Чем станет новый фильм режиссера — еще одним триумфом или еще одним поражением?
* «Со мной поступили так же, как с Любимовым и Мамбетовым»
* Первый успех через неуспех
* Как школьный сторож писал рассказы
* Казахское кино погибало от скуки и серости без Талгата Теменова
* Может, не надо было возвращаться домой?
Талгат ТЕМЕНОВ поставил точку в работе над полнометражной игровой картиной «Бибол». В декабре история шестилетнего детдомовца и 70-летнего старика, живущего в доме престарелых, выходит в прокат.
Еще одно событие в жизни режиссера – предстоящий юбилей Казахского музыкально-драматического театра имени К. КУАНЫШБАЕВА в Астане, где он сейчас является художественным руководителем.
«Со мной поступили так же, как с Любимовым и Мамбетовым»
Три года назад Талгат Теменов ушел из Театра юного зрителя имени Мусрепова в Алматы не то что громко хлопнув дверью, но не по своей воле. В жалобах коллектива в разные вышестоящие органы были и обвинения личного характера, но в основном актеры ставили в вину своему худруку то, что на сцене ТЮЗа идут (за редким исключением) только спектакли, поставленные самим Теменовым по его же пьесам.
- Но и мой учитель Сергей СОЛОВЬЕВ, да что там, и великий Федерико ФЕЛЛИНИ, и Стивен СПИЛБЕРГ, и Ингвар БЕРГМАН, сами писали сценарии и сами же ставили свои спектакли и фильмы, - почти оправдывается Теменов.
В конце концов он снял почти все свои спектакли со сцены, оставив только «Тополек мой в красной косынке» - по просьбе актрисы Аиды ЖАНТЫЛЕУОВОЙ. Намекая на то, что ситуация в театре после его ухода поменялась не в лучшую сторону, говорит:
- Также когда-то любимые актеры поступали с Юрием ЛЮБИМОВЫМ, Азербайжаном МАМБЕТОВЫМ и Робертом СТУРУА. Худруков после подметных писем снимали с должности и театр начинал терять зрителей.
Добавляет почти с детской обидой:
- Меня проверяли три месяца после тех писем и выяснили, что не я, а театр мой должник. Я ведь ставил свои спектакли бесплатно. При мне 40 человек жили в общежитии при театре. Это было возможным благодаря моему авторитету. Теперь всех выгнали на улицу. Часть комнат пустует, часть сдали под офисы, а актеры снимают частные квартиры.
Первый успех через неуспех
Ему не привыкать падать, а потом вставать. Первый его успех через неуспех случился еще в школе, когда он не попал в школьные хор и оркестр.
- Туда попали все – и со слухом, и без. Но перед областным смотром многих сократили, среди них и меня. Я побежал выяснять к учителю - почему. «Но там все ребята заняты - кто играет на домбре, кто – на трубе, а у тебя даже голоса нет». Было очень больно! Вернувшись домой, я схватился за домбру, на которой играл старший брат. Терзая ее днем и ночью, выучил несколько кюев.
Вернувшись после летних каникул в школу, кинулся искать учителя музыки. Почти насильно затащил его в пустой класс, чтобы он послушал мою игру на домбре. «А давай, я тебя запишу в духовой оркестр», - предложил учитель.
Это был кайф! Перед главными советскими праздниками – 7 Ноября и 1 Мая - нас на неделю освобождали от занятий, и мы на плацу, где проходили школьные линейки, играли марши. Солистов у нас не было, но я всех знакомых убеждал, что труба – золотой голос оркестра. Когда мы на главной площади Чилика, нашего районного центра, играли завершающий марш «Прощание славянки», у меня губы опухали и чернели от усердия. Вот так мой учитель, унизив, сотворил из меня человека, влюбленного в музыку.
Как школьный сторож писал рассказы
Первые годы учебы на актерском факультете алматинской консерватории я очень комплексовал, постоянно ощущая себя деревенщиной с сомнительными способностями. «Может, мне уйти? – думал я при приступах неполноценности. - Например, в школу учить детей математике. А может, выучиться на зоотехника?».
Мысли о школе были не случайными. Мы все в те годы подрабатывали. Мои однокурсники, например, разгружали по выходным вагоны. А у меня работа была непыльная – я был сторожем в школе №105. Как только закрывалась дверь за последним учителем, я садился готовиться к институтским семинарам. Ближе к полуночи ко мне захаживали знакомые ребята. Водить девушек по немногочисленным в те годы ресторанам и кафе денег не было, и они назначали здесь свидания своим любимым. Иногда приятели приносили с собой студенческий «коньяк» – портвейн. Я, правда, в те годы не употреблял – придерживался строгих моральных принципов, привитых мне родителями-учителями.
Ребята уходили примерно в два-три ночи. Однажды один из моих друзей, прощаясь, сказал: у тебя, кажется, где-то горит. Открываю кабинет труда - горит парта, на которой стоит включенная электрическая плитка!
