По воскресеньям Ratel.kz традиционно публикует истории правозащитника Евгения Жовтиса из его жизни и юридической практики
Читайте предыдущую историю Евгения ЖОВТИСА «Человек, не верь компьютеру!»
* Что такое «карантин»?
* Закон против логики
* Телефонный разговор «под колпаком»
В конце октября 2009 года из следственного изолятора Талдыкоргана меня «автозаком» доставили до Уштобе и поездом в так называемом «столыпинском» вагоне этапировали через Семей в колонию-поселение в Усть-Каменогорске.
Что такое «карантин»?
После прибытия определили в карантин. Это была небольшая комната возле библиотеки и чайханы (помещения для приёма пищи из своих продуктов). Там стояли четырех двухэтажных кровати (по-нашему – нары) и один небольшой столик. Ни туалета, ни умывальника не было, и, чтобы умыться, надо было выходить на улицу и идти в соседний барак.
Всю сознательную жизнь до «зоны» я полагал, что карантин – это временная изоляция. То есть кого-то или какую-то территорию по каким-то причинам изолируют, отделяя от остальных. И в других колониях, где есть так называемые локальные, то есть ограждённые, участки, карантин – это участок, где содержатся в течение обычно 15 дней вновь прибывшие заключённые.
Предполагается, что они, во-первых, пройдут медицинский осмотр и сдадут разные анализы до того, как их переведут в жилую часть колонии, чтобы исключить какие-нибудь заразные заболевания. Во-вторых, их познакомят с правилами, которым им придётся следовать в течение как минимум года или нескольких, а то и многих лет.
Определённый смысл в этом, конечно, есть, но вот в колонии-поселении, где я находился, не было локальных участков. То есть, кроме забора вокруг колонии, никаких закрытых участков не было. И все заключённые, в том числе и те, кто в карантине, умывались, ели, строились на проверку или убирали территорию вместе. Слово «карантин» полностью утрачивало своё исходное значение.
Закон против логики
Я выразил своё недоумение руководству колонии.
«Если это карантин, то мы должны быть отделены от остальных заключённых, - аргументировал я, - хотя бы пока не проверят наше здоровье на заразность. И кстати, - продолжал я вопрошать, - все содержащиеся в колонии-поселении весь день работают за её пределами в городе и общаются с жителями, так что и там они могут подхватить любую заразу. Конечно, проверка нашего здоровья – хорошее дело, но карантин в этом случае – бессмыслен».
«Нет, - сказал начальник, - по закону положено вас в течение 15 дней содержать в карантине, мы и содержим. А поскольку в колонии-поселении нет охраны и локальных участков, то мы вас содержим вместе со всеми другими осуждёнными, только в отдельной комнате».
«Но это не может называться карантином, - понимая уже, куда я попал, но всё же продолжая взывать к здравому смыслу, пробормотал я, - карантина без изоляции не бывает».
«Бывает», - сказал начальник и прекратил дискуссию.
Телефонный разговор «под колпаком»
С трудом сохраняя психическое здоровье в открытом карантине, я решил воспользоваться своим правом на телефонные переговоры и позвонить домой. Выяснил у других осуждённых, как это можно сделать.
Оказалось, в колонии есть два таксофона, которые висят на стене в дежурном помещении, где находится дежурный помощник начальника колонии и другие сотрудники.
«Ну, понятно, - решил я, - это для контроля разговоров. Наверное, у них нет записывающего оборудования, вот и слушают».
«Какой в этом смысл, если опять же весь день осуждённые находятся в городе без сопровождения, где-то работают, пользуются сотовыми телефонами и могут поговорить с кем угодно без всякого контроля, - рассуждал я, - но начальству виднее».
Звонить можно было, пользуясь таксофонной карточкой. Попросил взаймы такую карточку у одного из осуждённых и пошёл в «дежурку».
Набрав номер телефона и начав разговор, я ощутил, что кто-то стоит за моей спиной. Повернулся - в метре от меня стоит женщина-контролёр с блокнотом и ручкой и записывает, что я говорю. «Наверное, им нужно для отчёта содержание моих разговоров», - сделал я вывод, и продолжил разговор. Поговорил с домом, с офисом, с друзьями. В общем, сделал штук пять звонков. Женщина-прапорщик всё старательно записывала.
Я закончил разговоры, и тут меня посетила пронзительная мысль, которой немедленно поделился с этой «слушательницей».
«Вы же не слышите, о чём говорит мой собеседник на другом конце телефонной линии? - спросил я её. - То есть вы записываете только половину разговора. Например, мои ответы на его или её вопросы.
Зачем вам записывать «да» или «нет», если вы не знаете вопроса, который мне задали? Проще говоря, зачем вам записывать половину разговора? Какую информацию можно из этого выудить?»
Сотрудница колонии на какое-то время «зависла», пытаясь вникнуть в суть моего вопроса, а потом серьёзно заявила: «У меня нет приказа записывать вторую сторону разговора. У меня приказ записывать только вас».
«Удивительно мудрый приказ с точки зрения содержательности полученной в результате записи информации», - сыронизировал я. И пошёл дальше постигать непостижимое в нашей тюремной системе.
Фото: Казинформ.
