Заступаясь за других, создатель уникальной коллекции грампластинок Наум Шафер с супругой Натальей Капустиной лишились квартиры, работы, свободы
О том – каким достоянием и гордостью республики является Наум Григорьевич ШАФЕР, сегодня, к счастью, уже никому особо рассказывать не надо - ЮНЕСКО давно признала Дом–музей Шафера единственным подобным в мире. Наум Григорьевич собрал коллекцию из 27 тысяч грампластинок, 600 из которых являются раритетными, за которыми охотятся многие страны, и завещал ее Казахстану. А казалось, их семья должна была быть обиженной и на свою страну, и на некоторых ее представителей.
Шаферу было 10 лет, когда за 10 дней до войны его вместе с родителями в числе прочих евреев, греков и молдаван депортировали из Бессарабии в Акмолинскую область. На сборы отвели два часа, мальчик едва успел забрать свое главное богатство - 30 грампластинок. Прибыв на новое место, он каждый вечер ходил из барака в барак и читал соотечественникам, плохо знавшим русский язык, стихи ПУШКИНА, ЛЕРМОНТОВА, НЕКРАСОВА.
Четырехлетняя Наталья КАПУСТИНА попала в Восточно-Казахстанскую область из Новосибирска после ареста отца – ветврача, которого в 1937 году обвинили в том, что он получал указания от врагов народа и заражал скот сибирской язвой. Семье дали сутки на сборы, с трудом позволив переночевать на чердаке родного дома. Отец, пробыв под следствием в Новосибирской тюрьме два с половиной года, вину не признал и ложные обвинения не подписал. В результате был оправдан, приехал к семье в Казахстан, стал директором совхоза, а позже был награжден орденом Ленина. Возможно, из детства у Наума Григорьевича и Натальи Михайловны эта их общая неспособность промолчать, которая всегда заканчивалась для их семьи большими неприятностями и бедами.
Они познакомились 70 лет назад на филфаке в КазГУ, который тогда располагался на улице Комсомольской, куда поступили при конкурсе 25 человек на место. Учились в набитых битком старых маленьких аудиториях с дырявыми фанерными столами, где некоторым приходилось записывать лекции, положив лист на свою коленку или на спину товарища. После окончания вуза, в котором преподавал Мухтар АУЭЗОВ, вместо ждавшей их престижной работы попросились в такую глубинку, куда никто не хотел ехать. Там, на иссякающем золотоносном руднике Жумба в ВКО мыкались с маленьким ребенком по углам до тех пор, пока не разъехались последние ученики. 10 лет прожили в Акмолинске, ставшем затем Целиноградом, также кочуя по квартирам. Я к чему все это рассказываю? К тому, что, когда Наталью Михайловну, наконец, вызывали в обком партии, пожали руку, и сообщили - 7 ноября, в честь 50-летия советской власти выделяем вам просторную трехкомнатную квартиру, это было для их семьи действительно огромным праздником. Наконец-то дождались налаженного быта и комфорта! Но квартиру они с мужем променяли на подпись в неблагонадежном письме.
- Я работала в школе, пять лет возглавляла Народный университет культуры, организовала у себя клуб творческой молодежи "Факел", выступала на телевидении в детской передаче, рассказывая об изобразительном искусстве, - вспоминает Наталья Михайловна. - О нас с Наумом Григорьевичем слава пошла по городу, молодежь уже искала у нас защиты. И тут узнаю про обсуждение во дворце Целинников выставки ленинградских художников, которые несколько лет жили в Целинограде. А я эту выставку, конечно, видела, и учеников на нее водила. Тут же с уроков побежала туда. Смотрю – громят, громят, громят! Выступает цензор города, секретарь обкома, еще кто-то влиятельный, дают свое понимание. Художники тогда искали новое, экспериментировали. К примеру, КУЧЕРОВСКОГО громили за то, что он изобразил рабочего с усталым видом, измученным, но который тем не менее сумел выполнить навязанную ему норму. Почему он не показал его с радостным, сияющим лицом? – возмущались критики. ПОРУНИН изобразил ЕСЕНИНА со слепыми глазами, в которых не было белков – ощущение такое, что он не хочет видеть этот мир, что ему все вокруг надоели, единственное живое существо, которое его понимает – рядом сидящая собака. Или Лев ТОЛСТОЙ, изображенный тем же Поруниным с босыми ногами (на снимке) – разве так изображают великих людей? Видя, что их чуть ли не как антисоветчиков громят, я подняла руку и выступила. Потом в моей 63 железнодорожной школе устроили педсовет, меня пропесочили, что я абстракционистов пропагандирую. Я говорю – я и ученикам это же скажу, и если надо хоть где могу повторить, никакие они не абстракционисты. А потом приходит Казправда и я читаю – выступавший в газете искусствовед тоже понял эти картины так же, как и я.