Позвонил домой директрисе, она велела выключить рубильник. Утром, сдав смену старушке-напарнице, ушел. Прихожу через день, а в школе висит благодарность сторожу Теменову, подкрепленная приказом: «Наградить за бдительность премией в размере месячного оклада».
...Я вспоминаю с большой ностальгией те годы. Пока сторожил школу, у меня появилось время для писания рассказов и литературных этюдов, иногда пытался писать пьесы, но они у меня никак не получались. Однажды я показал свою писанину театральному критику Аширбеку СЫГАЮ. «Тебе надо и дальше писать», - обнадежил он меня.
Казахское кино погибало от скуки и серости без Талгата Теменова
Когда я, посмотрев картины Василия ШУКШИНА, узнал, что он сам пишет и сценарий, и играет, у меня появилась мечта повторить его судьбу. Казахское кино, казалось мне, погибало от серости и скуки без Талгата Теменова. Единственный выход – прийти в него самому и стать режиссером.
А конечным «толчком» такой случай. В Талды-Курганском областном театре, где я работал после окончания института, запускалась пьеса Сакена ЖУНУСОВА «Равноденствие». В этом достаточно скучном патриотическом спектакле имелся замечательный персонаж – бай, колоритный злодей. Я так хотел получить эту роль! Но главреж театра был жесток к моему творчеству – сыграть бая он мне не дал. Со словами: «В таком случае вы потеряли хорошего актера, фотографа, писателя и будущего режиссера!», - я хлопнул дверью.
...Собрался в Москву - поступать во ВГИК. Кто-то мне посоветовал: возьми рекомендацию Асанали АШИМОВА. Я узнал, что он отдыхает в санатории «Алматы». Достал бутылку коньяка «Казахстанский», завернул его в газету и поехал туда...
Это был 1980 год, в Москве шла Олимпиада. Когда я зашел в номер Асанали, шел финальный бой Серика КОНАКБАЕВА с итальянцем Патрицио ОЛИВА. Ни сам артист, ни сидевший рядом с ним Габит МУСРЕПОВ не обратили на меня никакого внимания. Я, пристроившись на полу, тоже стал смотреть вместе с ними. Когда Серик проиграл бой, Габит с сожалением сказал: «Аптен, аптен!». Я тоже болел за нашего боксера, но в тот момент как-то забыл о нем. Еще бы! Я видел живого классика! Асанали, наконец, повернулся ко мне: «Чего тебе?» «Хочу учиться во ВГИКе, мне нужна ваша рекомендация». Он, почти не глядя, поставил свое фирменное факсимиле на подготовленную мною «путевку в жизнь».
Над сандаликами Талгата плакал Никита Михалков
Вспоминает кинодраматург Зауреш ЕРГАЛИЕВА:
- В советское время на «Казахфильме» существовала сценарная мастерская. Ее целью была подготовка десанта для поступления во ВГИК на «блатные», выделенные Казахстану места. И больше всего мне запомнился эпизод с поступлением во ВГИК Талгата Теменова. Однажды к нам пришел смуглый-смуглый юноша и с ходу заявил: «На режиссера буду поступать». «А о чем ты будешь рассказывать нам сегодня?» - «Про мальчика».
И тут произошла метаморфоза. Это была какая-то мистика! Мы, члены сценарной мастерской, видели перед собой не рослого плечистого парня, а крохотного четырехлетнего мальчонку. Он поведал нам, что живет в далеком колхозе. Однажды, когда мама собралась ехать в город, малыш попросил ее привезти конфеты и сандалики.
Дальше голос у рассказчика задрожал: «А мама … мама не вернулась - она умерла». Рыдая (вместе с ним рыдали все, кто находился рядом), он закончил: «А мальчик ждет конфеты и сандалики, но больше всего маму, а она не придет уже никогда». Сквозь слезы я спросила у смуглого юноши: «Как тебя зовут?».
«Талгат Теменов», - ответил он, заливаясь слезами.
И мы тут же написали ему самую лучшую характеристику. Потом я спросила у него: «Про что рассказывал на вступительных экзаменах в Москве? Про мальчика с сандаликами?». «Да». «Все плакали?». «Все. Даже Никита Михалков». А я и не сомневалась: у Теменова талант – заражать своим настроением любого присутствующего.
Может, не надо было возвращаться домой?
Сегодня в багаже Талгата Теменова — триумфы и скандалы, «подметные письма» и награды международных фестивалей, фильмы и спектакли.
- А есть что-то, о чем вы жалеете?
- Я не могу жаловаться на судьбу. Единственное сожаление — по советским временам, и связано оно с «Мосфильмом». Я до сих пор остаюсь первым и единственным казахом, работавшим там. Иногда, когда мне грустно, я думаю: а может, и не надо было возвращаться домой: Если бы остался там, то и режиссерские горизонты, возможно, были другие?
Фото: из архива Талгата Теменова.