Мы поняли, кто есть кто в нашей стране, и с точки зрения гигиены это полезно
Недавно в сети была опубликована переписка группы политологов и журналистов, в которой обсуждались некоторые вопросы идеологической борьбы с оппонентами режима. Судя по переписке, бойцов идеологического фронта курирует человек, скрывающийся под ником Олег Борисов.
О том, как в Казахстане ведется идеологическая работа, мы попросили рассказать известного казахстанского политолога Айдоса САРЫМА.
- На всех последних выборах от имени власти всегда выступал Ерухамет Ертысбаев, который объяснял населению, почему Нурсултану Назарбаеву нужно баллотироваться, и вступал в полемику с его оппонентами. Почему сегодня нет никого, кто бы мог его заменить, а выборы стали рутиной?
- Надо отдать должное Ермухамету Кабидиновичу, как модератор и как ретранслятор каких-то сигналов обществу он был незаменим. И хотя он передергивал факты, подгоняя их под свою концепцию, это иногда у него получалось довольно убедительно. По крайней мере, для той части общества, которая не особо вникает в тонкости политической кухни. Такой фигуры сегодня нет.
- А почему так произошло?
- Изменился контекст. Оказалось, что сегодня самым страшным грехом для государственного служащего является даже не коррупционное стяжательство, не измена родине, а пиар, пропаганда себя родного в средствах массовой коммуникации. Ертысбаев, безусловно политик, а политик априори не может жить без пиара и пропаганды. Это, если хотите, воздух политики, политиков. А сегодня верховной власти нужны не политики, а функции. Ну и сама политика никак не приветствуется, поскольку политика – это в первую очередь формулирование вопросов, поиск ответов, поиск определенности. А определенность власти не нужна, ибо если появятся идейная оформленность и ясные идеологические формулы, то появится и возможность ловить за несоответствия, фальшь, обман, за отклонение от обещаний. А формула «сначала – экономика, потом - политика» - это и есть квинтэссенция такой неопределенности и тумана. Никто ведь не знает, где, когда должна закончиться экономика. Никто не знает ее количественных и качественных параметров. Отсюда следует, что нужно всякий раз убивать политику, закатывать в асфальт всех, кто хочет ею заниматься. Поэтому власти надо контролировать медийное поле, удалять, устранять оттуда всех, кто имеет свое собственное мнение. Ведь в стране никто ни с кем не конкурирует, никто ни с кем не спорит, никто никому ничего не доказывает. В такую систему, очевидно, политики вписаться не могут. Я знаю, что того же Ертысбаева кляли и ругали практически за все крупные выходы в прессу, в том числе в оппозиционные газеты. Потом попросту отправили послом в солнечную Грузию. И как вы думаете, много осталось с тех пор высокопоставленных чиновников, которые хотели бы бросить экономику и заняться дипломатической работой?
- Ты работал в Министерстве информации, администрации президента и фактически занимался идеологией. Как все это происходит на государственном уровне?
- Я думаю, что ситуация сегодня и тогда – это вещи сущностно разные. Правила игры, понимание поля тогда и сейчас совершенно разные. Напомню, что нефть тогда стоила очень дешево, денег в бюджете было мало, а весь государственный заказ составлял порядка ста миллионов тенге. Эти деньги шли телеканалам и небольшой части государственных изданий, в основном культурных, этнических и детских. Тогда государство реально было озабоченно курсом реформ, тем, чтобы не допустить социальных взрывов, чтобы быть услышанными обществом. Власти всеми средствами стремились не спровоцировать серьезные потрясения в обществе. Мы понимали, что должны быть клапаны, которые позволят выпускать пар. Нам приходилось чаще договариваться, больше работать с редакторами, журналистами. Это хлопотно, муторно, требует постоянной вовлеченности, но это давало результат. Тогда даже нынешний вегетарианский «Хабар» мог «наехать» на все министерства, акиматы, даже профильное наше министерство мало кто жалел. Зачастую нам приходилось выступать посредниками между госорганами и СМИ, выгораживать редакции, журналистов, потому что первые постоянно просили прижать какую-нибудь газету или телеканал, которые, по их мнению, «распоясались». Не скажу, что мы не занимались «репрессиями», что не было закрытий газет. Но все ведь познается в сравнении...
