Вадим Борейко продолжает беседу с Ермеком Турсуновым в цикле интервью «Лица Казнета»
На снимке: Герольд Бельгер.
Продолжение. См. начало: «За правду надо драться», «Как я снимал кино с Тохтаром Тулешовым», «Как я снимал кино с Курманом Артыкбаевым».
«Да я на келимбетовской девальвации потерял $20 тысяч!»
- Очередная волна твоей популярности (до этого по умолчанию идет твой фильм «Шал», о котором мы с тобой столько наговорили в 2012-м!) пришлась на 2014 год. Февраль. Девальвация. И ты мне предлагаешь для Forbes.kz статью «Мой неравный брак с государством. Открытое письмо людям, принимающим решения в этой стране». Она возымела, как сейчас принято говорить, «эффект разорвавшейся бомбы». Только на том сайте – около 120 тысяч посещений. Более того, многие газеты и сетевые ресурсы, в том числе в регионах, перепечатали твой материал. То есть эту цифру смело можешь на пять умножать. Будь здоров аудитория. (Кстати, именно этот случай и последующие публикации на Forbes.kz и Ratel.kz дали мне основания все-таки считать тебя сетевым человеком и включить в список «Лица Казнета».) Такая реакция был для тебя неожиданной?
- Да я не анализировал. Хотя многие звонили, включая олигархов: Ерёма, молодчик! Жжёшь за всех за нас! А я решал свою локальную задачу – у меня 20 тысяч долларов сгорело. На ровном месте потерял.
- А-а, на разнице курсов. У тебя банковский счет тенговый был?
- Ну да. И меня цепануло. Я и не собирался впрягаться за весь народ: своя-то рубашка ближе к телу. А потом начал писать - и меня понесло. Вспомнил БЕЛЬГЕРА. Да ты сам знаешь, что такое литературный труд. Так вот, к концу советской власти он накопил на две «Волги»: экономил на всём, чтобы в старости ни от кого не зависеть. И у него всё сгорело.
- Наверное, ты имеешь в виду «павловскую» денежную реформу в СССР весной 1991 года.
- Да. Потом вспомнил стариков из своего поселка. Пасечник у нас был, дядь Витя ШНАЙДЕР, на мотоцикле «Урал» ездил. У него после той реформы тоже все накопления пропали. Сердечный приступ – и он умер. И я как давай вспоминать. А еще зацепило, когда КЕЛИМБЕТОВ утром по телевизору начал: да я не знал, да мне ночью позвонили. И я как закипел! А потом тебе позвонил: это можно опубликовать или нет? это кому-то надо или не надо?
- Честно говоря, я и сам не ожидал такой реакции.
- Так что никаких расчетов не было. Просто взял и попал.
- В нерв.
Абай, блин, нашего времени
- И, наконец, последний по времени всплеск интереса к твоей персоне случился в 2016 году. С весны на Ratel.kz ты стал по субботам публиковать рассказы, позже сложившиеся в сборник «Мелочи жизни». А по четвергам – публицистические колонки. И стал практически, блин, чуть ли не «Абаем нашего времени».
- Я тебе историю расскажу. Звонят из Казкома, приглашают сняться для какого-то их календаря. Ну, так довольно часто ко мне обращаются, просят для чего-то. Значит, сфотали меня, я большого значения не придал. И однажды еду по аль-Фараби – пробка. А на стеклянном здании Казкоммерцбанка огромная реклама мелькает. Смотрю: мое изображение появляется. А там дальше, бог мой, – Абай. Потом Чокан ВАЛИХАНОВ. Затем Каныш САТПАЕВ. Мухтар АУЭЗОВ. И слоган – «Умная нация» или что-то в этом роде. Думаю: вот это я попал в компашку! Разве так можно? Это ж несопоставимые масштабы. Кто они - и где я? Смешно.
