Почему обречен на забвение мемориал близ Алматы
На выезде из Алматы по самой оживленной Капчагайской трассе, рядом с поворотом на Отеген батыра (ГРЭС), справа от дороги мелькают серые очертания обширного мемориального ансамбля. Вид, которого, запущенный, заросший бурьяном и кустарником, мало кого располагает к желанию остановиться и хотя бы полюбопытствовать – кому это тут памятник-то поставили? Да и подойти, при желании, проблематично – никаких съездов-подъездов строителями новой магистрали не предусматривалось.
Пафос в камне
А, между тем, тут, в кураях, таится целый пласт той истории, которая еще полвека назад культивировалась в Казахстане весьма широко. И к которой, так или иначе, были в какой-то момент своей биографии косвенно причастны все руководители РК, бывшие и нынешние, если только им сеголня «за 60». Да и не только иерархи, а и все прочие граждане РК пенсионного возраста.
Масштабный архитектурный памятник-ансамбль «Памяти героев-комсомольцев Гражданской войны» появился на этом месте в 1974 году. Авторами его стала группа художников – Е. Сидоркин, К. Семенов, О. Богомолов и архитектор В. Бабенко.
Несмотря на посвящение, инициаторы создания мемориала рассматривали его более широко, как памятник всем комсомольцам Казахстана. Потому что считалось, что комсомольцы 70-х, это верные продолжатели традиций, которые заложили комсомольцы 20-х.
И появился этот памятник тут не случайно. Тогда, как раз, строилась первая в Казахстане скоростная автомагистраль к только что появившемуся рукотворному морю. Считалось, что многие остановятся, дабы отдать дань памяти.
«Почти сразу на выезде из Алма-Аты можно увидеть, как на горизонте взметнулась ввысь стела архитектурного ансамбля, посвященного комсомольцам Семиречья.
Сквозь белые березки, которые опоясывают ансамбль, особенно привлекательно смотрится его центральная часть. Она представляет собой гранитную плиту, на которой вырублено полотнище, крепко зажатое в сильной руке. На полотнище на казахском и русском языках высечено «Памяти героев-комсомольцев гражданской войны посвящается».
Слева на гранитной стене, в рельефно-объемном изображении развернуты сцены героических лет гражданской войны.
Прощание. Прощаются с близкими патриоты, идущие на подвиг. Дальше они показаны в стремительной кавалеристской атаке. Продолжает это повествование барельеф с изображением старшего поколения, призывающего молодежь к подвигу во имя светлого будущего Отчизны. Барельеф женщины, склонившейся над убитым воином-комсомольцем, завершает этот волнующий рассказ в камне.
Венчает ансамбль тридцатиметровая стела, где изображен орден Боевого Красного Знамени, которым Ленинский комсомол награжден в ознаменование боевых заслуг в годы гражданской войны.»
Так, с характерным пафосом, описывал мемориал, выпущенный в 1977 году путеводитель «От Медео до Капчагая».
Не расстанусь, с комсомолом?
В конце октября в советском календаре был «красный день», который напрямую касался всех молодых жителей страны. День рождения ВЛКСМ – Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи.
29 октября ему исполнилось бы 107 лет. Исполнилось бы…
Праздник отмечался не широко и был скорее вехой, нежели поводом. Однако отношение к дате имели все жители СССР в возрасте – от 14 до 28 лет. Практически – все. В комсомол не принимали лишь самых отпетых и конченых. Так что, если кто-то из представителей старших поколений сегодня сказывает про то, как его «заставляли вступать в комсомол» - отнеситесь к этому с пониманием и уважением к сединам.
Не было такого!
В старших классах средней школы течение жизни советского школяра измерялась тремя вожделенными о непременными вехами. Вступлением в комсомол, получением паспорта и окончанием школы.
В комсомол принимали не так, как в пионеры, автоматически повязывая красные галстуки всем классам школы по достижении возраста. В комсомольцы сначала брали отличников и активистов, а потом уж всех прочих.
Так что, когда на груди лучших из лучших уже рдели маленькие значки с золотым профилем вождя мирового пролетариата на фоне красного знамени, большинство одноклассников все еще опущено ходили в пионерских галстуках. И это, само по себе, являлось стимулом для того, чтобы собрать волю в кулак, подтянуть учебу, засветить себя в общественной работе, выиграть школьные соревнования и, выучив назубок каверзные «вступительные вопросы», дождаться-таки своего часа.
