Занимательная история Казахстана от Андрея Михайлова
История моего рода неразрывно связана с Казахстаном вот уже семь поколений. Так, по крайней мере, подтверждается документально. Потому в моём семейном архиве сохранилось немало документов, которые, думается, могут быть интересны многим. Например, этот отрывок незаконченных мемуаров отца, Вячеслава Фёдоровича МИХАЙЛОВА. О Семипалатинске 1939 -1941 годов. Куда непоседливая судьба ответственного советского работника забросила моего деда, Фёдора КУЗЬМИЧА, а при нём, как обычно, мою бабушку Лидию Владимировну, безотказную спутницу совслужащего. Ну и единственного сына, разумеется.
Постановление об утверждении Ф. К. Михайлова заведующим Облкомхоза.
Запавшее в память десятилетнего мальчишки интересно в первую очередь своей детской незамутненностью. Именно на эту память и опирался отец в своих воспоминаниях, которые писал уже в XXI веке. Потому в них так увлекательно мелькает неканоническая жизнь города и горожан, весьма отличная от тех сведений, которые можно почерпнуть из официальной истории.
Текст приводится с небольшими сокращениями. Кроме того, я позволил себе разбить его на отдельные разделы, снабдить некоторыми комментариями и проиллюстрировать фотографиями и документами из семейного архива.
Фёдор Кузьмич Михайлов – руководитель Семипалатинского Облкомхоза на рабочем месте.
“Впечатление большого города”
"…В Семипалатинск мы прибыли опять же по велению партии: отец был послан на укрепление коммунального хозяйства на должность заведующего Облкомхоза. Конечно, это было повышение, и он был этим назначением доволен. Довольна была и матушка. Теперь ему полагалась персональная машина – автомобиль М-1, на которой он периодически объезжал свои владения.
Приехали мы в Семипалатинск поздней весной 1939 года.
Первая наша резиденция была в гостинице. Как я понимаю, это был центр города, в трех кварталах от базара. Гостиница – угловое (двух- или трехэтажное?) здание, боковой стороной выходящее на улицу, которая перерезала город и упиралась в Иртыш. По-моему, эта улица называлась Комсомольской, но я не ручаюсь. Забыл. Фасадом гостиница выходила на перпендикулярную улицу и, напротив, в трехэтажном доме находился городской радиоузел. В этом же доме на втором этаже размещалась радиостудия, а на первом - небольшой магазин, где торговали радиодеталями. Пишу об этом подробно, потому что с этим местом я позднее был связан довольно тесно.
Улица Горького (фото 1940-х годов).
Этот район произвел на меня, после Чимкента, впечатление большого многоэтажного города. Рядом был гастроном, хлебный магазин, куда меня посылали за хлебом (как обычно, хлеба покупали на рубль, и обычно был довесок). Кругом торговали мороженным и газированной водой. Тут я впервые попробовал газированную воду с томатным соком. Матушка считала, что это очень полезно, и никогда не отказывала.
Но самой яркой достопримечательностью были пирожки с ливером. Ими торговали по всему городу. Это были сферические конструкции величиной с большой кулак, мягкие, всегда горячие с сочной и удивительно вкусной начинкой. Шли они нарасхват и постоянно подвозились прямо с мясокомбината, который был расположен на левом берегу Иртыша, в Жана-Семей. Торговали ими с оцинкованных термостатированых тележек – летом на колесах, зимой на полозьях. По-видимому, жарились эти пирожки в раскаленном жире.
Прожили мы в гостинице недолго и вскоре переехали на параллельную, в квартале от гостиницы и от Комсомольской, улицу, которая проходила мимо базара и упиралась со стороны Иртыша в пионерский парк. На этой улице мы сначала почему-то месяц пожили на одной стороне, а потом переехали в дом напротив, где прожили лето и половину зимы. Пишу я об этом так подробно, потому что забыл названия улиц, а с этими местами у меня связаны воспоминания о событиях, которые оказали определенное влияние на мои дальнейшие увлечения и интересы.
Дом наш стоял посреди квартала, за забором. Нужно было войти в ворота, пройти вглубь двора и обогнуть дом, повернув направо. Здесь – высокое крыльцо к нашим апартаментам. Дело в том, что дом имел высокий цоколь и в этом цоколе жила другая семья. Вход к ним был прямо у ворот.
