Президент Казахстана вспоминает о событиях, приведших к развалу Советского Союза
Готовится к выходу в свет книга Президента Республики Казахстан Нурсултана НАЗАРБАЕВА "Өмір өткелдері" ("Вехи жизни"). В беседах, которые вел видный журналист Сауытбек АБДРАХМАНОВ, глава государства рассказывает о своей жизни, размышляет о времени и о себе. В газете «Казахстанская правда» опубликована одна из глав книги. В ней повествуется о событиях, приведших к развалу Советского Союза и открывших дорогу к независимости.
– Нурсултан Абишевич, накануне десятилетия независимости мы наметили опубликовать на страницах газеты "Егемен Қазақстан" объемные статьи о знаменательных рубежах пройденного нашей страной пути. О каждом годе своими размышлениями поделились такие авторитетные, видные авторы, как Шерхан Муртаза, Камал Смаилов, Манаш Козыбаев, Зейнулла Кабдолов, Фариза Унгарсынова, Куаныш Султанов. При распределении десяти лет между авторами я выбрал себе 1991 год. Конечно, в той статье речь шла не только о двух неделях после провозглашения 16 декабря нашей независимости. Тот год можно целиком отнести к истории предрассветного периода нашей независимости. Сегодня я попросил бы Вас повести разговор вокруг этого.
– В том году имели место очень важные события, оказавшие свое влияние не только на судьбу Советского Союза, но и всего мира. С самого начала года со всех сторон поступали неприятные вести. Сильнее углубился кризис производства, с одной стороны, из-за разрушения административно-командной системы, с другой стороны, из-за отсутствия рыночных отношений. Поскольку все цены были предопределены и утверждены, дефицит товаров в магазинах продолжал оставаться, как и раньше. Цены на базаре, в кооперации неимоверно взлетели. Колхозы и совхозы не были заинтересованы продавать хлеб государству. Вследствие этого сильно возрос объем валюты, выделяемой для закупки зерна за границей. Как назло, в том году в мире резко выросла цена на нефть.
Ошибки во внутренней политике, в том числе в межнациональных отношениях, постепенно превратились в угрозу. Так случилось в Литве. С начала года союзное руководство в отношении прибалтийских республик стало использовать силовые методы. Была предпринята попытка внедрения в Литве прямой президентской власти. Для этого Москва пошла даже на провоцирование разногласия внутри республиканской компартии. В конце концов в Вильнюс были введены войска и с помощью небезызвестной "Альфы" захвачены Дом печати и телецентр. Народ вышел на защиту избранного им Верховного Совета. Пролилась кровь. Более того, подобное насилие через несколько дней повторилось в Риге. И там была пролита кровь. Эти два события сильно подорвали авторитет Горбачева. Можно сказать, была сорвана маска с человека, буквально до этого в 1990 году получившего Нобелевскую премию за мир. Теперь Запад окончательно убедился, что он является демократом лишь на словах. У казахов говорят, что "собранное ложкой можно пролить ведром", по-моему, это как раз тот случай. Западные страны не просто обвиняли руководство СССР, они стали пересматривать свои обещания по оказанию финансовой помощи. Миллиарды долларов кредитов не поступили в страну. Я уже в то время выражал свою позицию по поводу желания прибалтийских республик о выходе из Союза. Подчеркивал, что надо с уважением относиться к волеизъявлению народов республик, к решениям высших органов власти. Три прибалтийские республики, без того не симпатизировавшие Союзу, после событий в Вильнюсе и Риге вовсе отвернулись от него. Если даже Казахстан, который якобы добровольно присоединился к России, и жил в общей сложности 260 лет сначала в составе России, затем Советского Союза, более половины населения которого составляли представители других национальностей, с сомнением стал смотреть на разваливающийся Союз, то было понятно, что те республики, всего лишь за полвека до этого, накануне Второй мировой войны насильно присоединенные к СССР, уже отойдут безвозвратно.
– Ухудшилось соотношение между центром и республиками.
