Традиционно по субботам Ratel.kz публикует рассказы кинорежиссера и писателя Ермека Турсунова, которые войдут в его новую книгу
Читайте предыдущий рассказ Ермека ТУРСУНОВА «Как научиться языку в тюрьме».
Зима была. То ли декабрь, то ли февраль. Не помню. Но это и не важно.
Ночью шел снег. Сыпал и сыпал хлопьями. И вдруг посреди ночи, часам так к трем, кто-то звонит в дверь.
Ночные звонки и визиты – дело, сами понимаете, не очень приятное. Я пошел открывать в дурном предчувствии. Смотрю, на пороге Сайлаубек стоит. Дружбан мой старый. Рот до ушей, счастливый такой, аж светится весь.
- Спишь? - говорит.
- Нет, - зло отвечаю я. - В футбол играю.
- Ну и хорошо, - смеется, - значит, уже размятый.
- Тебе чё надо? - спрашиваю. – Охренел, что ли? Три часа ночи.
- Поехали, - говорит.
- Куда?
- Как куда? - хмыкает. - Не видишь, снег какой выпал.
- Ну и что?
- Как ну и что? Самое время для охоты!
- Какой еще охоты?
Я еще не совсем проснулся. Действительно, не очень понимаю.
- Ну, помнишь, чабаны звонили? - начинает он объяснять. – Жаловались: волки, мол, достали. Лютуют. Овец пожрали.
- Ну?
- Вот время и настало посчитаться, - говорит. - Снег нам подмога.
- А причем тут снег? - свирепею я.
- Хватит болтать, - обрывает. - Одевайся и поехали.
По дороге он мне напоминает предысторию, и я потихоньку начинаю вспоминать.
Этот придурошный Сайлаубек – заядлый охотник. Вечно мотается со своими дружками за разным зверьем, а потом рассказывает мне свои охотничьи байки. И, надо сказать, интересно рассказывает. Местами привирает, конечно, но без вранья что за рассказ?
Ну, и как-то по глупости своей напросился я на свою голову тоже. Пострелять. Как-нибудь. И вот этот «как-нибудь» представился.
А если честно – какой из меня охотник? Мне зверя жалко. Да и стрелять по живому я не могу. Даже если это и волки, которые таскают у чабанов их баранов.
В любом случае, поздно отнекиваться. Мы уже едем. В ночь. Мотор мерно гудит. Снег всё сыплет. Я начинаю клевать носом и просыпаюсь, когда машина, в последний раз качнувшись, останавливается.
Мы выходим из нагретой кабины. Пронзительный воздух рвет легкие, лезет за воротник, бодрит и встряхивает. Навстречу с лаем кидаются огромные псы. Сайлаубек громко их материт по матушке, и те успокаиваются.
Осматриваюсь. Что-то вроде зимовки. Два домика посреди степи. Из труб валит дым. Поодаль, как лошади у коновязи, выстроены в ряд машины - тяжелые джипы. Рядом с ними целая отара снегоходов.
Заходим в дом. Нас тепло приветствуют веселые мужики. Еще не пьяные. Здоровые все. Громкие. Одеты в камуфляж. Вдоль стен – целый арсенал: ружья, винтовки с оптикой, патронташи.
(«Охотники», - подумал Штирлиц.)
Тем временем уже начинает светать. А насчет погоды мне объяснили, что опытный следопыт по свежему снегу легко может выйти на волка.
Так оно и случилось.
Наскоро позавтракав, все высыпали во двор. Командовал какой-то мужичок в лисьем малахае. Он вроде как и был тем самым следопытом. Хотя по виду не скажешь. Щуплый, невзрачный и смурной. Как с похмелья. А может, просто не выспался. И одет поскромнее всех. В сапогах допотопных. Кирзовых. Да и ружьишко у него обычное. Двустволка без наворотов. Приклад еще зачем-то изолентой обмотал.
Как бы то ни было, мужики слушали его молча. Потом он разделил всех по парам, раздал рации, развернул карту местности, показал, кому куда ехать, и мы двинулись.
Я сел к Сайлаубеку. Он протянул мне винтовку. Как только я взял ее в руки, так тут же во мне шевельнулось какое-то дикое дремучее чувство. Наверное, в каждом оно просыпается, стоит ему коснуться настоящего боевого оружия.
Моторы взревели, нарушая утреннюю тишь, и толпа снегоходов направилась в степь.
Впереди ехал следопыт. Он двигался не спеша, зорко вглядываясь окрест. Временами он останавливался и ходил кругами, читал следы. Их было много, и все на разный манер: неясные вмятины, черточки, узоры, ямки... Как он там в них разбирался? Непонятно.
Наконец, он что-то обнаружил и велел всем разбиться на группы. Кому-то указал на запад, кому-то на восток. По плану, сделав большой круг, мы должны были все встретиться в помеченной на карте точке.
- Там – пропасть. Вернее, каньон, - пояснил следопыт. - Их пятеро. Волков. Погоним их туда. Если догоните их раньше, то валите по пути. А если нет, то у обрыва накроем.
Нам с Сайлаубеком велено было ехать прямо.
Признаться, я первый раз оказался на снегоходе. Тот же мотоцикл, только по снегу. И рвет прилично. Если по прямой и «ветер в харю», то и слезы из глаз. Невозможно. Поэтому я воткнулся лицом в спину Сайлаубека, и мы мчались так примерно час.
Потом он остановился, чтоб проверить оружие и слегка передохнуть. Выключил мотор. И тут вдруг такая тишина навалилась. Такая блажь. Вселенская. Оглохнуть можно. Ни звука. И кругом – всё белым-бело. Горизонт исчез. Растворился. Всё утонуло в белесой дымке. Ни земли, ни неба. Космос. И ломкий хруст под ногами.