Около нашего крыльца был большой квадратный палисадник, огороженный штакетником, в котором матушка в первое же лето развела цветник. К осени там полыхал ковер из разноцветных астр и хризантем. В углу двора стоял большой дровяной сарай. Отопление в доме было печное, зимы в Семипалатинске суровые, поэтому сарай был доверху забит сосновыми и березовыми поленьями. Там я впервые узнал, что такое “швырок”, что такое “долготье”, и научился пилить и колоть дрова “из-за плеча”. (…)
Острова
"…За нашим двором, кварталах в двух-трех, начиналась татарская слобода. Многочисленная семипалатинская татарская диаспора образовала свой анклав и имела свою мечеть. Возможно, эта мечеть, купола и минарет которой были хорошо видны из нашего двора, была не единственной. Сейчас не вспомню. Эту помню хорошо: летом, когда почти каждый день мы ходили на Иртыш купаться, мы проходили мимо нее. Путь наш пролегал через слободу, мимо многочисленных пивных, в которых батя норовил отметиться (и если у матушки было хорошее настроение – ему это удавалось), к мелькомбинату, от которого был перекинут свайный деревянный мост через одну из проток Иртыша на остров “Стадион”. Протока эта называлась “Семипалатинка”.
На этом острове действительно был один из двух стадионов. (Второй стадион располагался в городе и запомнился мне тем, что зимой там заливали каток и я ходил туда кататься на коньках). Вообще-то на острове располагался парк культуры и отдыха со всеми присущими таким объектам атрибутами: зеленым театром, каруселью, тиром и прочими аттракционами и, конечно, рестораном. Ресторан располагался прямо около моста.
Парк культуры и отдыха на островах Иртыша (фото 1940-х годов).
Следующий за островом “Стадион” был остров “Собачий”. Он отделялся от “Стадиона” протокой, которая называлась “Комсомольская”. Течение в ней было довольно сильное, моста через нее не было, дно – глубокое. Мужики, и отец тоже, ее переплывали. Мы в ней ловили рыбу на “закид”: длинная леска со множеством крючков и грузом на конце. Рыба тогда в Иртыше была, даже стерлядь, которая неплохо ловилась на перекатах.
Из-за “Собачьего” выглядывал остров “Коровий”. Из этой группы этот простирался по течению ниже всех. На острове действительно паслись коровы, и я сам неоднократно видел, как они своим ходом, вплавь, переправлялись туда и обратно на городской берег. За “Коровьим” располагался фарватер, и ниже него было свободное водное пространство до самого железнодорожного моста. Здесь работала переправа: с берега на берег ходили речные трамвайчики. Пешеходного и автомобильного моста тогда еще не было, а по железнодорожному мосту ходили, естественно, только поезда".
“1939-й год уже дохнул холодом…”
"В Семипалатинске я пошел в четвертый класс.
Школа, в которой мне предстояло учиться, была старым двухэтажным зданием. Стояла она наискосок от базара, в двух кварталах от нашего дома. Учились в одну смену, и занятия начинались в восемь утра. Так что я уходил из дома раньше всех и приходил после занятий, когда дома еще никого не было (матушка в это время тоже работала). На столе стоял приготовленный для меня, накрытый салфеткой обед. Я брал свою газету, которая к этому времени уже лежала в почтовом ящике, “Пионерскую правду”, и устраивался за столом.
Слава Михайлов в отрочестве. Этот снимок, скорее всего, сделан в Семипалатинске. (Значки – БГТО и БГСО).
В газете печатались с продолжением научно-фантастические романы: “Тайна двух океанов”, “Пылающий остров” и др. До сих пор помню кайф, который я при этом испытывал! После этого я должен был приготовить заданные уроки и наколоть и натаскать к вечеру дрова. Это была моя обязанность. Остальное время – моё, но к приходу родителей я должен быть дома.
Но до этого я мог позволить себе шататься где угодно. Я твёрдо знал, что в рабочее время никто домой не придет. 1939-й год уже дохнул холодом: война с белофиннами. Началась борьба с нарушителями трудовой дисциплины, прогульщиками, расхитителями социалистической собственности – закручивание гаек по всем статьям. Всесоюзный староста М. И. Калинин издал указ, согласно которому опоздание на работу или отлучка на несколько минут карались как уголовное преступление. Все сидели на своих рабочих местах от звонка до звонка.
Именно в это время у меня появилось увлечение, которое позже переросло в профессию".