– Это было закономерно. Союзный Кабинет министров разработал проект антикризисной программы, стремился найти пути выхода из общих трудностей всеми субъектами федерации. Однако проекту не хватало конкретности, основательности, в нем не было квалифицированного анализа создавшегося в стране положения. Не показывалось четко формирование единого бюджета. Создавалось впечатление, будто центр выбрал позу стоять одной ногой на плановости, другой – на рыночных отношениях. Отдельные моменты проекта противоречили принципам разработанного в ту пору нового Союзного Договора. Так, вводился особый режим распределения из единого центра общесоюзного фонда ресурсов основных видов продуктов. Мы выразили недовольство этим. В Советском Союзе мы были единственной республикой, экспортировавшей хлеб за рубеж. Трудовые коллективы среднеазиатских республик требовали установления цен на сырьевые ресурсы путем договора. Это было бы верно. Чуть что, нам всегда твердили, что мы "берем субвенции". С другой стороны, оно так и происходило. Но ведь это же, по-русски говоря, не "подачка". Субвенция являлась лишь компенсацией того, что сырье от нас принималось по низкой цене. В своем выступлении на сессии Верховного Совета СССР я говорил об искажении московской газетой «Куранты» положения дел в Казахстане, о ее попытках иногда прямого подстрекательства, открытой клеветы.
Помимо всего, в то время появилась еще так называемая "война законов". Не говоря о других республиках, в самой РСФСР стали приниматься законы, противоречащие законам СССР. Россияне, например, всем пенсионерам установили высокий потолок. Причем без учета источника финансирования. При этом не принималось во внимание, как повлияет такое решение на народы других республик СССР.
Все причины кризиса того периода нельзя попросту отнести на общественную систему. Главная причина заключалась в допущенных правительством ошибках. В стране не было умных, думающих экономистов и политиков, предложивших пути выхода из кризиса. Впрочем, для центра в них и необходимости не было. Этому я до сих пор удивляюсь. А главным путем выхода из кризиса было установление в стране обыкновенного порядка.
То, что центр не считался с конкретным положением дел, принимал неквалифицированные решения, привело к резким разногласиям между Горбачевым и Ельциным. Признаться, мне было тревожно по этому поводу. У обоих хватало соответствующего потенциала. Они должны были взаимодополнять друг друга, да и стране это было нужно. Но каждый тянул в свою сторону. Я по мере возможности старался сблизить их позиции. У меня были хорошие отношения и с Ельциным, и с Горбачевым. Мы не раз беседовали только втроем. Кажется, вот-вот находим общий язык, но тут же между ними вновь начинаются споры, препирательства. Мне не раз задавались и провокационные вопросы, кого из них я больше поддерживаю. Я же старался проявить максимальную дипломатичность и отвечать в том ключе, что высоко ценю человеческие, политические качества обоих лидеров, однако их противостояние зашло слишком далеко, поэтому, дескать, я поддерживаю ту сторону, которая обеспечит стабильность государства. В конце концов это противостояние переросло в явную непримиримость. В начале года Борис Николаевич выступил в прямом телеэфире и открыто заявил, что не приемлет позицию, политику М. С. Горбачева, поэтому требует его отставки. Ты, наверное, помнишь, что до этого такое требование предъявляла народный депутат СССР Сажи Умалатова, а под этим требованием подписались 400 депутатов. С того времени началось неуклонное падение авторитета Горбачева.
– В апреле 1991 года в республиканской печати было опубликовано Ваше интервью итальянскому изданию "Стампа". Вам был задан вопрос: "До 1993 года, то есть до окончания срока своего мандата, не потеряет ли Горбачев власть?". Вы ответили: "Это зависит от него. Мне кажется, его возможности в этом году уменьшились. Если он решится сделать решительный поворот, крепко удерживая государственную власть, предложит программу, которая придется по душе народу, и поведет работу по ней, то, возможно, и одержит победу. В противном случае 1991 год для него вполне может стать последним годом". Ваши слова сбылись. Говоря так, на что Вы опирались?
– Это не ясновидение мое. Я просто сказал свое мнение после анализа хода развития событий, раздумий о процессах той поры. То, что союзная власть потеряла контроль над общественно-политической ситуацией в стране, в начале 1991 года было очевидно для любого здравомыслящего человека. Вернемся к литовским событиям. После кровопролития в Вильнюсе и народ страны, и западный мир ждал реакции Михаила Сергеевича. А президент страны на заседании парламента заявил о своей "неинформированности" об этих событиях. А это умело использовал для повышения своего авторитета Ельцин, который в те дни быстро оказался в Прибалтике.
