Алма-Ата военных лет глазами маленькой девочки, городского старожила Валерии Михайловны Стахеевой
За что не устаю судьбу благодарить – это за замечательных, необыкновенных людей, которых она мне посылает. Недавно познакомилась с удивительной женщиной – Валерией Михайловной СТАХЕЕВОЙ… Она давно на пенсии – ей 85 лет, человек она очень энергичный, грамотный, город наш любит и знает. И помнит его с конца 30-х годов прошлого века – с того момента, когда приехала сюда с мамой. И многих известных (и не очень известных) алмаатинцев тоже хорошо помнит, со многими была знакома через маму, с другими – уже сама. И как здорово, что ее воспоминания никуда не ушли, что они с ней и она делится ими легко и открыто.
Она замечательный собеседник, просто сидеть в ее компании и пить чай – уже радость. Радость общения с умным и хорошим человеком.
А ее рассказы настолько потрясающи, настолько интересы, что я набралась наглости и напросилась на интервью. Ну как интервью… Это беседа с человеком, который много видел, слышал, знает, помнит и, самое главное, может интересно рассказать про важные, нужные детали жизни алматинцев прошлых лет.
С ее разрешения я буду постепенно (всё сразу не получится!) ее воспоминания публиковать со своими комментариями.
Не то, чтобы они (мои комментарии) улучшали рассказ, нет. Но в них я буду уточнять некоторые детали рассказа.
Конечно, той информацией, которую сама знаю. Или которую прицельно нашла уже после интервью.
"В Алма-Ату мы приехали перед войной. Это был 38-й год. Я плохо помню дорогу, а мама рассказывала, что ехали мы три дня. Ехали на лошади, потому что ещё не было железной дороги. Ехали из Ташкента. Причем мама приехала по приглашению как специалист, потому что она врач и открыли же Совминовскую больницу, и ее туда пригласили".
Центральная клиническая больница медицинского центра управления делами президента, а в простонародье "Совминка" открылась 7 ноября 1929 года. Медучреждение закрытого типа для "важных пациентов", среди которых были ученые, заслуженные деятели искусства, творческая элита и, конечно же, высокопоставленные партийные деятели, очень было нужно городу: город получил столичный статус, а вместе с ним и целый эшелон чиновников, переехавших из Кызыл-Орды в Алма-Ату.
Стационарный двухэтажный корпус, в котором располагалась клиника, был построен в 1933 году. Это была клиника, объединенная с амбулаторией Санитарного управления Совнаркома. Здесь была больница на 55 коек, поликлиника, аптека и три отделения - терапевтическое, хирургическое и гинекологическое.
В Совминке работали тогда самые известные медицинские специалисты - профессора, врачи, консультанты. И не только местные, некоторые приезжали сюда из разных городов СССР. Пригласили в Алма-Ату и Марию Андреевну КИСЕЛЕВУ, маму Валерии Михайловны.
"Маму не просто так пригласили, а как специалиста по диетпитанию. Когда она работала в Ташкенте, а она там, видимо, хорошо работала, её послали в Москву учиться в Институт Певзнера. Это был институт, который сейчас лечит в основном от ожирения. А тогда разные болезни лечили, причем лечили только диетой. Она рассказывала, как весь их учебный поток, а там были люди со всего Советского Союза, завели в демонстрационный зал, где были выставлены разные блюда, и сказали: "Попробуйте любое блюдо с одним условием: вы записываете номер блюда и свои впечатления". Мама рассказывала, что она там попробовала очень вкусное пирожное с дивным кремом, записала номер. Потом их пригласили в общий зал и стали рассказывать про эти блюда. Когда дошли до "маминого" пирожного, сказали, что это пирожное для тех, у кого рак крови, а крем сделан из свежей печени животного. Вот такой у них была подход – лечили диетой. Мама знала все это, она получала диплом соответствующий".
Мануил Исаакович ПЕВЗНЕР (1872 - 1952), которого вспоминает Валерия Михайловна - это российский, а потом советский терапевт, один из организаторов Клиники лечебного питания в Москве, основоположник диетологии и клинической гастроэнтерологии в Советском Союзе. Это он разработал номерную систему диет по нозологическому принципу, многие еще помнят таблички перед блюдами в столовых и санаториях: "стол № такой-то".
"Столов" было 15, каждый из них содержал принципы лечебного питания для конкретного заболевания: язвенной болезни желудка и 12-перстной кишки, острого и хронического гастрита, колита, энтерита, гепатита, гипертонической болезни, заболевания почек, сахарного диабета, ожирения, острых инфекционных заболеваний и так далее.
Певзнер был активным популяризатором лечебного питания, благодаря ему оно получило широкое применение в больницах, военных госпиталях, санаториях, столовых, на промышленных предприятиях, в общественном питании. И до сих пор его научные труды актуальны – сама видела на полке книжного магазина его книгу "Основы лечебного питания", переизданную в прошлом году, и книга эта не залеживается, хотя стоит 11 тысяч тенге.