У меня же несколько групп кентов. Есть футбольная тусовка, есть киношная, литературная и т. д. Самая прикольная – футбольная. Прихожу на стадион, там Вовка ВОРОГОВСКИЙ. «Ерёма, - говорит, - я телевизор включаю – ты. Радио включаю – ты. Газету открываю – ты. Я уже боюсь чайник на плиту ставить. А в телевизоре ты о чем-то умном двадцать минут говорил – и ни разу не матюкнулся!».
Надо искать точки соприкосновения, а не раскола
- Вернемся ненадолго к твоей публицистике. Почему-то в своих колонках ты или не откликаешься на какие-то важные события, или откликаешься, но с большим опозданием. Например, переход казахского языка на латиницу.
- Потому что я понимаю, что это искусственные вбросы. Есть темы, которые отвлекают людей от серьезных концептуальных вещей. Когда ты имеешь дело с искусным собеседником и затевается острая штука для дискуссии, он быстро меняет ее на другую, вроде бы актуальную тему, но на самом деле не имеющую перспектив в обсуждении.
- Неужели национальный вопрос не актуален?
- Вот в том-то и дело, что он перманентный. Это как вопрос о пятой графе у евреев. Или вопрос патриотизма: кто больше родину любит? И давай соревноваться. Как у шулера в рукаве есть крапленые тузы: вытащил, на стол бросил. А насчет латиницы я говорил: мы еще на кириллице не очень друг друга понимаем. Как мы на латинице поймем? Это всё из разряда вещей, которые отвлекают внимание от насущного: давай поговорим о том о сём, только не про Жанаозен, не про Арал, не про стариков... Вот такие темы – зачем? Они искусственно и моментально делят общество. Хотя у нас и без того нестройные ряды. Ты занимаешь определенную позицию – и немедленно наживаешь себе кучу врагов. Это как в притче про двух пастухов, которые лежали, смотрели в ночь и мечтали: а представляешь, если бы у нас было столько баранов, сколько звезд на небе. Один говорит: а давай разделим их пополам. Потом они передрались, потому что небесные бараны одного пошли пастись на чужое поле.
- Точек раскола у нас – вагон и маленькая телега. Я недавно посчитал точки единения: Новый год, Наурыз, Пасха, Курбан айт, Гена ГОЛОВКИН и Димаш КУДАЙБЕРГЕНОВ. И всё.
- Есть те, кто против Дня Победы 9 мая. Есть те, кто считает это не наша война. Ну, давайте у отцов и дедов наших последний праздник заберем. Есть те, кто против Нового года 1 января и за Наурыз 22 марта. Это из того же ряда: я хороший - ты плохой. Я патриот, а ты – предатель. Удивительные люди! Надо искать точки соприкосновения, а не точки раскола.
Бельгер говорил: эта кобра заползла в мой дом, теперь не выгонишь
- Ты не только пишешь своё, но и готовишь к публикации записи Герольда Бельгера «Плетенье чепухи», не изданные при его жизни. Главки выходят на Ratel.kz по понедельникам, уже четвертый их десяток заканчивается. Прошлой осенью ты издал первый том этих записок. И тут, я слышал, объявились новые душеприказчики Герольда Карловича.
- У Бельгера была амбарная книга, в которую он записывал самые важные вещи. И он ее вёл чуть ли не с окончания института. Лет восемь назад говорю ему: продай. Он удивился: как так – продать? Предлагаю двести баксов. Теперь его цена возмутила: чё так мало? Я ему: вот, уже торгуешься. Триста! Ты что, это святое. Потом смотрю: три тыщи долларов уже замелькало. Но торг не состоялся.
Еще он сокрушался, что не может издать рукописи, которых у него уже накопилось. Я всё не мог издать, но на избранное деньги нашел. У Кенеса РАКИШЕВА – спасибо ему. Затем договорились, что буду выпускать «Чепуху» отдельными томами.