Вообще, я думаю, о моем отношении к Михаилу Сергеевичу Горбачеву сказано достаточно и в моих книгах, и в многочисленных интервью. Абсолютно бесспорно, что он является реформатором глобального масштаба, который начал великий процесс, потрясший весь мир. Нет нужды лишний раз утверждать, что Горбачев поистине историческая личность. Никто не вынуждал его взяться за перестройку. Он взялся за это дело ради изменения страны, народа, сознания, ради построения демократического общества. Если бы не затеял это дело, то Горбачев вполне мог бы как минимум лет десять руководить страной. Вместе с тем истинно и то, что Горбачев в действительности не мог руководить таким государством.
Легко с высоты пройденного времени давать оценку деятельности каждого политика. Но я думаю неправильно, когда многие аналитики оценивают личность политика в отрыве от ситуации той поры. А я в те годы был рядом и с Горбачевым, и с Ельциным, сотрудничал с ними. Об их ошибках говорил и при личных встречах, и с трибун. Поэтому мою оценку следует воспринимать как продолжение ранее сказанного.
– В чем, по-Вашему, причины того, что Горбачев не смог эффективно управлять государством?
– Причин много. Одна из них – слабое знание Михаилом Сергеевичем жизни, народа. Если окинуть взглядом жизненный путь Горбачева до его прихода на должность Генерального секретаря ЦК КПСС, то можно убедиться, что он никогда не знал преград на этом пути. В Ставропольском крае, где работал долгие годы, ему не приходилось решать трудные проблемы. В том краю, прославившимся своими курортными городами, как Пятигорск, Ессентуки, Железноводск, Кисловодск, Горбачев имел возможность постоянно встречаться с высшими руководителями, приезжавшими из Москвы на отдых, показывать себя с лучшей стороны. Прошел по ступеням комсомольской, партийной работы. Но способности глубоко вникать в экономические вопросы у него не хватало. А выступать он был, что называется, большой мастак.
Приступая к перестройке, думаю, Горбачев не представлял четко, как она будет осуществляться. Это видно и по тому, какие направления он посчитал приоритетными, взявшись за такое грандиозное дело. И на самом деле, давайте скажем открыто, с чего началась перестройка? Она началась с борьбы со спиртными напитками. В то время я был главой правительства Казахстана, поэтому хорошо знаю, какой доход приносила бюджету реализация алкогольной продукции. Помню и цифры по Союзу. За 1980–1984 годы доход от торговли спиртными напитками составлял примерно 70 миллиардов рублей. Тогда рубль был значительно дороже доллара. Прежде чем приступить к новой кампании, надо было продумать, чем и как закрыть эту сумму. А таких денег не было. Надо было подумать и о том, как на это отреагирует население, часами простаивая в очередях за водкой, втридорога приобретая ее у спекулянтов. Не вспомнили и об историческом опыте. Разве можно сказать, что руководство вовсе не знало об отказе от "сухого закона" в первые годы СССР, о том, что сделать так вынуждал дефицит бюджета? Конечно, с алкоголизмом надо бороться. Но эту работу надо было вести, считаясь с конкретной ситуацией, с реальным положением дел. Уменьшение в 2 раза годового дохода бюджета от продажи спиртными напитками, снижение производства пива в 4 раза, уничтожение виноградных плантаций, возникновение первых признаков организованной преступности – российской водочной мафии, появление контрабанды спиртом, самое главное, разочарование народа в бестолковости начатых инициатив – все это привело к тому, что перестройка споткнулась еще на начальном этапе движения.
Если облеченный властью человек приступает к делу, не обдумав его всесторонне сам, не осознав все тонкости, возможные результаты, то у него непременно появится множество советников. А их доводы сводились к следующему: российский народ сплошь стал пьянствовать, поэтому не работает, рушатся семьи, будущее нации под угрозой. В этом плане, думаю, особенно постарался Е. Лигачев. Хотя в основном советчики были правы. А какое влияние эта мера окажет на экономику? Об этом не думали. То есть политику поставили впереди экономики.
– В своей книге Рой Медведев писал, что только в результате этой неудачной кампании бюджет страны в 1985–1990 годы потерял примерно 100 миллиардов долларов.
– Думаю, можно верить этой цифре.