- Зато сегодня, кажется, власти совершенно все равно, как будет реагировать общество. Если что, есть полиция, армия...
- Всякий раз, когда власть вместо политиков и журналистов начинает использовать силу, полицию, армию, она капитулирует, трусит и в конечном счете лишает себя будущего. Просто у всего есть предел. Люди, которые разочаровываются в политике окончательно и бесповоротно, завтра уже перестанут использовать политические методы, а перейдут к более сильнодействующим препаратам и средствам. Сначала булыжники, бутылки с бензином, потом бомбы, а там и до партизанской войны рукой подать. Приведу один актуальный пример. После выборов 1998-1999 годов мы обеспечивали информационное сопровождение девальвации. Мы были очень сильно обеспокоены тем, что люди могут выйти на площадь, могут случиться беспорядки. При том, что сам план информационной работы был написан за полгода, все равно девальвация стала неожиданностью. Нам приходилось откровенно «дирижировать» СМИ в течение двух или трех недель. За это мы обеспечивали прессе любые «выходы», проводили в день две-три пресс-конференции, вице-премьеры и министры сутками сидели в кабинете председателя Нацбанка, искали и находили слова, которые надо сказать. Это и есть, собственно говоря, реальная политика. Потом, когда напряжение было снято, пресса по полной отыгралась на Министерстве печати - и мы все это терпели. Таковы были «правила игры». А сегодня такими вопросами, на мой взгляд, мало кто задается. Службы, которые занимаются пиаром президента, правительства, совершенно не озабочены этим. Акимам и министрам наплевать на все, что происходит, потому что их заботит только то, чтобы о них ничего не говорили, и за это они готовы платить большие деньги. И все СМИ, которые сегодня есть на рынке, скатились в банальное зарабатывание денег. Никто не заботится о реноме своих изданий, журналистов, всем на все наплевать. Мы снизили свои телевизионные вкусы до плинтусного уровня. Весь телевизионный контент – это концерты, низкопробный юмор и сериалы. Там не осталось ни малейшего пространства для мысли. Еще несколько лет назад на каждом телеканале были хотя бы две-три звезды политжурналистики, сейчас таких нет, мне стало абсолютно не интересно смотреть телевизор. Смотрибельность телевидения и тиражи газет падают именно из-за низкого качества продукта, а не из-за экономических или иных причин. Если сокращается бюджет в стране, давайте закроем газеты, которые выпускаются за счет госзаказа: Америка – очень богатая страна, но там нет столько деловых изданий, как у нас. Россию, которая когда-то считалась наиболее читающей страной, мы обошли по количеству литературных журналов, хотя там населения гораздо больше, чем у нас. Пусть на меня обидятся люди в редакциях и регионах, но они должны понимать, что реальный рынок столько СМИ не вытягивает и вытянуть не может. Поэтому и государство должно сегодня приватизировать большинство СМИ, а если на них не найдется покупатель, закрыть, на чем мы сэкономим хорошие бюджеты.
- У нас ведь сейчас все политологи, социологи, исследовательские структуры вроде бы частные, но живут только на госзаказах. Так может, проще создать структуру, которая будет заниматься идеологией?
- В прошлом году было выделено 40 миллиардов тенге на госзаказ, еще семь лет назад эта цифра был в пять раз меньше. Каждый год бюджет наращивался, но эффективность работы пропорционально с этим не возрастала, курс президента не стал в пять раз популярнее и понятнее. Не должна одна структура заниматься идеологией – это приводит к созданию «корпорации троллей», которые пишут под каждым материалом один и тот же комментарий 48 раз, созданию группы журналистов политологов и социологом под очередным «Олегом Борисовым». Должны быть сети разного уровня, которые могут и должны конкурировать между собой, но которые при случае могут приходить к единым знаменателям, если речь идет о критических моментах, связанных с национальной безопасностью и так далее.
- Кстати, об Олеге Борисове. В Facebook публикуется почтовая переписка, в которой какие-то люди обсуждают новые информационные ресурсы, согласовывают заказные материалы, сочиняют концепции, обсуждают журналистов, давая им характеристики. Это тоже часть идеологической работы государства?