Клиника лечебного питания была организована Певзнером в 1921 году на базе курортной клиники Наркомздрава СССР. Чуть позже был создан Центральный научный институт питания Наркомздрава, в его структуру был включен отдел лечебного питания, руководимый М.И. Певзнером. И вот там и проходили обучение диетологи со всего Союза. И там же разрабатывали технологию приготовления лечебных блюд, обеспечивающую максимальную сохранность биологически активных веществ в продуктах и действующую на организм больного благоприятным образом.
"Когда мама приехала сюда, её сразу заставили заниматься диетпитанием в столовых, это была как дополнительная нагрузка. Потому что основная ее работа была другая - терапевт. Жили мы в кабинете в совминовской поликлинике, квартиру нам обещали, но их не хватало, и нас поселили туда. И не только мы так жили. Там много врачей жили. А когда началась война, то всех, кого присылали сюда в Алма-Ату, а присылали из Украины: из Львова, из Харькова, то их тоже размещали в кабинетах больницы.
У нас по соседству разместилась еврейская семья из Львова. Он был врач, ЛЕВИН. Как звали жену, не помню. Было так все обустроено: в кабинет был вход, общая дверь, а из кабинета дальше можно было пройти либо в нашу комнату, либо в их. Когда он меня видел на улице, все время говорил: "Лерочка, снимай башмачки, ходи по травке босичком"… Вот так и ходила – в целях профилактики.
Комната была маленькая, я помню, как мама боком проходила между кроватями и обеденным столом. Но при всем при этом в кабинет с нами переехал рояль, который до этого был куплен, потому что меня уже отдали учиться музыке в 6 лет, и у меня был столик маленький, где я делала уроки".
Вот так тогда относились к образованию и воспитанию: война войной, но ребенок должен уметь играть на рояле и знать языки!..
И читать Лерочка научилась рано, в пять лет. Очень хотелось самой научиться – услышала, как взрослые хвалили еврейских детей: они в пять лет уже читают, потому такими умными вырастают. Кто такие евреи, Лера тогда не знала, но идея научиться читать ей понравилась. И она научилась.
Удивительно, сколько маленькая девочка понимала, знала, замечала. А ведь время было такое - интересное и увлекательное масштабно соседствовало с бедой, горем, болезнями…
"22 июня началась война, а где-то 26-го мне поставили диагноз "туберкулез". И чтобы меня поднять на ноги, мама обратилась к своей подруге, армянке по национальности, не помню уже имени этого врача… Маме дали отпуск, и она повезла меня в санаторий, где поселяли тогда туберкулезников. Приехали мы на телеге поздно вечером, темно уже была. Врач, вот эта мамина подружка, армянка, посмотрела на меня, послушала и сказала маме: "Сними квартиру рядом, в санаторий не пущу, девочке там не место. Так будем лечить. Твоя девчонка выберется, только не делай лишнего...". И она нас не пустила даже в фойе. Ну, в общем, я не знаю, что стоило это моей маме, но меня вытянули".
Кстати, телеги и повозки Валерия Михайловна часто в своих рассказах вспоминает, говорит, что лошади в Алма-Ате довоенных и военных лет были основным средством передвижения. Врачи "на вызовы" ходили пешком, а лошадь давали, если идти было далеко.
"Когда мама ехала по дальним адресам, иногда она брала меня с собой на вызовы. И я вместе с ней ехала на этой повозке, а повозка была такой: откидывалась ступенька, на которую можно было сесть. Я знала извозчиков, дорогу знала… И мы ехали с мамой на этой повозке, а летом в жару мама держала в руках старый, еще дореволюционный зонт. И за нами бежали мальчишки и кричали: "Барыня на вате! Барыня на вате!" А я переживала, очень мне эта "барыня на вате" не нравилось".
Ездить и ходить приходилось много – к алмаатинским пациентам Совминки добавились эвакуированные знаменитости, которых тоже "прикрепили" к этой больнице. И терапевт Киселева часто бывала у приболевших писателей, ученых, артистов - Алма-Ата в годы войны приютила огромное количество эвакуированных, заводы, фабрики, институты, киностудии. И в этом смысле маленькой Лере повезло - она видела многих известных людей.
"Видимо, меня не с кем было оставить, и я с мамой ходила по вызовам. Помню, как-то раз она мне сказала: заранее сходи в туалет, мы сейчас идем к большому писателю. Будешь сидеть там тихо-тихо, ни туалет, ни водички попить, чтобы тебя не видели, не слышали… И мы пошли к ПАУСТОВСКОМУ.