– Я выписал из двухтомных мемуаров Горбачева "Жизнь и реформы" следующие строки: "Как только не ругали начальство, а больше всех доставалось генсеку, которого по традиции было принято считать ответственным за все. Так я получил кличку "минеральный секретарь"...
– Михаил Сергеевич не смог точно определить приоритеты в экономике. Сразу же был взят курс на приобретение новых технологий, на введение в эксплуатацию новых мощностей. Конечно, производственные мощности советской экономики были изношены изрядно. Они нуждались в замене. Но при этом не учли то, что до производства продукции с помощью новых технологий пройдет немало времени. А в Стране Советов самой острой проблемой была нехватка продуктов питания, жилья, товаров и услуг, то есть низкий уровень материального благосостояния народа. Во всем мире 70–80% национального дохода тратится на потребление, остальная часть направляется на создание запасов, а у нас все было наоборот. Ведь людям нужны не миллионы тонн нефти, металла, угля, а получаемые с их помощью материальные блага – хорошая квартира, удобный транспорт, красивая одежда. Не учитывалось и то, что в условиях бедности гласность только усиливает недовольство. Спешка имела место и в форсировании развития демократии. Особую опасность в процессе демократизации представляют крайности. Провал горбачевской перестройки – явное доказательство того, что выведение политики впереди экономики приводит к тяжелым последствиям.
И вообще, создается впечатление, будто для Горбачева политика в определенной степени превратилась в самоцель. Так можно сказать, что в действительности Горбачев сам «сделал» Ельцина своим главным противником. Это он привел Ельцина в Центральный комитет из Свердловска, не послушался других. Принял решение о назначении его первым секретарем Московской городской партийной организации, затем впоследствии – об освобождении. Как известно, Ельцин писал заявление об уходе по собственному желанию. Рассмотрение заявления Горбачев перенес на последующий пленум. На том пленуме Ельцин выступил с незначительной критикой по поводу темпов перестройки. Работа пленума уже заканчивалась, но Горбачев дал слово почти двадцати его участникам, чтобы представить Ельцина главным противником перестройки, то есть Горбачев сам сформировал из него борца. По правде говоря, и на депутатских выборах, и на выборах президента как москвичи, так и все россияне, по-моему, голосовали не столько за Ельцина, сколько против Горбачева. Кстати, о выборах: еще одна ошибка Горбачева заключается в том, что ему надо было избраться президентом путем всенародных выборов, пока народ еще смотрел на перестройку с надеждой на лучшее, ждал от демократических преобразований много позитивного. Мы и об этом говорили не раз. Но последствия ему пришлось пожинать потом. Особенно когда во всех республиках президентские выборы проходили всенародным голосованием, на легитимности власти Горбачева, получившего такой мандат только от депутатов, образно говоря, появилась трещина.
Он метался между различными лагерями, стремился соединять несоединяемое, перетянуть на свою сторону ярых противников. В конце получился печальный итог: его покинули и правые, и левые, а самые приближенные даже предали. Отсутствие у человека цельности натуры всегда приводит к таким результатам. Любой руководитель должен быть самостоятельным, смелым, а для руководителя такой громадной державы, как СССР, эти качества вовсе нужны были как воздух.
Кажется, Горбачев так и не понял, что Советский Союз дальше не мог оставаться таким, каким был прежде. Администрирование и плановая экономика рухнули. Не говоря о другом, было ясно, что руководить такой огромной страной из единого центра отныне становилось невозможным. Я с самого начала предупреждал, что обновленный Союз теперь не может оставаться в виде федерации. На внеочередной сессии Верховного Совета СССР даже подчеркивал, что "хватит гоняться за ушедшим временем". Пришлось даже идти на резкость: "Хочу отметить, что никто не должен питать иллюзии. Казахстан никогда не будет находиться "в узде" ни у одного региона, никогда не станет его "младшим братом". А Горбачев и после провозглашения Украиной независимости продолжал говорить о реформе прежнего Союза, об установлении новых отношений между центром и республиками. Советский Союз мог быть сохранен самое большее только в виде конфедерации. Горбачев не поддержал идею конфедерации, а в итоге потерял и федерацию. Мы хотели сохранить единство страны и вместе с приверженцами Союза. К концу 1990 года только 4 республики – с Россией в самом центре – были готовы создать новый союз. Я обратился к Горбачеву, поддержит ли он нас в случае такого объединения, позже видно будет, кто еще пожелает в него войти. Михаил Сергеевич нисколько не соглашался. Он утверждал, что удержит все республики, даже прибалтийцы передумают о своем намерении. В такой атмосфере начались Ново-Огаревские переговоры.
