Планы реформ пишутся в тиши чиновничьих кабинетов
В начале марта этого года на съезде партии «Нур Отан» Нурсултан НАЗАРБАЕВ предложил провести институциональные реформы, которые укрепят государство. Накануне Дня столицы в телевизионном интервью президент отметил, что ожидает сильное сопротивление со стороны госаппарата. О том, кого имел в виду президент и какая поддержка необходима для реализации этих реформ мы поговорили с известным экспертом, руководителем Центральноазиатского фонда развития демократии Толганай УМБЕТАЛИЕВОЙ.
- Сразу же после выступления главы государства было много публикаций на эту тему – все горячо одобряли и поддерживали. Сейчас все заглохло. Почему?
-В нашей политической практике нет общественных дискуссий, имеющих регулярный или постоянный характер. Все политические обсуждения ситуативные, несмотря на то, что в данном случае речь идет о долгосрочном стратегическом документе. Если же о самом вопросе, то думаю, что авторы программы получили достаточно комментариев и отзывов для дальнейшей работы. Ведь из документа было ясно, что есть идеи, но как их раскрывать и как реализовывать – вопрос остается открытым не только для населения и политически активной общественности, но и для власти. Вероятно, над ним сейчас работают – готовят план мероприятий по реализации, как это традиционно делается в госструктурах.
- Почему большинство реформ остается на бумаге?
- Первопричина заключается в том, что они написаны в тиши кабинетов аналитиков. Когда готовятся документы, сами аналитики зачастую не выезжают в регионы или не проводят исследования, в большинстве случаев все берется из интернета. Социальные сети здесь выполняют большую роль, хотя вначале 2000-х интернет не играл такой роли. Конечно, были попытки получить информацию из других государственных структур. К примеру, когда я работала в КИСИ, была попытка собрать информацию из регионов через региональные структуры Министерства культуры, чтобы понять, что происходит в той или иной области. Но они нам присылали отчеты, в которых были только цифры, сколько существует НПО, филиалов партий – вот и все. Понять, что же на самом деле происходит, каково настроение области и в чем нуждается население региона, по этим цифрам очень сложно. К тому же сами цифры вызывали большие сомнения. Могу предположить, что эта система сохранилась. Скорее всего, отчеты пишутся по информации, которая есть в интернете, по ним же готовятся аналитические документы, единственное изменение, которое вижу - появились данные социологических опросов. Но социологические исследования, проводимые по госзаказу через министерства, либо идут в АП, либо оседают в министерствах и зачастую к ним никто не обращается. На основе таких документов уже дальше выдаются задание различным структурам, но они редко попадают к аналитикам, которые разрабатывают эти стратегические документы. Поэтому самая главная проблема заключается в том, что такие документы не основаны на потребностях общества, не решают ни одну реальную проблему. На местах все еще сложнее. В силу того, что у руководителя области огромное количество хозяйственных, экономических, социальных вопросов, которые имеют первостепенную важность и их нельзя откладывать, чтобы не допускать протестов. Поэтому идеологические документы, разработанные вышестоящими инстанциями и очень далекие от реальности, откладываются в долгий ящик. Местным органам просто некогда ими заниматься.
- А чем занимаются те структуры, которые участвуют в тендерах, проводимых департаментами внутренней политики акиматов? Ведь эти деньги как раз и выделяются на различные исследования.
- А кто выигрывает все эти тендеры? У нас огромное количество неправительственных организаций, создаваемых руководителями ведомств, которые и проводят эти тендеры. Каждый под себя регистрирует несколько организаций, которые выигрывают на конкурсах. Потом эти НПО передают заказы субподрядчикам - профессиональным аналитическим структурам. Но половину денег выигравшее НПО оставляет у себя. Субподрядчик за эти маленькие деньги выполняет только тот объем, на который им хватает средств, потому что качественные исследования на ту сумму провести невозможно. Те, кто потом получает результаты этой аналитической работы, прекрасно понимают, как их готовили и не требуют ничего большего. В итоге нет полной информации ни о чем.
- Но ведь кто-то должен все это контролировать?