Ворона пролетела. Каркнула.
Всё.
Я даже забыл, зачем мы здесь.
Да и хрен бы с ними, с этими волками. Пусть бегают. Тут вон какая красота. И чистота необъятная. Природа, мать ее!
- До оврага еще полчаса, - обронил Сайлаубек. – Чё-то наши молчат.
И тут вдруг, как услышала, – ожила рация. Что-то в ней щелкнуло, шваркнуло, и заполошный голос, прорываясь сквозь помехи, захрипел:
- Гони! Гони! Вон он! Вон!
И мы увидели вдали серую точку.
- Дава-ай! - крикнул Сайлаубек и завел мотор. Я прыгнул, вцепился в спину, и мы рванули с места так, что у меня чуть башка не оторвалась.
И сразу – под сто! Полетели по кочкам да по корягам.
Серая точка постепенно стала увеличиваться и превратилась в матерого волка. Арлана. Он бежал, вытянувшись в струнку, и низко стелясь над самой землей. С двух сторон его настигали снегоходы.
Охотники гнали волка к ущелью. А там – обрыв. И там уже – всё. Тупик.
Волк не знал об этом. Он метнулся по ущелью вверх и через пару километров резко тормознул, словно воткнулся в невидимую стенку. Заметался, запаниковал.
Снегоходы на полном ходу свернули – один вправо, другой влево - и взлетели на горки с двух сторон. Охотники попрыгали, заклацали затворами и взяли волка на прицел.
Тот всё носился из стороны в сторону по краю пропасти в поисках спуска. Но его нигде не было. По дну каньона, под тонкой наледью, текли мутные воды.
Кольцо замкнулось. Серый оказался в западне.
По дороге всех его братков настигли и постреляли, но сам вожак ушел. Затаился в зарослях ивняка. За ним отправились по следу и выгнали на простор. В степь. Гнали сюда километров двадцать…
Тут и мы подоспели с Сайлаубеком. И выехали прямо на волка. Почти лоб в лоб. Остановились, не доезжая до него метров триста.
Сайлаубек заглушил мотор и задорно подмигнул мне.
- Ну вот, - сказал он. - Ты ж хотел. Иди, стреляй.
Я снял ружье с плеча и опустил щелчком предохранитель. Глянул еще раз на тех, что стояли на холмах. Понятно, что любой мог завалить волка со своей позиции. Оттуда вся поляна просматривалась как на ладони. Но зверя загнали специально для меня и теперь ждали, предоставив мне возможность его прикончить.
Разом всё смолкло - и грохот моторов, и лязг гусениц, и суматоха погони, крики. Моментом все оборвалось и стихло.
Мне вдруг стало нестерпимо жарко. Я расстегнул ворот и вдохнул полной грудью стылый воздух. Азарт охотника толкнул меня вперед.
Я взвел курок и медленно пошел на волка. Снег местами доходил мне до колен, я проваливался, но всё шел и шел.
И волк понял, что это конец. Что настал его час. И тогда он перестал метаться, остановился, сел на снег, поднял морду высоко к небу и… завыл.
Он завыл так, что у меня вдруг защемило сердце. Похолодело в груди. Заломило в висках. И еще я почувствовал, как палец на курке стал ватным. Он как будто омертвел. И весь я как-то сдулся. Надломился.
А волк всё выл и выл. И глухой утробный его вой следом подхватило эхо и понесло по всей округе. И откуда-то издалека, из-за скалистых гор, донесся ответный вой. Такой же протяжный и скорбный.
Волк услышал его и замолчал. Поднялся. Отряхнулся. Потом зарычал, оскалился, щелкнул страшными клыками и рванулся прямо на меня. Снег из-под его лап полетел в разные стороны. Он бежал, низко опустив свою большую голову. А я как завороженный смотрел на него и не двигался. Я видел, как вздыбилась шерсть на его бугристом загривке, как капает пена с его разинутой пасти, как сузились зеленые его глаза…
Охотники стали кричать мне с холмов. Махать руками.
Но я не двигался. Я вообще превратился в столб и опустил ружье.
Расстояние между мной и волком стремительно сокращалось. Вот уже двести метров, сто пятьдесят, девяносто, сорок, тридцать…
И тут грянул выстрел. Кто-то шмальнул с горки. Волк тявкнул, кувыркнулся и тут же вскочил на ноги. С простреленного бока отлетел кусок шерсти.
Раздался еще выстрел. Пуля перешибла переднюю лапу: брызнули веером бурые капли и окропили снег. Волк закрутился, кусая себя за обожженные места, и понесся на меня на оставшихся трех.
Раздались еще выстрелы. Стреляли уже с обоих холмов. Пули засвистели, прошивая волка насквозь. В воздух взметнулись фонтанчики красного снега. Волк пробежал еще несколько метров и упал навзничь. Беспомощно забарахтался в сугробах. Слышно было, как он хрипит, захлебываясь собственной кровью. И всё же, собрав последние силы, он перевернулся на брюхо и пополз на меня, скуля в бессильном гневе. За ним по борозде потянулся ярко-алый след. Я видел, как он перебирает передними лапами. Слышал его прерывистое дыхание. Я почувствовал, как он мечтает добраться до меня…
Но тут раздался последний выстрел, и волк остановился. Затих.
Подбежал Сайлаубек. Рванул меня за плечо.
- Ты чё… твою мать, - заорал он. - Почему не стрелял?!
Я лишь пожал плечами. Я действительно не знал, почему я не стрелял.
Я всё смотрел на волка, который лежал от меня метрах в десяти и уже не двигался. Глаза его оставались открытыми. В них остывала ярость. Ненависть. Отчаяние и несгибаемая воля.
С тех пор я на охоту не просился.
Фото: Вадим БОРЕЙКО.
