В Астане в Национальном музее открылась выставка «Единственное множественное» Асхата Ахмедьярова
Художник Асхат АХМЕДЬЯРОВ работает в разных жанрах современного искусства – видеоарт, перформанс, инсталляция, фотоарт и других. Его работы на острые социальные темы в последние годы вызвали резонанс в Казахстане и за рубежом. После успешного завершения проекта «Протагонисты. Невидимый Павильон Казахстана» на 56-й Венецианской биеннале Ахмедьяров был приглашен на арт-завод в Иври-сюр-Сен.
За именем художника тянется шлейф самых неординарных характеристик. Его называют эпатажным, протестным, недисциплинированным и даже… чокнутым. 30 апреля в Национальном музее в Астане открылась очередная выставка Ахмедьярова под названием «Единственное множественное», где он представил свое видение мира, устроив перфоманс с участием молодых людей в разноцветных смирительных рубашках. Для корреспондента Ratel.kz автор провел экскурсию по выставке и рассказал, почему он не решается резко реагировать на события, происходящие в нашей стране.
- Асхат, как-то неожиданно, что ваша выставка проходит в Национальном музее, таком конъюнктурном здании.
- Это парадокс, стечение обстоятельств. Мне вначале было непривычно, и что-то давило. А сейчас я как-то сдружился с этой атмосферой. Мне комфортно здесь.
- На этой выставке вы представили не только новые работы, но и инсталляции, которые уже выставлялись. Почему?
- Это не совсем так. Например, инсталляция «Высокие отношения» в прошлом году была гораздо меньше. В этом году я ее дополнил, сделал более объемной. Стулья на вытянутых ножках и сидящими на нескольких из них красивыми женщинами почти под потолком – это мои размышления о неравенстве в обществе, социальных контрастах, огромной пропасти между олигархами и бедными людьми. Эта инсталляция не является проявлением протеста. Это рассматривание ситуации широко раскрытыми глазами.
- Вы считаете себя недисциплинированным художником?
- Мне нравится это определение. Его мне дали французские критики. У меня нет привязанности к определенному стилю. На выставке вы видите инсталляции, фотографии, живопись. Быть дисциплинированным художником и работать в одном направлении мне сложно.
- А эпатировать публику у вас получается?
- Не совсем. В этом и проявляется моя несвобода, потому что есть семья, обязанности, ответственность. В нашей стране быть эпатажным художником – значит, очень чутко реагировать на какие-то процессы в обществе. В этом плане я реагирую избирательно и в каком-то плане осторожно, потому что у меня маленькие дети… Есть множество факторов, которые меня сдерживают. Я не хочу перечислять их.
- Вы допускаете, что могут быть преследования?
- Это может отразиться на моих близких, их занятости, возможно.
- Я помню, как несколько лет назад вы привели на цепи поросенка на крыльцо посольства России в Казахстане. Он там все обгадил, и вы тут же в совочек все убирали, требуя, чтобы Россия также устранила загрязнение казахстанской территории, вызванное падением ракет. Чем вы рисковали тогда?
- Я отделался легким испугом, заплатил штраф - и все на этом. Я провел этот перфоманс, потому что о проблеме загрязнения почвы из-за запусков ракет тогда никто не говорил. Я должен был привлечь внимание к этой проблеме.
- Насколько ваша несвобода мешает вам?
- Парадокс, но свобода творческая у меня есть, потому что есть заслоны. Чем больше я в них упираюсь, тем больше у меня желания самовыразиться. Это выливается в перфомансы и инсталляции. Выполняя разные социальные роли, я остаюсь художником, сидящим в замкнутом квадратном помещении, в котором и выпрямиться-то в полный рост невозможно. Я узник квадрата, но в нем и есть моя свобода. Человек практикующий, ищущий, получающий какие-то знания, он все больше углубляется, уходит от общественных взаимоотношений, становится изгоем. С другой стороны, изолированность, независимость моих суждений меня питает.
- Но ведь так можно и в психушке оказаться?
- Возможно. Танец в смирительных рубашках, который открыл мою выставку, это продолжение тематики «Лаборатории абсурда», которая была представлена на выставке в Париже. Здесь я лишь дополнил ее. Все переживания, которые скопились во мне, вылились в смирительные рубашки, и я нашел параллели с эмиграцией гениальных личностей во время тоталитаризма, когда применялась карательная психиатрия и выдающиеся люди оказались в больницах из-за своего инакомыслия. Из парижской серии перфомансов «Поцелуй немого» я представил на выставке фотографии, где я целовал статуи, выражая свою любовь к европейскому искусству. Я был нем из-за моего незнания европейских языков.
- Как строятся ваши отношения с казахстанской публикой?
- Официальное наше художественное образование до сих пор штудирует академизм, и это очень печально. На открытии моей выставки было много людей, которым было интересно, но я сразу находил зрителей, которые пришли просто из-за любопытства. Меня часто спрашивают: «Зачем вы пишете картины, которые не продаются?» Меня раздражает вот это стремление рассматривать все сквозь призму коммерции. В обществе чувствуется полное отсутствие стремления узнать что-то новое. Если почитать комментарии в социальных сетях, художник некоторым кажется чокнутым и так далее… Но я верю, что со временем люди захотят понимать искусство, будут нуждаться в нем. Сейчас есть небольшая часть людей – это 10-15 процентов, на которых искусство воздействует, и они уходят в думках. Именно этого я добиваюсь.
- Как на ваши работы реагирует власть?
- Что касается власти, вкусов чиновников, то они ограничены примитивными познаниями в искусстве. Их невнимание меня не трогает.
- Что является для вас мерилом успешной самореализации как художника?
- Наград, грамот у меня нет. Я считаю, что художник не должен стремиться их получать. Мне смешно смотреть, когда художники кичатся наградными побрякушками. Мне льстит, когда мои работы покупают.
- Вы никогда не писали картины на заказ?
- В прошлом я жил на этих заказах. Но все это надоедает. Ты видишь абсурдность всего этого. Ты живешь этим угодничеством…
- Как вы представляете свое будущее? Вас не пугает низкий спрос на искусство в Казахстане?
- Я позитивно смотрю на будущее. Всегда ведь не может быть плохо.
- Вы это серьезно? Описав почти апокалиптическую картину, вы говорите об оптимизме?
- Теоретически можно все бросить, возможно, даже уехать за границу и поселиться там благополучно. Но, оказавшись без родины, я потеряю питательную среду как художник. Объясню. Вот тема воды меня в последнее время очень волнует. В ауле Талапкер, где я живу, это под Астаной, мы пресную воду привозим из города. Сначала меня эта ситуация раздражала, но в какой-то момент я полюбил это несчастье и понял, чтО я могу из него взять. Я сейчас работаю над этой темой. А где я в Европе аул без воды найду?