- Формально, да, контролирующий орган есть, но в действительности уровень контроля зависит от внутренних неформальных каналов общения. Серьезно никто контролем не занимается. Зачастую проверяют технические параметры проведения опросов и опять же цифры. К примеру, Администрация президента курирует аналитические и социологические исследования. Темы исследований, выставляемых на тендер, разрабатываются или утверждаются также в АП. И зачастую именно Администрация президента определяет тех, кто должен выиграть эти тендеры, такая же система и при акиматах, только список победителей здесь определяют местные власти.
- Есть ведь и бюджетные организации, которые проводят исследования?
- Да, есть бюджетные организации. Они стараются, не все конечно, использовать хотя бы не затратные с финансовой точки зрения эмпирические методы - интервью. Но возникает проблема с интерпретацией полученных данных и связанное с этим неумение использовать методы анализа в практике. Аналитические документы страдают описательностью, очень мало самой аналитики. Аналитика подменяется описанием ситуации, проблемы или полученных цифр, но выводы из них авторы не делают, соответственно, не могут предложить конкретные рекомендации. Этой проблемой страдают и кандидатские и докторские диссертации, научные монографии и публикации.
- Так формируется идеология?
- Идеология предлагает ценности, идеи, вокруг которых должно консолидироваться общество. Этих ценностей должны придерживаться и авторы аналитических разработок, то есть все стратегические документы должны соответствовать, а не противоречить им, как часто у нас бывает. Сами власти активно и регулярно нарушают это требование. К примеру, так называемый патриотический акт «Мәңгілік Ел» и идея формирования гражданской идентичности совершенно не совпадают по своим идеологическим направлениям. Само название «Мәңгілік Ел» уже предполагает присутствие в документе идеи нации-государства, ориентированного на этнос, но наши идеологи говорят об этом в одном контексте с гражданской идентичностью. В итоге один и тот же человек во власти может сегодня поддерживать либеральные ценности, завтра национал-патриотические, а послезавтра тоталитарные, он может одновременно поддерживать идею сильного государство и при этом быть за демократию. И такой «компот» в головах не только общества, а прежде всего власти.
- Президент сказал, что институциональные реформы будут всячески тормозить. Кого он имел в виду?
- Думаю, что он имел в виду вертикаль власти, потому что очень часто до низовых структур идеи реформы доходят уже в искаженном виде, либо сами низовые структуры интерпретируют их в ином аспекте, а не так, как предполагалось в самом начале. Кроме того, это заявление президента можно понимать и так: президент признает неэффективность нынешней системы или вертикали власти, которая завязана на одном человеке, в силу чего проконтролировать все сферы и все уровни оказываются нереальным. И глава государства, избегая критики результатов этих реформ в перспективе, «снимает с себя ответственность» сейчас, говоря, что, возможно, будут срывы.
- Необходима ли для реализации этих реформ поддержка снизу?
- Безусловно. Власть сегодня монополизировала право на разработку стратегических документов или проведение реформ. Такого права на самом деле у нее нет, согласно нашей Конституции и другим правовым документам, власть должна получать одобрение у населения через различные формы – голосование (выборы), референдум, публичные дискуссии. У нас публичные или общественные дискуссии заменены выступлениями трудящихся тех или иных предприятий в поддержку этих документов. В действительности все знают, что это навязанная сверху поддержка. Реальная дискуссия находится под запретом, власть усилила свой репрессивный аппарат, используя различные правовые уловки в виде уголовного наказания за распространение слухов, оскорбления чести, разжигание социальной розни и т.д.
- Кто сейчас из высшего эшелона власти заведует идеологией и внутренней политикой?
- В первую очередь, это Администрация президента – значит, Нурлан НИГМАТУЛИН (руководитель АП – А.К.). Сейчас есть версия о связке Нигматулина и Дариги НАЗАРБАЕВОЙ, считается, что Д. Назарбаева очень активно участвует в этом процессе. Возможно, поэтому так много несуразностей в документах, готовящихся АП в последнее время. Участвует, не прямо, аналитический центр Совета безопасности и, наверное, Нуртай АБЫКАЕВ (председатель КНБ РК – А.К.), но он, скорее, отвечает за личную безопасность президента и за «протестные настроения» любого формата, нежели за внутреннюю политику и идеологию.