Жену писателя я знала, она приходила к нам, высокая, статная, красивая, с рыжей таксой Фунтиком, а писателя никогда до этого не видела…Оказалось, у него высоченное давление, он сильно болел. В квартире меня поразило большое кожаное кресло, такое у нас стояло в фойе больницы. Я залезла на кресло, села в уголочек, меня оттуда и не видно. Открылась дверь, и вошел писатель. А внешне он невыразительный был и не очень большого роста, точнее – очень небольшого. Я с ним поздоровалась, и тут же выпалила: "Мама сказала, что вы большой писатель, а вы маааленький!.."
Скорей всего, история эта произошла в квартире Мухтара АУЭЗОВА, именно он приютил на время эвакуации Константина Паустовского с семьей. Жил он тогда в трехэтажном доме, который официально назывался "Жилкомбинат горисполкома №5", а неофициально алмаатинцы называли этот дом "Домом Союза писателей" - квартиры в этой престижной трехэтажке давали в основном, представителям творческой интеллигенции. Дом и сейчас цел, горожанам он хорошо знаком.
… А Фунтик вообще песик легендарный, он был героем многих рассказов Паустовского. И в Алма-Ате даже снялся в кино: увидеть его можно в кинокартинах "Убийцы выходят на дорогу" и "Юный Фриц". Играл четвероногий артист сам себя – рыжую таксу. Были, кстати, и другие необычные артисты в "алмаатинском" кинобомонде.
"У мамы был такой эпизод. Она пришла на вызов, домик маленький, одноэтажный… Стучит в дверь, а ее спрашивают: "Кто там?". Она говорит: "Я врач, пришла по вызову". Никакой реакции, она опять стучит. Опять "Кто там?". "Врач, пришла по вызову". И так несколько раз. Вышла соседка. Мама соседке объясняет, мол, вызов был, а дверь не открывают, может, плохо кому… А соседка смеется: "Это вы с попугаем разговариваете!". Оказалось, этого попугая привезли из Москвы, он даже в кино снимался. Представляете, везли в такую даль, а его ж еще было надо кормить…"
Кормить было сложно. Еды не хватало людям, что уж тут говорить про животных. Но бросить своих питомцев люди не могли, вот – даже в эвакуацию приехали с ними… Но не все было весело - Валерия Михайловна помнит и трупы на дорогах, мама закрывала ей глаза ладошкой, когда проходили мимо. Помнит и ужасный случай, произошедший у соседей.
"Мальчик 10 лет, его послали с карточками за хлебом. А было лето, и он эти карточки завернул в трусики под резинку. Вернулся домой без хлеба, сказал, что карточки потерял. И мать ему так врезала по голове, что он испугался и залез под кровать. А вечером зовут его, он не отзывается. И вот, отодвинули кровать, а он мертвый. И когда его приготовили хоронить, и сняли эти трусики, то из-под резиночки выпали эти карточки...".
Помнит она и столовую, которую открыли недалеко от Совминки. В ней кормили писателей, артистов и других творческих людей. На нынешней улице им. Байсеитовой тогда стояли маленькие саманные зданьица – обычные жилые домики. К одному из них сделали пристройку, там и поставили столики.
На фото, кстати, Лерочка как раз стоит во дворе Совнаркомовской больницы. Это 1940 год. За ней – здание поликлиники (со двора), а центральный вход был с нынешней улицы Панфилова. За спиной фотографа – веранда больницы, где кормили пациентов, адрес – Ала-Тау, 16 (сейчас ул. Байсеитова). А на следующем фото – чудом сохранившийся конверт от письма Лерочке от отца. Адрес – тот же, что и у Совминки – Ала-Тау, 16.
"Зимой они были в помещении, в закрытой столовой, а летом столовую делали на веранде. Приходили многие - ЧУКОВСКИЙ ходил, ЗОЩЕНКО, МАРШАК, МИХАЛКОВ, много артистов, все они питались в этой столовой. Видимо, им давали талоны на питание на месяц, и время от времени знаменитостям выпадала возможность кормиться в столовой. Кормили их нормально, мясо, были яблоки, овощи. Привозили Джамбула, точнее – приносили, он был старенький, его приносили двое или трое каких-то мужчин. Такой момент – на всех фотографиях Джамбул с маленькой бородой. Но я помню, что она была длинная: когда он садился, она свисала ниже колен. Эта борода меня очень интересовала всегда. Я выглядывала из-за шторки, смотрела на него, и он увидел, подозвал: "кызым!", я подошла, и он меня чем-то угостил. Когда я маме рассказала, мама была в ужасе, она говорит: "меня же уволят!"
Но не уволили, хотя наверняка видели, что детей в столовой подкармливают, а это было незаконно. Не уволили и позже, когда обнаружили "кражу" продуктов из подвала.