А когда он ушел, Раиса Закировна, вдова его, нашла завещание, где он пишет: этому то, этому сё, а Ермеку отдайте мои неопубликованные вещи. Она мне всё отдала. И теперь я этим всем занимаюсь. Вот как это было.
Незадолго до смерти он сказал мне: «На «Кенсае» меня положишь». – «Это же мусульманское кладбище!» - «Все друзья мои там лежат». Я отшутился, но поехал на «Кенсай»: место ему там искать. Нашел. Познакомился с директором кладбища. Место застолбили.
А когда маме Рае (я так Раису Закировну зову) сообщил про «Кенсай», она ответила: «Ну хорошо, как он хотел – пусть так и будет. Единственное – давай в гробу». Мы с Ирой (дочерью Бельгера. – Ред.) и Кахабером нашли гроб, привезли в больницу. Надо же переодеть его, поехали домой к нему за костюмом. Открыли шкаф, там рубашки, все чистые. А на правом локте у каждой – дырки. Потому что он ручкой писал, и все локти – дырявые. Пришлось в «Восходе» на Шевченко брать новую рубашку. В ней его и похоронили.
Вонь началась сразу после его ухода. Стали возникать вопросы: а почему Турсунов похоронами Бельгера занимается? Почему не кто-то другой? Причем они возникли на поминках в ресторане «Жулдыз», еще земля сырая была на его могиле. Ну а где вы были, когда он жив был?
А когда приехал сразу после смерти в его квартиру, там уже была куча народу. И одна журналистка (не хочу называть ее фамилию) сидит в его кабинете на его стуле (я бы никогда не посмел сесть и при живом) и по телефону интервью дает. Мама Рая говорит: «Я не знаю, как ее оттуда вытащить».
- Бельгер знал ее при жизни?
- Она приходила к ним домой. Он называл ее «коброй»: заползла в дом, теперь не выгонишь.
- Меня поразил комментарий к одной из его «чепуховин»: дескать, Бельгер признается, что согым принимал от власть имущих, а сам эту власть троллил. Поразил он тем, что его до сих пор воспринимают как живого. Как тебе такой упрек?
- Есть две параллельные реальности. С девяти до шести (или позже) эти люди - роботы, а приходят домой – нормальные.
Еще надо понимать казахскую ментальность. Когда к человеку испытываешь теплые чувства, то всегда хочешь сделать ему добро. У зла много вариантов себя проявить. Ты можешь собаку ему отравить. Колесо его машины проткнуть. Слух про него пустить. А у добра вариантов меньше. Можешь ласковое что-то сказать. Костюм купить. А посылать согым – в обычае. Это ни к чему не обязывающая вещь. Просто знак уважения. А Бельгер был бессребреник. Всю жизнь прожил в трехкомнатной квартире, которую ему дали еще в советское время. Кстати, ее пробил Абдижамил НУРПЕИСОВ (народный писатель Казахской ССР, родился в 1924 году. – Ред.). И мебель в доме – тех лет. Даже телевизор допотопный был – то ли «Рекорд», то ли «Славутич», не помню. Сотовый ему крутой подарили, он не знал, что с ним делать. Я его потом продал, а деньги мы Ире выслали в Москву.
Мелочность нашего времени меня просто поражает. Заметят в чужом глазу соринку – и начинают ее под лупой разглядывать. Увеличивают в несколько раз - чтобы до чего-то докопаться. А самого важного – не видят.
Не видят, что Бельгер был уникальный человек. Это – явление. И потерю его мы скоро уже ощутим. Уже ощущаема она. Он не то что говорил – он писал на трех языках! Из всех казахских писателей и философов, которых я знаю, лучше и тоньше всех Абая чувствовал именно он – немец. И никто к Абаю так не приблизился.
Кто такой Бельгер – люди так и не поняли до конца. Боюсь, уже и не поймут. Единственный. Штучный. Незаменимый. Его место никто не займет. Уже не сможет.
Фото: Дмитрий ГЭРТ.
Окончание следует.