(Отец закончил Техникум связи в Алма-Ате, отучился несколько лет в Московском институте инженеров связи, работал на радиостанции в Петропавловске-Камчатском, отслужил радистом в Тихоокеанском флоте, закончил физфак КазГУ в Алма-Ате, закончил аспирантуру у проф. Чердынцева в Москве, защитил диссертацию на тему “Альфа-спектрометрическое исследование спонтанных заурановых излучателей в природе”, стоял у истоков создания Института ядерной физики и Института физики высоких энергий АН КазССР, где большую часть жизни занимался поисками магнитного монополя. – А. М.).
“Радиофронт”
"В одном классе со мной учился мальчишка, с которым мы сошлись на почве увлечения техникой. Звали его Вовкой, вот фамилию не помню.
Нужно сказать, что у меня всегда было много всяких механических игрушек. Периодически покупались металлоконструкторы, из которых можно было собирать какие угодно механизмы. К описываемому времени у меня был приличный опыт в области прикладной механики. Когда мы жили на первой квартире в Семипалатинске, на крыше нашего дровяного сарая я установил ветряк, который вращался практически непрерывно, благо ветер в тех местах дул постоянно. Кроме того, отец прислал мне из Свердловска “Посылку авиамоделиста” - набор всяческих материалов и заготовок (рейки, резина, бумага, клей и т.п.) для изготовления схематических летающих моделей самолета.
Справка о зарплате заведующего Облкомхозом.
Всё это и послужило первопричиной нашего с Вовкой сближения. Но была и вторая. У Вовки был старший брат, который тоже был "самоделкиным", и у него с детства хранились два великолепных тома под общим названием “Книга юного конструктора”. Это была интереснейшая книга, окно в новый мир. Чего там только не было – от простейших паровых машин до радиоуправляемых броневика и корабля! И все это были действующие модели! Отличные схемы, принцип действия, как сделать, из чего сделать; технология обработки металла, приемы пайки, резки, шлифовки, плавки и т.д. И всё это описывалось четким и понятным языком, понятным даже таким пацанам, как мы с Вовкой. Мы сделали одноцилиндровую паровую машину горизонтального типа, котел к ней с предохранительным клапаном. Когда все это заработало, восторгу не было предела!
Но главное мое открытие в этот период заключалось не в этом.
Вовкин брат был радиолюбителем, и он выписывал радиолюбительский журнал, который тогда назывался “Радиофронт”. После того, как этот журнал попал в мои руки, судьба моя была решена. Журнал был рассчитан на читателя с самой разной подготовкой. Там описывались схемы приемников, усилителей и передатчиков любой сложности и, что самое главное для меня в то время, был раздел для начинающих. Именно с этого я и начал - и достиг того уровня, что, когда я учился в техникуме связи, для меня преподаваемый там материал не был большим откровением.
Научная фантастика и радио. Немалую роль сыграла и романтика – зимовки, северные экспедиции, перелеты, дрейфующие станции… Во всём этом самое активное участие принимали радиолюбители-коротковолновики. К этому времени они успешно освоили отданный им раньше коротковолновый диапазон и научились устанавливать связь даже с антиподами. Эфир был наполнен свистом морзянки.
В фантастике того времени радио было главным: будет радио – будет и всеобщее счастье. Теперь радио - в любой глухомани, а всеобщего счастья, что-то не видно.
Первый свой детекторный приемник я собрал именно в это время; тут мне и пригодилась близость городского радиоузла. Возле него стояли мусорные контейнеры, в которых было много полезных для начинающих радиолюбителей вещей. Рыться в них не возбранялось, и мы этим широко пользовались. Там можно было найти всё, что угодно – от проводов до выброшенных по каким-то причинам радиодеталей".
Семья, школа музыка
Похвальная грамота Славы Михайлова, выданная семипалатинской СШ им. Пушкина.
"В это время в жизни семьи наступили новые перемены: отец уехал на учёбу. Нужно сказать, что всё время, сколько я помню, он непрерывно, где бы ни работал, писал рапорты своему партийному начальству с просьбой отправить его на учебу. И, наконец, добился. Его послали учиться в Академию коммунального хозяйства в г. Свердловск. Однако ему опять не повезло. После 3-месячного отсутствия он вернулся в Семипалатинск: Академия почему-то была ликвидирована.