– Известно, что после первого съезда народных депутатов СССР весной 1989 года во всей стране очень высоко поднялся Ваш авторитет. По результатам опроса, проведенного всесоюзным журналом "Диалог" на конкурс "Политик года", Вы вышли на первое место. 40% ответивших читателей назвали Ваше имя. За Ельцина было 36%. А Горбачев получил всего 18%. Имея такую поддержку, Вы должны были переживать за роспуск Союза. Или не так?
– На сессии Верховного Совета республики, принявшей Декларацию о государственном суверенитете Казахстана, говоря о суверенитете и демократии, я предупреждал, что не бывает абсолютного суверенитета, абсолютной свободы, абсолютной демократии. Все государства мира зависимы друг от друга, занимают друг у друга деньги, торгуют друг с другом, поэтому используют регулирующие механизмы. Не надо ударяться в эйфорию. В этом мире все взаимосвязано. Было бы правильнее называть меня сторонником создания нового союзного государства, нежели сторонником сохранения бывшего союзного государства. К тому же следует учитывать и особенности Казахстана. Нельзя было не думать о том, что казахстанцы в силу характера своей экономики, геополитических условий республики, ее полиэтнического состава, острее, чем жители остальных регионов, воспринимают ликвидацию единого экономического, социального и жизненного пространства в рамках союзного государства. Нельзя забывать, что в то время Казахстан был единственной республикой, коренное население которой составляло меньшинство. К тому же, мы видели в новом Союзном Договоре хороший путь пополнения Декларации о государственном суверенитете Казахстана новым содержанием. Самое главное – было ясно, что в результате распада Союза будут разрушены все хозяйственные связи, сформированные за более чем 70 лет, зайдет в тупик экономика страны, ориентированная в основном на производство сырья. Впоследствии так оно и случилось. Поэтому мы по возможности старались сформировать новые отношения между центром и республиками. Особенно неважное положение сложилось в Средней Азии и Казахстане. Выступая на первом съезде народных депутатов СССР, я говорил о том, что в условиях ведомственного диктата наша республика, богатая минеральными ресурсами, пользующимися спросом на мировом рынке, тем не менее сильно отстала в социальном развитии, стояла на грани экологического кризиса. Отметил, что союзные министерства своими действиями, напоминающими движения слона в посудной лавке, довели Арал до катастрофического состояния. Тогда пришлось резко критиковать и глубоко уважаемого мной Николая Ивановича Рыжкова. В перерыве ко мне подошел Горбачев и сказал: "Нурсултан, ты что сделал? Как я теперь буду предлагать Рыжкова на председателя правительства? Могут же прокатить..." "В этом деле я сам помогу, – ответил я. Потом при обсуждении кандидатуры Рыжкова попросил слова и сказал, что критика высказывается ради дела; если же после каждой критики отдалять от себя людей, то далеко не уйдем, поэтому работу правительства мы должны оценивать взвешенно. Рыжков был избран главой правительства. К сожалению, в ходе перестройки он так и не смог выйти из влияния системы, сформировавшей его самого. Мы, руководители республиканских правительств, при встрече в Москве говорили меж собой, что Рыжков смотрит на республики как на цеха "Уралмаша".
– Позднее Рыжков часто тепло отзывался о Вас.
– Знаю. Он – честный человек, искренне болеющий за дело. У него были благие намерения по исправлению положения. Многие годы возглавлял такой производственный гигант, как "Уралмаш", работал заместителем руководителя Госплана. Для перехода на рынок у него не хватило смелости. Воспитанный прежней системой, считал, что другого пути не может быть. По его мнению, все трудности создали
республики, взявшие курс на суверенитет. В своем мнении он остался всю жизнь. Заслуживает уважения такая его позиция.
