Денис Драгунский о привычке решать внутренние проблемы за счет расширения территорий
Смертный приговор Советскому Союзу подписал вовсе не Рейган, объявивший крестовый поход против «Империи зла» в 1983 году, и даже не саудовский министр, обдуманно уронивший в сентябре 1985 года цену на нефть. Хотя думать так очень соблазнительно, потому что это самая психологически выгодная позиция – считать себя жертвой внешних сил. И тут уж не важно, специально ли хотят эти внешние силы с тобой расправиться, или ты просто, как говорится, «попал под раздачу», как, собственно, случилось с нефтяными ценами нынешней осенью.
Так вот.
Смертный приговор великой континентальной империи был подписан именно в тот момент, когда она стала окончательно великой и континентальной, а именно в 1881 году, за сто с лишним лет до евангелических речей Рейгана, горбачевской перестройки и рокового решения саудитов «перестать ограничивать добычу нефти».
В 1881 году генерал Скобелев после осады и штурма взял последний оплот независимого от России Туркестана – укрепление Геок-Тепе. Ахал-Текинскому походу 1880–1881 годов придавалось огромное значение. Надо было связать уже завоеванный Восточный Туркестан с берегами Каспия. Военный министр Милютин считал, что без покорения текинцев «Кавказ и Туркестан будут всегда разъединены, ибо оставшийся между ними промежуток уже и теперь является театром английских происков, в будущем может дать доступ английскому влиянию к берегам Каспийского моря».
Об этой экспедиции с восторгом писал Достоевский незадолго до смерти в статье «Геок-Тепе. Что такое для нас Азия». Упреждая вопросы «И зачем нам туда, и чего нам далась эта Азия, сколько денег истрачено, тогда как у нас голод, дифтерит, нет школ, и проч. и проч.», Достоевский пишет восторженную невнятицу о том, что, во-первых, победа белого царя есть высшая цель: «У этих народов могут быть свои ханы и эмиры… но имя белого царя должно стоять превыше ханов и эмиров, превыше индейской императрицы, превыше даже самого калифова имени. Пусть калиф, но белый царь есть царь и калифу. Вот какое убеждение надо чтоб утвердилось! И оно утверждается и нарастает ежегодно, и оно нам необходимо, ибо оно их приучает к грядущему».
Их приучает, заметьте! Приучает их к будущей жизни под властью русского царя. Проще говоря, мы их всех рано или поздно завоюем. А во-вторых, пишет Достоевский,
только на широких просторах Азии русский человек может по-настоящему развернуться, по-настоящему приложить свою силу, ум и смекалку.
Ибо на просторах Русской равнины – там, где, по словам самого автора, «голод, дифтерит, нет школ, и проч. и проч.», – русскому человеку тесно и скучно. Там надо прилежно работать на своем клочке земли, а не лихо покорять просторы Азии.
С сожалением приходится констатировать, что оба великих человека – и реформатор русской армии граф Дмитрий Милютин, и гениальный писатель Федор Достоевский – в данном случае оба объелись имперской белены. Ну Достоевский, понятно, художник, человек увлекающийся. Но военный-то министр, государственный человек, что ему Англия в пяти тысячах верст от реального местообитания русского народа? Ну и пусть бы себе вела происки, пусть бы влияла в районе Каспийского моря, пусть бы расточала свои силы на покорение тамошних племен…
А Англии-то зачем, в десяти тысячах верст от туманов Альбиона? Ах да, конечно. Знаем, читали: работа Ленина «Империализм, как высшая стадия капитализма». Запятая стоит в оригинале. Запятая состоит в том, что империализм взваливает на плечи имперской нации неподъемную ношу, которая в конечном итоге ломает хребет империи. В этом смысле морским империям – той же Англии, а также Франции и Португалии – легче, чем империям континентальным. Легче отделять территории, которые не срослись с метрополией. Но тем выше ответственность правителей континентальных империй – и, увы, они не всегда на высоте.
Иногда мне кажется, что Достоевский слегка кривил душой. Не зря же он оговорился насчет голода, дифтерита и отсутствия школ. Но его дружба с высшей властью, наверное, не могла пройти даром. Я далек от мысли советского критика Ермилова, что, дескать, Достоевский писал прямо-таки под диктовку Победоносцева, однако, полагаю, сама личность обер-прокурора Синода, человека сильного, глубокого, блистательного публициста и остроумнейшего реакционера, в какой-то мере обаяла писателя.
Но, наверное, дело даже не в этом.
Привычка решать все внутренние вопросы за счет пространственного расширения стала чем-то вроде наследственного инстинкта российской политики, стала частью нашего политического бессознательного.