- А кто представляет интересы Дариги Назарбаевой и Нурлана Нигматулина?
- У главы Администрации президента – это его заместитель Баглан МАЙЛЫБАЕВ, тогда как в команде вице-спикера КИСИ во главе с политологом Ерланом КАРИНЫМ. Не надо забывать, что она возглавляет Фонд Первого президента, в котором тоже есть аналитики.
- В прошлом интервью вы отметили, что наше общество погружено в депрессию и последствия от этого могут быть самые печальные. Эти реформы изменят состояние общества?
- Из пяти институциональных реформ ни одна не направлена на улучшение положения общества. Там присутствует идея, что если реформы будут осуществлены, то обществу автоматически станет хорошо. Но такого не бывает. Ведь у общества есть свои проблемы, которые связаны не только с деятельностью госапаррата. Основная цель реформ сейчас выглядит так – не допустить революции или протестов. Однако нужно не только решать проблемы общества, но и развивать политическую культуру. А как можно ее развивать в условиях всеобщего запрета? У нас такая практика – любое политическое поведение может быть опасно. А как же тогда обществу выражать свои интересы и заявлять о своих правах и проблемах? Получается, только через активный протест, где эмоции управляют поведением. Отсюда и радикальные формы протестов. С другой стороны, власть не умеет работать с протестами, при любых действиях применяются крайние формы пресечения – арест, 15 суток и административные штрафы. На Западе такие меры возможны при грубых нарушениях общественного порядка, у нас же административное наказание следует при любой форме выражения своей политической позиции. В итоге проблема не решается, а замалчивается, соответственно, депрессия будет продолжаться. Так всегда бывает, если не выпускать пар, а пар мы умеем выпускать только радикальными способами.
- В Жанаозене несколько месяцев стояли люди со своими требованиями, но туда не посылали переговорщиков. Зато чартерами летали какие-то политологи и журналисты, которые писали о том, какие плохие протестующие.
- Потому что у нас конфликты не разрешаются, а глушатся. В Жанаозене изначально надо было сесть за стол переговоров. А у нас власть мыслит так: я сильнее и хитрее тебя! В Жанаозене это проявилось очень четко – нефтяникам дали понять, что они слишком много требуют, что они никто. Было вынесено решение, что их требования незаконны, и все решили, что конфликт исчерпан. Никто не посчитал нужным даже объяснить людям, почему их требования незаконны, не было адекватной оценки ситуации. Причем была завышенная самооценка у самих властей: мол, у них все под контролем - это привело к ужасным последствиям. И надо понимать, что урока из этого не вынесли. А раз мы не учимся, то после Жанаозена надо ожидать еще один выстрел. Сейчас все заглушили и мы живем в этой тишине, но проблема-то не решена, поэтому опять взорвется. Это как проржавевшая труба, которую постоянно ремонтируют, а ржавчина ее так разъела, что ремонт не помогает, течь появляется в других местах, ее надо менять целиком и заботиться о ней. И пока у наших властей будет такая самодовольная позиция, угроза никуда не исчезает. За события в Жанаозене действительно не были наказаны те, кто допустил эту ситуацию. Тот же Крымбек КУШЕРБАЕВ (ныне аким Кызылординской области – А.К.), который был акимом Мангистауской области, просто пересел в другое кресло. Никто не понес ответственности и за государственные программы, которые не работают, например, программа «Ауыл», на которую был потрачены миллионы.
- Осенью парламент должен принять целый пакет законов, касающихся институциональных реформ. Судя по всему, у вас нет оптимизма ни по поводу реформ, ни по поводу их реализации, поэтому интересно ваше мнение о том, где и что в первую очередь надо менять, чтобы в Казахстане сохранить мир?
- К примеру, сейчас практически невозможно заниматься политической деятельностью, но тогда обществу надо не критиковать власть, а говорить о самих проблемах и как их можно решить. Публичные дискуссии у нас должны войти в практику, это и развитие идей, и повышение активности населения, и выработка политических позиций. Эти дискуссии могут стать потом основой для политических реформ.