Цитата:
"Вместе с Нурсултаном Абишевичем Назарбаевым я работал, когда он возглавлял Совет министров Казахской ССР, и позднее, когда руководил республикой. Уже в ходе тех встреч во мне укрепилась твердая уверенность, что его ждет большое политическое будущее. Спокойная, выдержанная манера, умение в беседе моментально выделять самый важный нюанс, острый ум, широта мышления, присущая восточным людям щедрость – можно так продолжать качества, отличающие Нурсултана Абишевича от других. Сюда надо добавить прекрасное знание им экономических и социальных проблем республики, и все это в итоге позволяло ему эффективно решать даже самые сложные проблемы».
Николай РЫЖКОВ,
"Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. Казахстан – Россия.
Стратегия вечной дружбы". М., 2000, стр. 21.
– Нурсултан Абишевич, мы знаем, что начиная с 1990 года и среди депутатов союзного парламента, и в партийном руководстве, и в государственных структурах рассматривалась возможность выдвижения Вас на одну из самых высоких должностей в стране. В то время я работал в Центральном комитете республиканской компартии заведующим сектором культуры. Когда люди, побывавшие в командировке в Москве, сообщали об этом, мы, с одной стороны гордились за свою родину, с другой стороны, как-то даже тревожились за нее. По этому поводу немало написано в разных книгах. Все же хотелось бы услышать подробности из Ваших уст.
– Авторитет руководителю создает его народ, его страна. В ходе неимоверного испытания после декабрьских событий наш народ сумел продемонстрировать свои самые лучшие качества. Жители республики сохранили дух сплоченности и дружбы. Да и по установлению новых хозяйственных отношений мы по сравнению с другими сумели показать гибкость. У нас стали создаваться предпосылки перехода к рынку. В целом на должном уровне оказалась и подготовленность кадров. На важных союзных совещаниях, на съездах и сессиях все громче зазвучал голос Казахстана. Мне приходилось открыто говорить о проблемах не только Казахстана, но и других республик. Поэтому, думаю, на руководителя страны, которая по сравнению с другими республиками обеспечивала крепкую межнациональную дружбу, в которой рельефнее проявлялись признаки новой экономики, стали обращать пристальное внимание. К тому же, я постоянно говорил о необходимости экономического сотрудничества во все времена, сохранения сформированных человеческих отношений, о том, что интеграция – это требование эпохи.
– 3 января 1991 года Горбачев провел совещание, на котором поднимался вопрос о новом руководителе правительства. Евгений Примаков и Вадим Бакатин предложили на эту должность Вашу кандидатуру. Леонид Млечин в своей книге "Назарбаев. Групповой портрет с президентом" пишет: "Тогда вопрос отложился. Но в июле решение было принято". Почему вопрос, рассматриваемый в начале года, был перенесен на поздний срок?
– В декабре 1990 года по требованию депутатов Верховного Совета Н. И. Рыжков был вынужден уйти со своего поста. Тогда президентский совет приступил к рассмотрению кандидатуры будущего премьера. Членом данного совета являлись руководители союзных и автономных республик. На одном из заседаний совета встал вопрос о назначении нового главы правительства. Меня кроме указанных выше людей поддержал М. Шаймиев. Я сказал Горбачеву, что до занятия кресла премьера должен прежде всего посетить все республики и получить согласие их парламентов, затем мне должны быть представлены широкие полномочия для спокойного, без оглядки проведения реформ, что только с такими полномочиями я могу приступить к такой весьма ответственной работе. И добавил: "Если республики поддержат мое назначение, то придется принять ряд срочных мер. Как глава правительства, я должен буду держать в одних руках всю экономическую политику". Михаил Сергеевич изменился в лице. «А чем же буду заниматься я?" – спросил он. "Вы будете заниматься международными вопросами", – ответил я. Он замолчал. Конечно, было ясно, что Горбачев не согласился бы своими руками ограничить свои полномочия.
– А как понять сказанное Млечиным "Но в июле решение было принято"?