"История была там такая. Совминовская больница имела свой подхоз в Байсерке. Мама туда часто ездила – она же отвечала за диетическое содержание меню. И они привозили оттуда продукты. А холодильников же не было тогда. Рядом со столовой был сарай с холодным подвалом, где все продукты и хранились. И как-то к маме прибежали, сказали: "У нас кража" - на складе обнаружили след от муки такой белой дорожкой… Стали разбираться, оказывается, воришками были муравьи, они проникли на склад и стали оттуда тащить муку и другие сыпучие продукты".
Одним из звездных пациентов клиники был актер ЧЕРКАСОВ. От какого недуга он лечился в клинике, Валерия Михайловна уже не помнит или не знала никогда, но один из рассказов мамы, то есть терапевта Киселевой, запомнила хорошо.
"Он лежал в поликлинике, и в мамино дежурство прибегает дежурная сестра: "Черкасов со второго этажа с ума сошел, странно себя ведет, кричит, заговаривается!". Мама поднимается к нему на второй этаж. Говорит: "Здравствуйте, как дела, как себя чувствуете?". А он отвечает: "Вы знаете, я настолько хорошо себя чувствую, что я решил порепетировать". То есть, он стал репетировать роль в палате, а медперсонал решил, что у него крыша поехала".
Кстати, несмотря закрытый статус лечебного заведения, лечили в Совминке не только звезд и партийных деятелей. Никого не оставляли без медицинской помощи, принимали и тех, кто не был "прикреплен" к официально.
"Так мама познакомилась с одной московской семьей. Имен уже не помню, вроде бы тоже с киностудией приехали, но не актеры. Женщина обратилась к главному врачу клиники с просьбой помочь ее сыну. Ему было 17 лет, и он заболел дизентерией. Главврач попросил маму посмотреть мальчишку. Мама сходила, осмотрела пациента, назначила лечение, диету. Лечением тогда, я помню, были углевые таблетки. И поставила мальчика на ноги. Мама мальчишки пришла к моей маме и говорит: "Вот у вас есть дочь, ей пять лет, я могу с ней заниматься бесплатно любым языком, которым вы хотите - английский, французский, немецкий, выбирайте". Мама посоветовалась с МАРШАКОМ, он же тоже был здесь, и приходил к нам в дом, но я его не очень хорошо помню… И он сказал: нужно начинать с немецкого. И в итоге эта женщина приходила два раза в неделю к нам – занималась со мной немецким языком. Бесплатно. Такова была ее благодарность маме, а мама была хорошим специалистом, она училась в Ташкентском медицинском институте, одним из педагогов у нее был известный хирург ВОЙНО-ЯСЕНЕЦКИЙ, святитель Лука!"
Святитель Лука, епископ Ташкентский и Туркестанский, великий ученый Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий – для меня это имя было хорошо знакомо. Читала книгу о нем и его непростой и очень благородной жизни, "Крест и скальпель", мне ее подарили в Ташкенте. Умелый хирург, который спас десятки тысяч жизней, доктор богословия и медицинских наук, родился в 1877 году в Керчи.
Почти половину своей жизни он прожил в Ташкенте, оставив о себе самую добрую память – я в своих узбекских путешествиях слышала это имя много-много раз: его там помнят и чтут! Профессор Ташкентского медицинского института, основатель Туркестанского университета, человек, который еще до революции был приглашен в Ташкент для службы в качестве главного хирурга в Первой клинической больнице. Удивительный человек, он был религиозным деятелем и врачом-хирургом, учёным и духовным писателем, автором трудов по анестезиологии и гнойной хирургии и епископом православной церкви.
В 30-х годах он подвергался репрессиям, провел в лагерях в общей сложности 11 лет, а в конце 40-х был награжден медалью "За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг." и Сталинской премией первой степени за монографию "Очерки гнойной хирургии". Работа эта и сейчас, спустя 88 после написания, актуальна, она является настольной книгой, энциклопедией для многих поколений хирургов. Ее переиздали уже в четвертый раз.
Умер архиепископ-хирург в 1961 году в Симферополе. Посмертно, уже в 90-е, был реабилитирован, все обвинения с него были сняты, а церковью он был причислен к лику святых.
Вот такой человек преподавал студентам ташкентского мединститута, был учителем Марии Киселевой.
О маме Валерия Михайловна говорит с любовью. С теплотой и нежностью вспоминает очень непростые военные годы и скромный кабинетик Совминки, где они с мамой прожили 10 лет. Только после войны им наконец-то дали квартиру в коммуналке в знаменитых "косых домах". Но это будет уже другая история…
Все фотографии – из семейного альбома Валерии Михайловны. Оттуда же и виды города. Это были открытки и их продавали, на обратной стороне указана стоимость.
ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА НАШ КАНАЛ И ЧИТАЙТЕ НАС В TELEGRAM!