Прием происходил в горкомах и райкомах комсомола, а также комитетах «с правами райкомов». И хотя, на этой стадии в 1970-80-е годы уже мало кого отсеивали (такого не помню), нервотрепка ей сопутствовала изрядная.
Самые «каверзные» вопросы касались не твоей учебы и общественной нагрузки, а законов и структуры самой организации. Больше всего запомнились следующие. Что такое принцип демократического централизма? Кто возглавляет комсомольскую организацию Казахстана?
И это все о нем!
В «наше» время казахстанским комсомолом руководил товарищ Жарлыкасымов. Больше про него ничего сказать не могу.
А вот сам комсомол продолжал быть явлением весьма заметным. Как и во всей стране, так и в Казахской ССР. Достаточно назвать цифру – в 1981 году комсомольские значки носило 2 289 754 казахстанца.
На слуху у всех были тогда республиканские комсомольские стройки («ударные»!), куда стремились попасть по комсомольским путевкам не только «свои», но и «посланцы» других республик. В 70-е-80-е годы таковыми статусом в Казахстане выделялись 30 крупных объектов. Таких, как Экибастузский ТЭК, Новоджамбульский фосфорный и Павлодарский нефтеперерабатывающий заводы, Большой Алма-атинский Канал (БАК) и пр.
Одним из ярких и, быть может, наиболее конструктивным порождением комсомола той эпохи являлось и движение ССО (студенческих строительных отрядов). Зачатие которого, между прочим, тоже было напрямую связано с Казахстаном и целинной эпопеей.
Комсомол тогда отметился не только в обыкновенном, но и в «патриотическом строительстве».
«В каждом населенном пункте – клуб, в каждом клубе – кружки художественной самодеятельности, в каждой комсомольской организации – спортивная площадка.»
Так звучало одно из начинаний комсомольцев 70-х. Красиво? Но кто про это нынче помнит? Про это нынче вспоминать не модно и не патриотично.
А кто помнит про еще одно комсомольско детище – оперативные комсомольские дружины и отряды, куда, в отличие от ДНД, шли не по разнарядке предприятия, а по зову сердца? Несмотря ни на что, подавляющее число молодых жителей советской страны в то время продолжало верить в торжество закона и справедливости. И не чуралось вложить в сие торжество толику собственного участия.
Пламя: возгорелось, прогорело и… погасло
Но дух упадка уже витал повсюду. И ВЛКСМ не стал исключением.
Увы, несмотря на пафосность повсеместно царившую при вступлении «в ряды ВЛКСМ», с возрастом даже одного поколения отношение менялось кардинально. В последнее десятилетие жизни СССР у советских комсомольцев уже и вовсе не наблюдалось былого горения. И той искры, из которой еще могло разгореться пламя, уже никто особо не пытался воспламенить. Это было скорее уже тление. Вернее – дотлевание.
Если только не брать карьеристов, все еще рассматривавших комсомол как традиционный трамплин в партию. Но таких было меньшинство. Они уже не рассматривались окружающими какими-то форейторами и вели за собой в основном свои тени.
Организация стремительно изживала себя сама, хотя признавать этого не спешила. Напротив. Делала вид, что все идет как надо. Хотя все явственно ощущали обратное. В этом и была основная проблема скорого краха. Стремительного и невозвратного.
Однако и никакого активного противодействия тенденциям снизу не существовало. Комсомольские собрания по-прежнему проходили «когда надо» и «как надо», хотя и все более шумно и весело. Молодые еще говорили «нужные слова», в которые уже сами не верили и над которыми активно и открыто подсмеивались.
В этой роковой раздвоенности и состояла главная причина регресса ВЛКСМ.
Атмосферу хорошо (и зло!) отражал скабрезный анекдотец, бродивший в мужских кулуарах:
– А как акселерация в XX веке повлияла на молодых?
– Очень заметно – то, что комсомольцам 20-х было «по плечу», то комсомольцам 70-х «по …».
...Как и многое другое, комсомол погиб вместе с той страной. Без нее он не мог оставаться жизнеспособным.
Ныне мы живем совсем в ином государстве и другом обществе. И – что? Разве это достойный повод для того, чтобы просто брать и вычеркивать из своей истории те страницы, которые не нравятся и не вмещаются в нынешние пристрастия?
Вернемся ли мы когда-нибудь к заброшенному мемориалу у «Капчагайской трассы»? Или, уже не вернемся?
Андрей Михайлов – писатель, автор серии книг «Как мы жили в СССР»
Фото Андрея Михайлова
