иностранных дел Афганистана Махмуд САЙКАЛ несколько лет назад заявил, что для поддержки Афганистана необходимо около $12 млрд в год: на экономическую модернизацию и на обеспечение безопасности. Но проблема в том, что Афганистан, как черная дыра, способен поглотить любой объем финансовой помощи без позитивных последствий для себя – главным образом по причине коррупции.
У Астаны традиционно не было серьезных рычагов влияния на афганскую проблематику, что сужало наши дипломатические возможности на этом направлении.
Кстати, именно поэтому не Казахстан, а соседний Узбекистан, еще при Исламе КАРИМОВЕ, пытался играть важную роль во внутриафганском урегулировании, не только поддерживая некоторые военно-политические силы в Афганистане, но также предлагая свои модели разрешения конфликта. В частности, Ташкент давно и активно лоббировал собственную формулу переговоров по Афганистану - «6+3». Здесь имеются в виду 6 соседей Афганистана: Китай, Иран, Пакистан, Туркменистан, Узбекистан и Таджикистан, а также Россия, США и НАТО. Кстати, Китай в последние годы всё больше старается уделять внимание ситуации в Афганистане, которая влияет на безопасность в ЦА, а следовательно, и в СУАР. К тому же Пекин беспокоит безопасность инвестиций, которые были вложены практически во все страны Центральной Азии и будут увеличиваться по мере продвижения проекта «Экономический пояс Шелкового пути».
Если Казахстан так озаботился афганской тематикой, то логичной была бы дипломатическая и экспертная кооперация в этой сфере с Узбекистаном, который не только активно финансировал инфраструктурные проекты (в первую очередь, в северной части Афганистана), но и пытался поддерживать связи с афганцами узбекского происхождения – например, в лице генерала Абдул-Рашид ДУСТУМА. Аналогичная ситуация с Таджикистаном и Туркменистаном.
Плюс к этому Астане, кроме глобальных инициатив по Афганистану, также следует больше внимания уделять поддержке казахской диаспоры, проживающей в этой стране.
При этом для стран Центральной Азии, возможно, большую угрозу представляет не бурлящий Афганистан, а наличие конфликтных зон внутри нашего региона: от пограничных конфликтов, этнической напряженности, терроризма до трений вокруг водных ресурсов. Как верно заметил один эксперт, если внутри ЦА создаются благоприятные условия для появления местных экстремистских групп, то это не способствует нормализации обстановки в Афганистане, так как формируется дополнительный рынок для террористических услуг.
Противоречивый Дональд Трамп
Еще в прошлом году президент США Дональд Трамп сделал заявление, что поспешный вывод американских войск из Афганистана может образовать вакуум, который займут террористы. Хотя, откровенно говоря, этот процесс уже начался, что привело к усилению позиций сторонников ИГИЛ в Афганистане (среди них немало граждан стран Центральной Азии), которые представляют более серьезную угрозу для нашего региона, чем движение «Талибан».
И это несмотря на то, что после вывода сил международной военной коалиции из Афганистана после 2014 года там остались 12 тысяч американских военных на девяти военных базах в Кабуле, Баграме, Мазари-Шарифе, Джелалабаде, Гардезе, Кандагаре, Шинданде, Гельменде и Герате. Эти военные должны были обучать афганских военных контртеррористическим операциям против действующих в Афганистане террористических групп.
Ситуация традиционно осложнялась тем, что внутри Афганистана очень много игроков. Одни борются за политическую власть, другие делят сферы влияния в наркоэкономике. При многие этом умудряются сочетать и то и другое. Некоторые эксперты уверены, что от прежнего «Талибана» мало что осталось, поскольку из радикальной идеологической организации она трансформировалась в одного из участников афганской наркоэкономики. С другой стороны, не уничтожив «Талибан» и другие террористические организации, американцы с 2001 года всё-таки играли роль «красной тряпки» для радикалов, отвлекая их внимание от Центральной Азии.
Естественно, сокращение американских военных в Афганистане вряд ли устраивало приграничные центральноазиатские государства. Они опасались, что после вытеснения ИГИЛ из Сирии и Ирака часть ее членов окажутся именно в Афганистане. Как отмечал в недавнем интервью для Ratel.kz бывший директор департамента по России и Центральной Азии Совета национальной безопасности США Пол СТРОНСКИ, Трамп заявил, что Штаты будут более жестко подходить к сотрудничеству с Пакистаном, который, по мнению американского президента, стал прибежищем для экстремистов. И Белому дому придется усилить взаимодействие с государствами из Центральной Азии, где гораздо жестче подходят к борьбе с терроризмом.
Но здесь возникает определенное противоречие. Именно с приходом Трампа в Белый дом было резко сокращено бюджетное финансирование американской помощи зарубежным странам на 2018 год, в том числе и центральноазиатским государствам. Например, в этом году, по сравнению с 2017-м, американская военная помощь странам ЦА должна снизиться с $15,67 млн до $9,153 млн. Такое же сокращение будет наблюдаться и в экономической и гуманитарной помощи. И пока непонятно, будут ли пересмотрены эти финансовые планы в случае ухудшения отношений между Исламабадом и Вашингтоном, а также после визита президента Казахстана в Белый Дом.