– Политический кризис набирал все большие обороты. Слабость союзной власти толкала Горбачева найти решение по сохранению страны путем референдума. На всесоюзный референдум был вынесен вопрос "Вы поддерживаете сохранение СССР в виде обновленной федерации суверенных республик?". Страна, переживающая огромные трудности, испугалась последствий распада Союза. Поэтому на прошедшем в марте референдуме народ, конечно, высказался за сохранение Союза. Почему я сказал "конечно"? Потому что в стране, основанной на авторитарной форме правления, преобладал консерватизм. Люди не желали изменения привычного сложившегося положения. Вместе с тем не секрет, что народы союзных республик голосовали за сохранение единства, общей родины. Все же, если задаться вопросом, выиграл ли Горбачев, проводя референдум, или проиграл, я бы сказал, что в основном проиграл. Почему? Потому что Верховный Совет РСФСР добился включения еще одного вопроса, который примерно гласил "Считаете ли вы необходимым введение должности президента РСФСР путем всенародного голосования?". Подавляющее большинство россиян – участников референдума поддержало эту идею. Власти Горбачева был нанесен сокрушительный удар со стороны российского руководства. После этого в России состоялись президентские выборы. Победил Ельцин. На предвыборных встречах Ельцин заявлял, что в будущем Россия откажется от всех союзных структур, от всех союзных министерств. Он говорил, что может согласиться на оставление на союзном уровне только министерств обороны, путей сообщения и атомной энергетики. В целом ратовал за независимость России как субъекта международных отношений. 12 июня 1990 года (тогда СССР еще существовал) Россия провозгласила свою независимость. Независимость от кого? По мнению Б. Ельцина, лично он хотел быть независимым от М. Горбачева. Этим воспользовались другие.
Если на кухне постоянно ругаются супруги, то распадется семья. Если в компании грызутся менеджеры, то она станет банкротом. Если же будут конфликтовать руководители государства (элита), то распадется государство. Убийцы Юлия Цезаря позже осознали свою ошибку, горько сожалели о содеянном. Разве это не привело к ослаблению империи, к ее постепенной ликвидации?
На протяжении весны и лета вокруг нового Союзного Договора кипели бурные страсти. В апреле в Ново-Огарево состоялась встреча руководителей девяти республик с президентом СССР. Республики потребовали конкретные права и полномочия, а центр лез из кожи, чтобы оставить в своих руках все механизмы власти. В конце концов подписали общий протокол о мерах по стабилизации социально-экономической и политической ситуации в стране и на том разъехались. Там разговор шел о разработке новой конституции Союза. Тем не менее мы тогда не пришли к единому мнению, каким государством в дальнейшем будет Советский Союз.
Мне кажется, те, кто оценивал участие автономий, входящих в состав союзных республик, в рассмотрении вопросов относительно союзного договора (по предложению А. Лукьянова), как попытку Горбачева ослабить позиции республик, были правы. Позднее это имело немало отрицательных последствий. Особенно для России. При уравнивании статуса автономий с уровнем республик теперь началась борьба за суверенитет уже внутри федеративной республики. К чему это привело, тоже известно.
Я уже говорил о своих неоднократных попытках сблизить позиции Горбачева и Ельцина по вопросам сохранения Союза, определения его нового статуса, структуры. Одна из таких встреч прошла в конце июля. Леонид Млечин имел в виду эту встречу. Но она прошла в условиях секретности.
Мы целый день, потом еще до поздней ночи обсуждали многие вопросы. Был составлен следующий план. После подписания союзного договора мы должны были смело приступить к делу. Договорились, не дожидаясь принятия новой Конституции, провести выборы президента, образовать новый парламент, новое правительство.
Цитата:
В самом конце июля, уже перед моим отъездом в отпуск, я встретился в Ново-Огареве с Ельциным и Назарбаевым. Разговор шел о том, какие шаги следует предпринять после подписания Союзного договора. Согласились, что надо энергично распорядиться возможностями, создаваемыми Договором и для республик, и для Союза.
До сих пор мы исходили из того, что за Договором должна последовать разработка Конституции, для чего потребуется месяцев шесть, а после ее принятия — избрание новых органов власти. Так вот, возник вопрос, уместно ли откладывать надолго выборы. Ельцин и Назарбаев были за приведение структуры союзных органов в соответствие с Договором, не откладывая дела в долгий ящик, так как дезинтеграционные процессы во всех сферах общества нарастают, приобретают опасный характер. Договорились все это обсудить с руководителями других республик.
Возник разговор о кадрах. В первую очередь речь, естественно, пошла о президенте Союза суверенных государств. Ельцин высказался за выдвижение на этот пост Горбачева.
