Политолог Лилия Маньшина — о налоговой реформе, парламенте и общественных ожиданиях
Политический 2025 год прошёл без кризисов и масштабных кампаний. Чтобы понять, что это значит для системы в целом, редакция задала ведущим политологам года несколько вопросов.
О ключевых темах года и логике принимаемых решений мы побеседовали с политологом Лилией Маньшиной.
- Какие политические события 2025 года вы считаете самыми запоминающимися?
- Если отходить от логики новостной повестки и смотреть на год целиком, то 2025-й запомнился не единичными событиями, а характером происходящего. В политике не было резких поворотов, кризисных ситуаций или демонстративных кампаний, но при этом год нельзя назвать пустым или проходным. Напротив, он оказался насыщенным в содержательном смысле.
Наиболее заметным и чувствительным политическим сюжетом стало обсуждение налоговой реформы. Именно она вывела на поверхность сразу несколько противоречий - между интересами государства и бизнеса, между фискальными задачами и социальным восприятием, между экономической логикой и политической реакцией. В 2025 году налоги перестали быть сугубо технической темой и стали предметом широкой публичной дискуссии, в том числе за пределами экспертного круга. Это показало, что экономические решения сегодня напрямую затрагивают вопросы доверия и требуют политического сопровождения.
Второй важный момент - утверждение концепции внутренней политики ближе к концу года. Это не событие с немедленными последствиями и не решение, которое могло бы задать динамику всему году. Скорее, это попытка зафиксировать подходы и принципы, которыми государство уже руководствовалось в работе с обществом. Документ появился после относительно спокойного года и в этом смысле выглядит не как старт изменений, а как их формализация.
- Почему именно это вы считаете ключевым?
- Потому что через эти два сюжета лучше всего видно, в каком режиме сегодня выстраивается взаимодействие государства и общества.
Налоговая реформа на практике показала пределы возможного. Государству объективно нужны дополнительные ресурсы, но 2025 год ясно продемонстрировал, что любые фискальные изменения теперь неизбежно сталкиваются с вопросами справедливости, объяснимости и восприятия. Обсуждение налогов стало индикатором того, где начинаются точки напряжения и насколько общество готово принимать решения власти. Это уже не экономическая, а политическая реальность.
Концепция внутренней политики важна по другой причине. Она не объясняет 2025 год задним числом и не могла на него повлиять. Скорее, она подводит итог определённому стилю управления, который сложился раньше и проявлялся в течение года: отсутствие резких движений, осторожность в изменениях, ориентация на порядок и управляемость. Документ появился уже после того, как система «прожила» этот год в спокойном режиме.
Вместе эти два процесса показывают, что политика в 2025 году строилась не вокруг быстрых эффектов, а вокруг поиска допустимого баланса - между фискальными задачами государства, ожиданиями общества и возможностями самой системы.
- Что в политической системе Казахстана за этот год реально изменилось, а что осталось прежним?
- Если говорить без обобщений, структура власти в 2025 году принципиально не изменилась. Исполнительная власть сохранила ведущую роль, а ключевые решения по-прежнему формировались именно там. Это не скрывается и не маскируется — такая модель осознанно сохраняется.
При этом изменился характер функционирования системы. В течение года стало заметно меньше ситуаций, когда решения принимались в спешке или требовали постоянных корректировок. Политические и управленческие процессы чаще шли по заранее выстроенным процедурам. Это касается и социальной повестки, и регионального управления, и экономических решений.
Отдельно стоит отметить парламент. Он не стал центром принятия стратегических решений, но стал более заметным как рабочая площадка. Депутатские запросы, обсуждение налоговой реформы, социальные и региональные темы чаще выходили в публичное поле. Парламент начал выполнять функцию фиксации проблем и обратной связи более системно, чем раньше.
Если подытожить: власть как была сосредоточена в исполнительной ветви, так там и осталась, но сама система в 2025 году работала более ровно и предсказуемо, без постоянной необходимости вмешательства в ручном режиме.
- Кого вы могли бы назвать самым ярким политиком этого года и почему?
- Если понимать «яркость» не как медийность, а как влияние на ход процессов, то ключевой фигурой остаётся Касым-Жомарт Токаев.
В 2025 году его роль заключалась не в генерации постоянных инициатив и не в усилении публичного присутствия. Напротив, год прошёл без резких заявлений и без попыток ускорить реформы. Это было сознательное удержание темпа.
При этом именно от него исходили вопросы, которые касаются будущего — обсуждение реформы парламента, возможных изменений в Конституцию через референдум. Эти темы не подавались как срочные и безальтернативные. Им был задан формат обсуждения, а не немедленного решения.
Фактически его политическая роль в 2025 году - это удержание последовательности. В условиях сложного внешнего и внутреннего фона именно это и определяет политический вес.
- Кто, на ваш взгляд, стал политическим неудачником этого года?
- Я бы сознательно ушла от персонализации. В 2025 году проиграли не конкретные люди, а определённые способы ведения политики.