«C5+1»
Также неизвестно, захочет ли Дональд Трамп реанимировать формулу «C5+1» (пять стран Центральной Азии плюс США), которую - как противовес России и Китаю - пыталась реализовать администрация Барака ОБАМЫ в конце сентября 2015 года? Для Белого дома проблема в том, что других площадок в формате межгосударственных отношений в Центральной Азии у США нет. И если Трамп не на словах, а на деле хочет укрепить связи с регионом, то ему придется либо, наступив на горло своей собственной песне, возродить обамовскую «C5+1», либо придумать что-то новое.
Конечно, Москва и Пекин также являются сторонниками двусторонних отношений со странами ЦА, но у этих геополитических игроков, в отличие от США, есть несколько площадок для межгосударственного взаимодействия.
Россия укрепляет свои позиции на двух фронтах: военно-политическом - через Организацию договора о коллективной безопасности (ОДКБ) и экономическом - через Евразийский экономический союз. Из пяти стран Центральной Азии в ОДКБ входят три - Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан, а в ЕАЭС два -Казахстан и Кыргызстан. Узбекистан несколько лет назад приостановил участие в ОДКБ и также отказался войти в ЕАЭС. Туркменистан изначально не входил ни в одну из этих структур.
Что касается Китая, то в регионе он ведет работу также по двум направлениям - через Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС) и «Экономический пояс Шелкового пути» (ЭПШП), одним из рабочих инструментов которого является Азиатский банк инфраструктурных инвестиций. В ШОС из пяти стран ЦА входят четыре - Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан и Узбекистан. Туркменистан не является членом организации, но регулярно получает приглашения на саммиты глав государств ШОС. При этом наблюдается расширение китайской внешней политики в Центральной Азии с момента появления сначала «Шанхайской пятерки» в 1996 году, «Шанхайской шестерки» в 2001-м и «Шанхайской восьмерки» в 2017-м, когда новыми членами ШОС стали Индия и Пакистан.
Понятно, что Москва и Пекин ревниво отнесутся к попыткам Белого Дома активизировать инициативу «C5+1». Первым уже забеспокоился Кремль. Перед визитом президента Казахстана в Вашингтон министр иностранных дел России Сергей ЛАВРОВ заявил, что США якобы захотят злоупотребить этим форматом и продвигать идеи, которые имеют отношение к проекту «Большая Центральная Азия», который, по мнению министра, был направлен на реализацию проектов в нашем регионе без участия России. (Кстати, в «Экономическом поясе Шелкового пути» тоже есть несколько маршрутов через ЦА в обход России.)
Довольно странным был тезис Лаврова о том, что, в отличие от «Большого евразийского проекта» на основе ЕАЭС, который продвигает Россия, «Большая Центральная Азия» от США «продиктована не интересами экономического развития, а чисто геополитикой». Хотя, как показали несколько лет провального существования евразийского проекта интеграции, у России здесь было гораздо больше геополитических интересов, чем экономического прагматизма.
Это стали понимать и некоторые российские эксперты. Например, в мае 2016 года председатель Центра стратегических разработок Алексей КУДРИН призвал Владимира ПУТИНА снизить геополитическую напряженность ради развития экономики. А в октябре 2017-го на ежегодной конференции Евразийского банка развития тот же Кудрин призвал Россию отказаться от национального эгоизма, который проявился в том, что Москва ввела антисанкции, не посоветовавшись с ратнерами по ЕАЭС, и создала прецедент принятия решений, которые выгодны только на национальном уровне.
«Центральная Азия + Япония»
Но если любые проекты, которые пытаются реализовать в Центральной Азии США, Россия и Китай, всегда имеют геополитическую начинку, то есть государство, которое заинтересовано в совместном решении внутренних проблем региона - от экологии до водных ресурсов. Именно Страна Восходящего солнца еще в 2004 году инициировала внутрирегиональный диалог в формате «Центральная Азия + Япония», где приоритетным являлось сотрудничество в сфере сельского хозяйства, транспортировки и логистики, воды и энергетики, борьбы с наркотрафиком и пограничного контроля. И если в японском бизнесе цель «кайдзен» - это производство без потерь, то японская дипломатия в ЦА воспринимается как взаимовыгодное сотрудничество без взаимных потерь. Этим, возможно, и объясняется позитивный имидж дальневосточной страны практически во всех странах Центральной Азии, в том числе в Казахстане. И не исключено, что формат «Центральная Азия + Япония» может начать вторую жизнь. Тем более что практически все страны ЦА, несмотря на российскую и китайскую активность в регионе, всё-таки стараются не класть все яйца в одну корзину, а диверсифицировать свои экономические и политические связи.
Иллюстрация: press-unity.com.