В ходе обмена мнениями родилось предложение рекомендовать Назарбаева на пост главы Кабинета. Он сказал, что готов взять на себя эту ответственность, если союзный Кабинет министров будет иметь возможности для самостоятельной работы. Говорилось о необходимости существенного обновления верхнего эшелона исполнительной власти – заместителей премьера и особенно руководителей ключевых министерств. Конкретно встал вопрос о Язове и Крючкове – их уходе на пенсию.
Вспоминаю, что Ельцин чувствовал себя неуютно: как бы ощущал, что кто-то сидит рядом и подслушивает. А свидетелей в этом случае не должно было быть. Он даже несколько раз выходил на веранду, чтобы оглядеться, настолько не мог сдержать беспокойства.
Михаил ГОРБАЧЕВ,
"Жизнь и реформы". 2-я книга. Стр. 556–557.
– В своей книге "Записки президента" Ельцин пишет, что во время конфиденциального разговора в Ново-Огарево он интуитивно почувствовал недоброе. Впоследствии стало известно, что ваш разговор был записан сотрудниками Комитета государственности безопасности. У Вас не возникало такого чувства опасности?
– Когда Ельцин поделился своими подозрениями, Горбачев отрезал: "Ты что, Борис! Да брось ты!" Кто мог подумать, что президент такой страны, как СССР, не может обеспечить конфиденциальность проводимой им же встречи? Горбачев сильно оскорбился словам Ельцина: "Как ты можешь подумать так? Я ведь президент Советского Союза". Но оказалось, прав был Ельцин.
– А кто внес предложение по кадровым изменениям?
– Ельцин. Он сказал Горбачеву, если тот питает надежду на обновленную федерацию, а в такую федерацию республики войдут только в случае его избавления от некоторых одиозных людей в своем окружении. Если председателем КГБ останется Крючков, министром обороны – Язов, то кто поверит в обновление Союза, резко бросил он. Я со своей стороны добавил о необходимости обязательной замены министра внутренних дел Пуго и председателя государственного комитета по телерадиовещанию Кравченко. А какой из Янаева вице-президент? – задал я вопрос. Горбачев сразу согласился заменить Крочкова и Пуго. В ходе обмена мнениями все трое сошлись на том, что надо заменить также тогдашнего премьер-министра Валентина Павлова. А теперь сам подумай. Все перечисленные люди буквально через 20 дней оказались в составе ГКЧП. Если бы они победили, то нам, конечно, ничего хорошего не пришлось бы ждать.
Цитата:
"Горбачев спросил: "А кого вы видите на этой должности?» Я предложил Нурсултана Абишевича Назарбаева на должность премьер-министра нового Союза. Горбачев сначала удивился, потом быстро оценил этот вариант и сказал, что согласен. "Другие кандидатуры вместе обсудим после 20 августа", – закончил он разговор. Такой была эта встреча, и, я думаю, многое сложилось бы иначе, если бы то, о чем мы договорились втроем, удалось осуществить. История могла пойти совсем по другому пути. Пройдет немного времени, и я своими глазами увижу расшифровку разговора Президента СССР, Президента России и руководителя Казахстана".
Борис ЕЛЬЦИН,
"Записки президента", стр. 56-57.
– Во всех книгах, написанных в последние годы Советского Союза, говорится, что Вам предлагали должность вице-президента СССР. В книге Горбачева есть такие строки: "Я долго думал о Назарбаеве, но не мог найти человека, способного занять его место в Казахстане. Времени на раздумье не было, а тут "под руку подвернулся" Янаев. Как я сильно ошибался!" ("Жизнь и реформы", 2-я книга, стр. 532).
– Об этом и сказано, и написано немало. Действительно, на заседании Верховного Совета мою кандидатуру предложило большинство союзных республик, автономий. Если бы я добровольно не снял свою фамилию из списка голосования, то, возможно, и прошел бы. К тому же, я знал, что Горбачев в этой должности хотел видеть Янаева. Дело не в том, предлагали ли мне эту должность и дал ли я согласие или отказался. Дело в том, нужна ли была эта должность вообще или нет. В конце 1990 года газета «Правда» мне задавала конкретный вопрос об этой должности. И я тоже ответил конкретно, что рассматриваю ее как должность помощника президента. На данный пост я предлагал руководителя Украинской компа
