На экраны страны выходит фильм Рустема Абдрашева «Алмазный меч»
На снимке: Рустем Абдрашев на съемках фильма «Алмазный меч».
Читайте предыдущую статью Салимы ДУЙСЕКОВОЙ «Вся культура тут (фрагменты телефонных прослушек)».
* Партийное задание
* Из дворца сообщают
* Кина не будет. Кинщик заболел
Партийное задание
Парадокс плохого кино: так называемые «знаковые» сюжеты отдают на откуп самым слабым постановщикам. Вот опять придворный режиссёр АБДРАШЕВ поднатужился и исторг из чрев своих длинную, как бычий цепень, ленту, дурно загрунтованную многословной и довольно скучной прозой очень советского писателя Ильяса ЕСЕНБЕРЛИНА.
При этом ранее состряпанная Абдрашевым апокрифическая трилогия о президенте бесшумно провалилась в прокате. Ясно, что до художественных достоинств «жития» у попкорновской публики нос не дорос. Люди же, в державном кино смыслящие, видимо, попросили Абдрашева: теперь, балам, сделай нам не просто красиво, а невыносимо прекрасно. Отсыпали режиссёру цехинов немерено. Алмазный меч тебе в руки!
Партия сказала - надо, молодец ответил – ляббай, таксыр!
Смотрим.
На снимке: мольбы к аруахам на съемках фильма.
С первых кадров на зрителя обрушивается насыщенный вещный мир. Плотный, душный, концентрированный, прилежно набитый артефактами мир дворцовой жизни.
Видно, что придворный режиссёр Абдрашев дворцовое бытование обожает. Там красиво, там тепло, там много еды, там гаремы сочатся вожделением от груд доступного женского мяса. Там толстые ковры заглушают звуки шагов, и можно подкрасться со спины к сопернику-режиссёру, ой, что я говорю, к сопернику-акыну и нежно засадить ему пёрышко под рёбрышко. Там нарумяненные служки с кольцами в носу машут опахалами над головами паханов. Дуновение хоть и слабо, но долетает до придворных ашугов, рапсодов и прочей льстивой сволочи. Знай себе восхваляй очередную рептилию, взобравшуюся на трон, да таскай рахат-лукум с края блюда. Только не хрумкай громко и не чавкай. А то Сам этого не любит.
Из дворца сообщают
Там, под сенью минаретов, натужно разверзаются обитые листовой жестью врата. Золочёные львы скалят беззубые пасти. Пирамиды керамических плошек-чашек и плетёных корзин норовят сверзиться на каменные полы. Подносы из латуни и меди завалены живописными развалами фруктов. Тени от масляных светильников пляшут по расписным стенам.
Километры аутентичных узбекских тканей обернулись костюмами дворцовой челяди, жён, наложниц и евнухов. Тюрбаны из хан-атласа, шаровары из бархата. Пуды бисера, вышивки, золотой канители и позументов. Тонны текстиля – ковров, паласов, покрывал, ширм, занавесей, кисеи и прочего пылесборного барахла. Райские птицы астматически квохчут в золотых клетках. Музыканты из уйгурского культурного центра мучительно дудят в карнаи. Мстительно блестят подведённые сурьмой глаза принцев. Чудовищный татуаж бровей у артистки МУХАМЕДЖАНОВОЙ лоснится от репейного масла. Актёрского мастерства у артистки Мухамеджановой столько же, сколько бывает молока от божьей коровки, и брови в два пальца толщиной должны этот досадный недостаток восполнить. В шатрах одалиски в шёлковых шальварах трясут голыми пупками и гонят волну животного вожделения на осклабившихся агашек.
Агашки, царствуя лёжа на боку, пускают липкую слюнку, грызут чак-чак и время от времени милостиво принимают подношения от посланников соседних монархий. Таково представление придворного режиссёра Абдрашева о быте и нравах пятисотлетней давности. Ничего не поделаешь.