- Персонажи, которые там упоминаются, вроде бы не опровергают написанное. Если г-н Олег Сидоров или Олег Борисов является высокопоставленным сотрудником КНБ и наши спецслужбы полагаются на такого рода анализ - это даже смешно. Они подобного рода переписку ведут с личных почтовых ящиков, которые может взломать любой продвинутый пользователь, потратив на это несколько часов. Я уже не говорю, что к почте, которой они пользовались, может получить доступ ответственный сотрудник районного отделения ФСБ России.
- Но имеет ли это отношение к идеологии?
- Если допустить, что власти таким образом собирают информацию, и потом на основании того, что они собрали, принимаются какие-то решения, то становится страшно за страну. Я недавно встретил Ашимбаева на одном мероприятии и сказал ему, что он пишет, извините за выражение, херню, по крайней мере, в той части, где написано про меня. Я ему даже предложил напрямую ко мне обратиться, я бы дал более квалифицированный анализ своей работы и круга моих знакомых.
- И что вам ответил Ашимбаев?
- По крайней мере, он не опровергал ничего из написанного в сети или сказанного мной.
- Не извинялся?
- Не думаю, что я нуждаюсь в этом. Тем более, что уже очень давно мы не здороваемся. Плохо другое. Получается, люди, не владеющие информацией, дают спецслужбам «анализ», основанный на каких-то домыслах, слухах и антипатиях друг к другу. Я думаю, что «утеки» такая информация в какой-то демократической стране, там уже снесли бы все правительство. В любой другой стране это был бы бешенный скандал, после которого уже очень многие политики никогда бы не вернулись в политику, а журналисты стали бы нерукопожатными. К тому же непонятно, почему никто не обратился в правоохранительные органы, ведь некоторые утверждают, что был взлом почты, а это уголовное дело. Но с другой стороны, такие утечки полезны, может, люди хотя бы начнут более ответственно подходить к своим перепискам и разговорам. Мы поняли, кто есть кто в нашей стране, и с точки зрения гигиены это полезно.
- Судя по этой переписке, пытались нанести удары по Рахату Алиеву, Мухтару Аблязову, Виктору Храпунову, на это выделялись деньги. Но теперь мы читаем комментарии в интернете, из которых следует, что они чуть ли не борцы за свободу. Почему так получается?
- Лично у меня никаких иллюзий относительно их оппозиционности, никогда не было и не будет. Если почитать форумы в интернете, то Джуламанов у нас герой, Арын – герой, Серик Ахметов – герой, Челах – герой, про Хоргос я вообще молчу – там все герои. Чтобы тиражировать это, тратятся огромные деньги, есть бюджеты, которые создаются под конкретные дела и процессы. Я уверен, что по Аблязову и Алиеву были бюджеты, как и по «хоргоскому» делу. Так как власть сама не информировала о том, как идут эти процессы, случился дефицит информации. Все ушло «под ковер», в интриги, торговлю между бастыками и ведомствами. Грубо говоря, артисты очень долго дрались за сценой, выясняли отношения, а когда открылся занавес, никто уже на зрителей внимания не обращал. Власти уже давно забыли, что главный реципиент, главный зритель, главный судья – это общество, наш народ. Все это привело к тому, что для общества эти антигерои стали героями. И после этого власть начинает лихорадочно искать новые бюджеты, нанимать новых людей, чтобы переубедить общество в обратном. А поскольку у нас люди власти не верят и зачастую по советской привычке принимают решение от обратного, то возня становится перманентной, постоянной. Не исключаю, что для кого-то такое стечение обстоятельств весьма выгодно, это монетизирует их труд. Если так, то они вовсе не заинтересованы в улучшении своей работы, качества оказываемых услуг. Им даже выгодно создавать большие и мелкие коллизии, а потом предлагать властям, борисовым свои услуги. Естественно, не из любви к родине.
Кроме того, надо признать, что в стране нет объективных СМИ. За двадцать с лишним лет мы не пришли к нормальному формату работы СМИ. Если выходит газета партии Жармахана Туякбая, то в ней будет только Жармахан Туякбай и никого больше, а если государственное издание – значит, там будет только «Нурлы жол», а если это «Республика» - только Аблязов. Беда нашего общества в том, что два разных мнения не могут влезть не только в голову человека, но в одну газету. К тому же все это происходит на фоне безответственности чиновников, когда власть утверждает, что девальвации не будет, а потом проводит девальвацию. Говорят, что у нас кризиса нет, а потом оказывается, что выборы надо провести из-за того, что в стране кризис. Поэтому у людей снизился уровень доверия.