Когда о скандале услышали в ЦК компартии Казахстана, то распорядились оставить Капустину в покое. И ордер на квартиру тоже велели дооформить. Но тут домой к Науму Григорьевичу и Наталье Михайловне буквально ввалились представители интеллигенции с письмом в защиту директора Дома народного творчества БАНЩИКОВА,
- Я знаю, что он в концертных бригадах выезжал в разные села, организовывал там выступления, это была активная горсточка молодежи, приехавшая из Москвы, Ленинграда, Минска, Киева, - объясняет Наталья Михайловна. - Было такое правило – если ты не заступился за советского человека, значит ты не заступился за советскую власть. Мы прочитали это письмо, переглянулись с Наумом Григорьевичем, и я говорю – знаешь, это мы подписываем отказ от квартиры. Но иначе же всю жизнь будет совесть нас мучить, что смалодушничали. Какому гражданскому мужеству мы с этой учительской трибуны будем воспитывать учеников? Как же мы будем тогда работать? Он ответил – конечно подпишем.
Квартиры, конечно, их сразу лишили. Супруги уехали в Павлодар, где постепенно все более-менее утряслось. И жилье им выделили, в котором можно было хоть как-то разместить ставшие огромными фонотеку и библиотеку. Но и после этого они не стали благоразумнее.
… Наума Шафера сдал приятель, очень популярный преподаватель КазГУ, распространявший среди казахстанской интеллигенции запрещенку, попавший на карандаш в КГБ и пытавшийся себя выгородить. Шафер взял всю “вину” на себя, а ведь первоначально по его делу шло 30 человек, и судья очень рекомендовал "развязать язык" и отделаться легким испугом, оставшись дома, с семьей. В "Хронике текущих событий", выходившей в Советском Союзе самиздатом, в 22-м выпуске указано: "7 сентября 1971 г. в г. Павлодаре Казахской ССР арестован доцент пединститута, кандидат филологических наук Наум Шафер. Ему предъявлено обвинение по ст. 170-1 УК КазССР (190-1 УК РСФСР). Среди инкриминируемых Шаферу материалов - рассказ А. И. СОЛЖЕНИЦЫНА "Пасхальный крестный ход", повесть Ю. ДАНИЭЛЯ "Говорит Москва", песня А. ГАЛИЧА про "белые столбы", стихи целиноградского поэта ПРОКУРОВА, стихи А. АХМАТОВОЙ и А. ТВАРДОВСКОГО…".
Пока шло следствие, Наталья Михайловна ходила в соседнее со старой павлодарской тюрьмой (в ней сидел еще Солженицын) здание, пробиралась на третий этаж и смотрела на тюремный двор. Все надеялась, что как-нибудь сможет увидеть мужа.
- У меня с юности было такое решение – я выйду замуж, назову своим, только человека, без которого жить не смогу, умру просто, - рассказывает Наталья Михайловна. - Пусть даже это будет любовь короткая, читаешь же в книгах, что любовь кончается. Мы так и договаривались – если кто-то полюбит другого, то второй супруг первым об этом узнает. Но этого не случилось у нас. Когда его арестовали, я чуть с ума не сошла, мне голос его слышался. Дети, выпускники, 16 человек, ко мне приходили. Не все разом, а по очереди: по торе – четверо человек. И когда суд шел, туда тоже ходили – их директор выводила, а они снова прибегали. Выгуливали меня, не давали сойти с ума.
Но даже эта разлука не заставила Наума Григорьевича думать о себе. Сначала его посадили к привилегированную камеру на четыре человека – там сидел директор совхоза и два милиционера. А когда он отказался давать показания на других, его перевели к уголовникам. Уже в колонии (дали полтора года) Шафер заступался за сокамерников. И смог так написать жалобу по делу одного из них, осужденного по новой тогда статье за превышение самообороны, что сокамерника полностью реабилитировали, хотя саму статью никто отменять, разумеется, не собирался.
Пока Шафер хлебал лагерную баланду, спасенный им преподаватель защитил докторскую. После лагерей как "политический" Наум Григорьевич был отлучен от любимого дела, не имел права преподавать в вузах, перебивался случайными заработками. Но продолжал тратить свободное время, бесплатно перезаписывая музыку со своих грампластинок всем желающим - у бессребреника Шафера без зазрения совести пасся даже не Павлодар - весь Союз. В конце концов его взял на работу директор вечерней школы – фронтовик. Полностью реабилитирован Наум Григорьевич был только в 1989 году, через 18 лет. Только после этого ему разрешили вернуться преподавать в университет и дали звание профессора. Сегодня Шафер, которому через два месяца исполнится 90 лет, потерял зрение, но рядом Наталья Михайловна, и он продолжает работать, писать книги, в которых тоже заступается – за тех, кто незаслуженно забыт или обижен историками.
А кем останутся в истории те, за кого заступается нынешняя интеллигенция? И готова ли эта интеллигенция, подписывая сегодня письма в чью-то защиту, отказаться ради этой своей подписи хотя бы от квартиры?
Фото: Ⓒ Ratel.kz / Ольга Воронько.