В подобного рода творениях без артиста Досхана ЖОЛЖАКСЫНОВА с его испепеляющими взорами из-под норковой шапочки никак не обойтись. Театральная карьера и роли бесконечных галдан церенов сыграли с артистом злую шутку. Говорить нормальным голосом он просто разучился. Жолжаксынов вопиет! Мощно, трубно, зычно, как боевой слон. Как на гастролях театра имени Ауэзова где-нибудь в Кызылординской области. «Уа, халайық!» Народ безмолвствует и таращится пустыми глазами в объектив кинокамеры. Придворный режиссёр Абдрашев прилежно обрядил степной плебс в аккуратно стёганные на швейной машинке кафтаны. Чтоб не портили общую благостную картину. Детишки тоже в меховых бориках, чапанчиках по росту и в ладных кожаных сапожках. Никаких вам соплей до колена и драных портков. Красиво.
Кина не будет. Кинщик заболел
Поскольку придворному режиссёру Абдрашеву по сердцу лишь прохлада внутренних покоев с выводком податливых гурий, то на степном просторе он несколько теряется. Он догадывается, что должно происходить какое-то действие, движение сюжета. Роман Есенберлина когда-то торжественно окрестили «широким историческим полотном», и, видит бог, нет ничего зануднее этих полотен. Персонажей много. Очень много. Все эти ханы и падишахи настрогали бесчисленное количество отпрысков, которые неустанно интригуют, наушничают, подсиживают, дерутся за власть. Пора уже разрешить кинематографистам цеплять на спины персонажей таблички, как у хоккеистов. «Старшая дочь хана», «Младшая дочь хана», «Зять хана», «Третий бастард от двадцатой наложницы хана». И неплохо бы уже несколько обновить актёрский состав державного кино.
Тогда бы не получилось несколько комичного эффекта от сцены, где казнят через повешение между двух верблюдов депутата Бекболата ТЛЕУХАНА. Не скрою, мне сцена понравилась. Испытала некое подлое и злорадное удовлетворение. Но не полное. В последний миг депутата спасут. Что за страна — и повесить-то как следует не умеют…
На снимке: момент съемок.
Чтобы несколько очеловечить всю эту байду с резнёй и интригами, Абдрашев умягчает действие лирической струёй. Намекая, что между четвёртой женой Абулхаир хана и Джаныбеком есть некие изящные отношения. Джаныбек дарит ханше сокола Сомбалака, чтобы прелестница могла отправлять ему посредством соколиной почты нежные эсэмэски. Не только крестьянки любить умеют. А между тем идёт второй час показа, и надо бы уже закругляться, и высказать главную мыслю, и подводить черту. Поскольку вообще-то фильм о создании Казахского ханства, то после долгих препирательств тогдашние казахи выбирают, наконец, себе главного предводителя.
У насквозь советского писателя Есенберлина о торжественном моменте сказано несколько скуповато:
«На другой день сам Асан-Кайгы благословил ханство Джаныбека, и уже от имени всех без исключения казахских родов был омыт Джаныбек в молоке сорока белых кобылиц и поднят на белой кошме».
Ну кто так поднимает на царство… Вот у придворного режиссёра Абдрашева совсем другой коленкор. Свежепровозглашённый хан прикладывает руку в перстнях к царственной груди и произносит инаугурационный спич:
«Вы посадили меня на белоснежную кошму, вы попросили меня быть вашим ханом…»
Вы.
Попросили меня.
Быть вашим ханом.
И явно недостаёт: спасибо за доверие, товарищи. Постараюсь его оправдать.
Собственно, ради этого финала весь фильм и снимался. А вы думали, для чего?
Знаю, съёмочная группа заголосит: к чему это бесплодное злословие? Это не учебник истории, это искусство! Отвечу. Это действительно не учебник истории. Собственно, история здесь тоже ни при чём. Но ведь это и не искусство. И уж совсем не искусство кино.
Это слепленное на скорую руку из жёваного папье-маше, обильно политое патокой и украшенное жжёным сахаром ложное, поддельное изделие. Такие ставят в витринах кондитерских. Смотреть можно, есть нельзя. Приятного аппетита.
Титры.
Мнение редакции не обязательно совпадает с точкой зрения колумниста.