- К чему это может привести?
- Сейчас это еще не такой уровень недоверия, который выводит народ на площади, но люди становятся безразличными, апатичными. Хотя, возможно, лучше бы на санкционированный митинг вышли 5 тысяч человек, чем 5 миллионов затаили злость. Есть такое понятие, как «социальный капитал», он формирует инновации, науку, инвестиции, вклады людей в банки, планирование будущего, планы на образование детей. Социальный капитал зиждется на доверии - если я доверяю стране и власти, то я буду сюда инвестировать, а если нет - вывожу капитал из страны. Легализация капитала показала, что только 10 процентов имущества – это то, что реально вывели из-за рубежа, а все остальное – это дома или дачи, которые в свое время не смогли законно оформить в БТИ. То есть никто из тех, кто имеет возможность покупать зарубежную недвижимость, не верит в будущее страны, не верит в то, что сможет ее законно отстоять. Мы вернулись к ситуации 70-80-х годов прошлого века, когда двуличие стало нормой и убило государство – никто не пошел ведь защищать Советский Союз. Вот к чему привело недоверие. Еще надо понимать, что людей интересует, чем оплатить кредит или ипотеку, где найти работу, чтобы платили легальную зарплату. Народ волнуют межэтнические и межрелигиозные вопросы. Свежий пример – в Ак Орде проводится мероприятие, посвященное году Ассамблеи народа Казахстана, и в тот же день в Сарыагаше разгорается межнациональный конфликт. Власти сделали все, чтобы закрыть информацию, даже блокировали YouTube, но проблема осталась. Конфликт изначально носил бытовой криминальный характер, но в итоге получили межнациональные распри. То есть у нас настолько зажали информационное поле, что реакция на эти события пошла только на второй-третий день, а до этого там отключили даже мобильную связь. Вакуум информации плодит информационных чудищ, пошли слухи, что убили не одного человека, а сто, сто домов сожгли, и в поселок въехали танки. Тогда удалось все это замять, потому что и таджикский культурный центр оказался достаточно сильным, и казахские аксакалы вовремя подключились. Но недоверие осталось. У нас все подвели к тому, что конечное одобрение дает только один человек в стране, но у этого человека очень напряженный график, и его попросту может не оказаться в стране, когда происходят подобного рода конфликты, где дорога каждая минута.
- У нас в стране полно политологов, каких-то социологических структур. Правда, мало кто понимает, чем они занимаются и какие исследования проводят. Как ты оцениваешь эффективность их работы?
- В 1983 году Юрий Андропов, став генеральным секретарем ЦК КПСС, на съезде партии сказал сакраментальную фразу: «Мы не знаем страну, в которой мы живем!» И это сказал председатель КГБ СССР. Ни в одной авторитарной стране ни одному социологическому вопросу верить нельзя. Я могу это сказать наверняка, так как сам являлся заказчиком таких опросов. Есть несколько структур, к которым накопилось много вопросов с точки зрения эффективности их работы, объективности и, естественно, финансирования. У нас каждый акимат заказывает огромное количество социологических опросов, имеет свою аналитическую службу, в которой сидит до 30 человек – это огромные деньги, но при этом все опросы, которые финансируются за счет государственного бюджета, не всегда доступны общественности. Мы должны видеть, кто проводит эти опросы, как проводит и какие выводы делает. А у нас получается, что страна, идя к открытости, с каждым годом все больше закрывается. После смерти Сабита Жусупова (известный казахстанский социолог – А.К.) у нас не осталось ни одного социолога, которому бы общество доверяло. Любой человек может сказать публично любую антинаучную или псевдонаучную вещь, подогнать под свои нужды любые факты. Есть авторы, которые просто врут, им кто угодно может позвонить из Астаны и попросить озвучить что угодно, они это делают, даже не перепроверив факты. Их прогнозы из года в год не сбываются, но они продолжают «прогнозировать». В нормальном обществе такие политологи были бы уже в «черном списке». Идет голимая пропаганда, благодаря которой дискредитируются политология, социология и экономика. Ну что еще можно сказать, если даже Виктор Вячеславович Храпунов называет себя политологом!