Менее успешными оказались те, кто продолжал делать ставку на давление, резкую риторику и ожидание быстрых результатов. В этом году такая стратегия почти не работала. Система была настроена на спокойный темп и не реагировала на попытки форсировать процессы или выводить их в конфликтную плоскость.
Также уязвимыми оказались акторы, которые не смогли встроиться в институциональные форматы - ни через парламент, ни через управленческие каналы. Публичность без возможности работать внутри процедур всё чаще оказывалась бесполезной.
- Кадровая политика этого года — обновление управленческой элиты или перераспределение ролей внутри прежнего круга?
- 2025 год - это скорее перераспределение ролей внутри уже сложившегося управленческого круга, чем обновление элиты как таковой. Ключевые позиции по-прежнему занимали люди с опытом работы в системе и пониманием её внутренних механизмов.
При этом важно отметить, что кадровые решения стали менее публичными и менее демонстративными. Назначения редко подавались как политическое событие или как символ обновления. Чаще они выглядели как функциональные перестановки, под конкретные задачи, направления или регионы.
Новые лица появлялись, но, как правило, это были не политические новички, а представители того же управленческого корпуса - выходцы из регионов, центральных ведомств, квазигосударственного сектора. Система явно делала ставку на предсказуемость и управляемость, а не на эксперимент.
Такой подход снижает риски и позволяет избегать ошибок в сложный период, но одновременно ограничивает скорость обновления и приток альтернативных управленческих подходов. В 2025 году государство сознательно выбрало стабильность кадрового состава.
- Чем парламент запомнился в этом году?
- Парламент в 2025 году запомнился не резкими инициативами и не попытками расширить своё влияние, а более активной повседневной работой.
Депутаты чаще поднимали социальные и региональные вопросы, активнее использовали парламентские запросы, участвовали в обсуждении налоговой реформы. В ряде случаев парламент действительно стал площадкой, где проблемы получали формулировку и публичность.
При этом стратегическая роль парламента не изменилась. Он не стал местом, где формируется общий политический курс. Его функция в 2025 году - артикуляция проблем и обратная связь, а не перераспределение власти.
- В парламенте представлены шесть партий. Появились ли среди них признаки реальной политической конкуренции?
- Если говорить строго, элементы конкуренции в парламенте в 2025 году присутствовали, но она носила ограниченный и несистемный характер. Речь шла не о соперничестве программ или альтернативных моделей развития, а о конкуренции за темы, аудитории и присутствие в повестке.
Ни одна из парламентских партий не ставила под вопрос базовые правила игры и не предлагала целостного альтернативного курса. Активность проявлялась точечно, вокруг налоговой реформы, социальной политики, поддержки бизнеса и региональных вопросов.
По шкале активности и перспективности картина выглядит следующим образом:
1 — “Amanat”
Безусловный лидер по ресурсу и влиянию. Формирует законодательную повестку и несёт ответственность за ключевые решения.
2 — “Ақ жол”
Наиболее последовательная партия вне партии власти, особенно в экономической и предпринимательской тематике.
3 — Respublica
Активна по отдельным вопросам экономики, но повестка фрагментарна.
4 — “Ауыл”
Чётко нишевая партия с аграрным и региональным фокусом.
5 — Народная партия Казахстана
Активность эпизодическая, чаще реакция, чем инициатива.
6 — ОСДП
Наименее заметная партия года, слабая артикуляция собственной линии.
- Изменилась ли роль граждан в политической жизни страны?
- Роль граждан изменилась скорее качественно, чем количественно. Общество стало более внимательным и более требовательным к объяснениям решений, особенно в вопросах, напрямую влияющих на повседневную жизнь - налоги, социальные обязательства, цены.
При этом уровень участия в формальной политике существенно не вырос. Это не апатия, а осторожность. Люди предпочитают наблюдать, обсуждать и оценивать последствия решений, а не включаться в постоянную политическую мобилизацию.
- Как вы в целом оцениваете внешнеполитический год для Казахстана?
- 2025 год был очень насыщенным по внешнеполитической работе. Состоялось порядка зарубежных визитов президента, охватывающих Центральную Азию, Россию, Китай, США, ЕС, Турцию, Японию и Ближний Восток.
Особо стоит выделить участие Касым-Жомарта Токаева в Общих дебатах 80-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке и параллельную работу с международным и американским бизнесом. Внешняя политика была тесно связана с экономическими и инвестиционными задачами.
- Какой главный итог года и какой ключевой риск вы видите?
- Главный итог 2025 года - система прошла год без перегрузок и резких сбоев, сохранив управляемость. Это был год проверки того, как она работает в спокойном режиме.
Ключевой риск - нарастающий разрыв между сложностью управленческих решений и тем, как они воспринимаются обществом. Чем техничнее становятся реформы, тем выше требования к их объяснению и обсуждению.
Фото: Primeminister.kz
