Наблюдения Андрея Михайлова
В прошлый раз я рассказывал о нюансах отдыха в Боровом. И о том, как этот отдых отражается на редкостном уголке природного наследия, доставшегося Казахстану. Сегодня хочу несколько отойти от темы. За пределы курортного посёлка. В леса. Туда, куда ежедневно устремляются тысячи казахстанских туристов, желающих приобщиться к общению с природой. Или, что будет вернее, приобщить природу к общению с собой.
То, что речь идёт именно о соотечественниках – очевидно. В силу того, что заветным интуристам добраться ныне сюда крайне затруднительно. Их на дальних подступах остановил КОВИД. И вот оно, наконец-то, зримое воплощение сладких мечтаний идеологов и победных реляций статистиков – массовое нашествие массового туриста. Своего, отечественного. Что несёт сие явление в своей сути? Благо ли оно? Может быть. Для кого-то. Но только не для окружающей среды, нежданно попадающей в реестр туристических достопримечательностей.
Ярчайший пример рокового перерождения природного памятника в аттракцион для отдыхающих в Боровом – его самый узнаваемый символ, скальный островок, который называют Сфинксом или Жумбактасом. Когда-то именно на его вершине сидела прекрасная полонянка-калмычка и задавала каверзные вопросы соискателям на свою руку. Если бы сегодня ей довелось обратить на себя внимание окружающих, сокровенный вопрос бы, скорее всего, звучал так: "Да какого ж беса вы сюда лезете?"
Ибо то, что творится нынче вокруг Скалы-загадки, достойно попадания в анналы гениальных бизнес-проектов в сфере туризма. Выше только Остап Бендер с билетами в Провал. Но тут денег за просмотр не берут. Деньги берут за провоз. Голубой залив, окружающий Жумбактас, один из самых чарующих уголков Казахстана, со всех сторон ощетинен лодочными станциями с сотнями плоскодонок и катамаранов, призванных удовлетворить единый порыв жаждущих тесного общения с чудом, желающих добраться и высадиться на остров-скалу.
В людные дни флотилия паломников такова, что притиснуть свою лодку к каменному берегу – само по себе проблематично. Силуэт Сфинкса обрастает густой щетиной и становится издали похожим на птичий базар. Гомонливый и неутихающий. Не знаю, какое великое удовольствие получает вся эта толпа, главной движущей силой которой, подозреваю, является убойное селфи, но одно хорошо – в такой массе вооружённых гаджетами свидетелей трудно незаметно присовокупить свой заветный автограф к многочисленным граффити предшественников.
Любителей писать (ударение на "а", хотя, может быть, и на "и") на местных скалах и камнях также не убавляется. Гранитные скалы, напомню, вместе с озёрами и соснами составляют ту заветную триаду, которая и образует неповторимость этого оазиса, со всех сторон окружённого степями. Оставленные поколениями культурно-отдыхающих свидетельства (своего посещения и откровения о своих чувствах) с каждым годом становятся всё обильнее и гуще.
Что спасает Боровое от полного переваривания публичным туризмом – так это благая пешеходная лень основной массы. Там, куда пешим ходом добраться сложнее – до сих пор ещё сохраняются девственные уголки и нетронутые скалы. Там, куда добираются субъекты, воспитанные на обыкновениях казахстанского отдыха, первозданных уголков уже не сыскать.
Вообще, складывается впечатление, что наша многотрудная действительность доводит наших трудогольных соотечественников до полного изнеможения. И на своём заслуженном отдыхе, они уже не имеют никакой физической возможности донести до мусорного бачка пустую бутылку из-под выпитого пива, опорожнённую ёмкость от воды и даже невесомую салфетку для утирания сокровенной части тела. Сил нет никаких!
Может быть, правда, я возвожу напраслину на славных охотников до красот родной природы, и это не бессилие, а… Гордость! И то правда, пристало ли состоявшемуся гражданину Казахстана, способному по полной заплатить за свой отдых, отвлекать себя на то, чем должна заниматься всякая челядь – дворники, мусорщики, ассенизаторы?
Кстати, про ассенизаторов. То, что в Боровом нынче можно хорошо поесть, лучше всего свидетельствует характерное амбре, разливающаяся по лесам вдоль туристических троп. И сойдя с дороги нужно внимательно смотреть под ноги, дабы не собрать доказательств очевидного на свои стопы. Тут, правда, от неожиданного конфуза спасает умилительная детская откровенность земляков – никто не пытается как-то замаскировать и упрятать следы своего откровенного благодеяния для природы (тут, без иронии, туристы вносят неосознанный вклад в удобрение заповедных территорий). Напротив, всё это красиво фланкируется флажками разбросанной по сторонам туалетной бумаги. И это - гораздо лучше, чем понаставить вдоль троп полевых сортиров для успокоения совести (по принципу – "выставил и забыл").
А вот ещё одна традиция, буквально только что порождённая коронавирусными страданиями и постоянно бросающаяся в глаза – маски в качестве садака. Не знаю, что думают духи и "гении мест", которым выпадают такие дорогие подношения, может быть и радуются санпросветзрелости паломников. Любопытно, что на самом курорте, в посёлке, в местах массового скопления, маски встречаются куда реже, чем на таких импровизированных алтарях.
Но для судьбы самого Борового-Бурабая гораздо тревожнее другое. Несмотря на запреты разводить костры, кострища тут и там всё равно бросаются в глаза любому прохожему. Как и разной свежести окурки, окаймляющие лесные тропы. Вопрос, когда и где полыхнёт – остаётся вечно открытым. Полыхнёт. А от чего не полыхнуть? И если это будет пожар, наподобие тех, что бушевали нынешним летом в Якутии, Греции и Турции, то для нашей страны это будет трагедия вполне сопоставимая с утратой собора Нотр-Дам во Франции.
А можно ли повидать на неведомых дорожках каких-нибудь невиданных обитателей? Можно. Белку. Прикормленные зверьки охотно берут корм из рук и позируют перед объективом смартфона. И вряд ли знает сердобольный кормилец, что белка к Боровому имеет весьма посредственное отношение. Телеутки появились тут лишь в 1936 году стараниями советских акклиматизаторов. А ведь ещё сто лет назад в этих лесах водились и росомахи, и рыси, и лоси, и маралы, и медведи. Последнего медведя убили тут ещё в 1915-м. Кого ещё можно повстречать кроме белок? В основном – пернатых. Ворон, чаек, дятлов, уток.
Однако жизнь живности, которая не может или не хочет приобщиться к нахлебничеству (подобно белкам и чайкам), тут весьма тревожная. Одним из наиболее заметных признаком присутствия нашего туриста можно считать его голос. Исторженные восторженные вопли отдыхающих переполняют заповедные берега и леса практически постоянно. А иногда к этому добавляется ещё и громкая музыка (невысокая классика!), без которой полноценный отдых также не мыслится. Но природе заповедного Борового мешает не только звуковое, но и цветовое загрязнение. Навязчивые ядовитые колеры зданий, заборов, лодок, рекламных щитов, тут и там рвут на части естественные краски природы.
В советские времена у Борового был ещё один всесоюзно известный символ – роща Танцующих берёз. Найти её в натуре не удалось. Остатки памяти хранятся в местном музее, где рассказали, что этого памятника природы в природе более не существует. А его жалкие остатки теперь оказались за чьим-то забором на частной территории.
Фото: Ⓒ Ratel.kz / Андрей Михайлов.