Всё это привело к тому, что он потерял должность и вскоре уехал в Алма-Ату в поисках новой работы. Я думаю, что именно изменение его статуса и послужило причиной нашего очередного переезда. Мы переехали на другую квартиру, на Омскую, 111.
В связи с этим мне пришлось поменять школу, и четвертый класс я заканчивал уже в другой. Из этой школы я помню только учительницу русского языка, да и то очень смутно. Скорее всего, это связано с тем, что у нее была дочь, тоже учительница русского языка. Она вела у нас уроки чистописания (был тогда такой предмет), и она в совершенстве владела искусством каллиграфии. Такого красивого, как у неё, почерка я не видел ни до, ни после. Этим чрезвычайно гордилась ее матушка, чем и запомнилась.
Омская – старая купеческая улица, расположенная в нескольких кварталах от набережной Иртыша. Наше новое жилище помещалось в кирпичном старинном доме и было, в сущности, коммунальной квартирой, в которой кроме нас проживала ещё одна семья – КОНДРАТЕНКО: дед, муж с женой и двое детей моего возраста. Жили мы там недолго, поэтому я ни с кем особенно не сошёлся близко и помню их слабо, хотя кухня у нас была общей. Из этого периода мне запомнилось почему-то, как меняли проводку в доме. В это время в городе переходили на новый стандарт напряжения – 220 вольт, раньше было 110. Еще запомнилось, что столбы на улице стояли точно посередине мостовой. Говорят, что, когда их ставили, возник спор, по чьей стороне вести линию. Связано это было с тем, что никто не хотел платить лишнее за подводку от столба к дому. Решили – так!
…После переезда на эту квартиру у меня пропали условия для занятия радио; у нас были две маленьких комнатки, где особенно не развернешься. Так что хобби мое поменялось. В это время я начал осваивать всяческие проекторы – диаскопы, эпископы, в общем – кино. С удовольствием показывал диафильмы своим домашним и соседям. Они не возражали. Недалеко от нашего дома был краеведческий музей, где я был частым гостем.
Но главным событием тех дней стало мое знакомство с областным Домом пионеров, который располагался в нескольких кварталах ниже к реке: я поступил в музыкальную студию по классу скрипки.
Скрипку я выбрал, наверное, потому, что у меня еще со времен Корниловки (село в Южном Казахстане, где семья какое-то время жила ранее – А.М.) была мандолина, на которой я уже играл. Так или иначе, я блестяще сдал вступительные экзамены (у меня был абсолютный слух, по мне даже настраивали скрипки) и был зачислен в класс педагога, которого звали Александр Наполеонович ВАРЛАМОВ. По вечерам, в свободное от работы в студии время, он играл в джазе в фойе кинотеатра перед началом фильма, как тогда было принято. У него я проучился до отъезда из Семипалатинска где-то полгода. За это время я как-то освоил инструмент, познакомился с нотной грамотой, выучил несколько скрипичных пьес и даже выступал (соло и в дуэтах) в концертах - в актовом зале Дома пионеров и по местному радио".
Похвальная грамота за участие в смотре художественной самодеятельности.
…Как отец играл на скрипке я, к сожалению, не слышал – скрипки у нас в доме не было. Но мандолина была – иногда папа настраивал её и вспоминал былое. А ещё была семиструнная гитара, которую он любил особенно. На гитаре отец не только свободно играл, но и аккомпанировал себе и другим (он обладал хорошим романтическим голосом и обширным репертуаром), а иногда играл в ансамбле с друзьями и соседями. Иногда они исполняли романсы дуэтом с матушкой, которая также сызмальства увлекалась пением. А ещё в доме было пианино, за которым он мог просиживать часами. Как-то очень ненавязчиво он передал свои музыкальные пристрастия и мне – обучив азам звучания фортепьяно, выучив игре на гитаре и даже обучив основам брынчания на балалайке. Ноты отец знал, в молодости он даже ходил с партитурами в Оперный театр – было такое увлечение у любителей в те времена – слушать спектакли, сверяя их с нотами. Наверное, если бы не его увлечение физикой, он мог бы стать неплохим музыкантом…
Иллюстрации: архив Андрея Михайлова и книги середины XX века.
Андрей Михайлов - писатель, автор серии книг "Как мы жили в СССР".
ПОДЕЛИТЬСЯ СВОИМ МНЕНИЕМ И ОБСУДИТЬ СТАТЬЮ ВЫ МОЖЕТЕ НА НАШЕМ КАНАЛЕ В TELEGRAM!