Давно прошли те времена, когда экономические и военно-политические выгоды приносили прямой и непосредственный контроль над пространством, захват, заселение, колонизация, в прямом смысле «заполнение пространств собою». Довольно скоро это обернулось своей противоположностью – и для заморских империй Европы, и для России. «Что такое для нас Азия?» – давайте честно ответим на вопрос Достоевского. Азия для нас только то, что в границы русского государства был насильно – думаю, что и для русского народа насильно! – включен огромный – в принципе неперевариваемый! – кусок иной цивилизации. Никакими экономическими и политическими выгодами момента (от хлопка и целины до противостояния вечным проискам вечной Англии) не компенсируется травма грядущего распада империи. Травма как психологическая, так и реальная, физическая, для кого-то смертельная – изгнание «колонизаторов» и «оккупантов».
Когда СССР согласно пакту Сталина – Гитлера прихватил кусок Польши и Прибалтику, никакой передышки мы не получили. Это Гитлер получил передышку, чтобы спокойно расправиться с Францией, имея гарантии нашего невмешательства. Военно-стратегическое положение страны только ухудшилось: границы рейха вплотную придвинулись к СССР. Да и население свежезахваченных территорий было на стороне немцев. Казалось бы, мудрейший и гениальнейший вождь мог это понять, но, очевидно, злокачественный ген империи действовал сильнее.
Позволю себе перейти к личным воспоминаниям.
Знаете ли вы, друзья, что у нас в стране уже был период почти полного торжества коммунизма, единства интеллигенции и народа, а также КПСС и левых партий Европы? Это были прекрасные 1960-е. Полет Гагарина, и одновременно вынос Сталина из Мавзолея и, главное, программа построения коммунизма к 1980 году (сделанная на основе прямой экстраполяции высочайших темпов роста, которые советская экономика показала в первые послесталинские годы) – все это создавало небывалый энтузиазм и светлое настроение в обществе. Конечно, несмотря на все печальные и даже кровавые эксцессы тех лет, но их масштаб не шел ни в какое сравнение с тем, что было каких-то 10–15 лет назад, – увы-увы, мыслить приходится исторически.
Итак, жить на самом деле стало лучше и веселее. И вот тут – оккупация Чехословакии и лживые, специально распространяемые слухи о том, что «если бы не мы, то туда бы вошло НАТО – мы их буквально на три часа опередили!». Кому мешал «социализм с человеческим лицом»? Да и, по сути, что бы случилось, если бы Чехословакия выпала из социалистической обоймы? Братскую ГЭС бы недостроили? Очередной квартал блочных пятиэтажек бы обрушился? Но хватательный рефлекс империи оказался сильнее рассудка.
Стало понятно, что никакого коммунизма, никакого мира и дружбы, никакого консенсуса в советском обществе больше не будет. Сами сломали, своими руками.
Потом пришла очередная вроде бы стабилизация на внутренних и внешних фронтах. В стране застой, в Европе – Совещание по безопасности и сотрудничеству и Хельсинкский акт 1975 года, и, наконец, Договор об ограничении стратегических наступательных вооружений, подписанный в июне 1979 года. Тишь-гладь и божья благодать, сдобренная потоком нефтедолларов. Казалось бы, давайте, в спокойной обстановке инвестируйте в модернизацию! Но вдруг бабах – Афганистан в декабре 1979-го. Зачем туда вошли? Чтоб, прямо как министр Милютин, противостоять проискам Англии (виноват, США и НАТО)? Эта, с позволения сказать, геополитика не принесла стране ни малейшей выгоды, а только ускорила крах СССР.
Когда реформаторские 1990-е годы стали превращаться в «лихие»? Когда в декабре 1994-го началась чеченская война.
И вот теперь, сегодня, сейчас.
2013 год. Россия и лично Путин внесли решающий вклад в урегулирование сирийской проблемы, в «газовое разоружение» Башара Асада. Мир аплодирует. Потом Олимпиада в Сочи. Говорили: «Не успеют!» – а мы успели. Говорили: «Будут теракты!» – а все было красиво, удобно и абсолютно безопасно. Говорили: «Ну значит, проиграют!» – а мы выиграли. И вот на таком подъеме всемирной симпатии – раз! И «Крым – наш». Санкции, бойкоты и грандиозные незапланированные траты.
Неуемный имперский ген опять проснулся в самый неподходящий момент.
Перечитал и подумал: да ерунда это все, насчет имперского гена. Нет никакого гена. Все проще. Все оскорбительно просто. Джеймс Бьюкенен в своей книге «Границы свободы» (1975) убедительно показал, что субъектом имперской политики является никакой не «народ» и не абстрактное «государство», а всего лишь класс, а то и клан бюрократов. Люди с конкретными личными интересами. Им, как микробам, нужны новые участки тела, где они могли бы безнаказанно размножаться и это тело пожирать.
Любой присоединенный кусок земли – это новые стаи чиновников, от губернатора до участкового инспектора. Тысячи сладких гражданских вакансий! Плюс новые назначения в армии, новые генеральские эполеты, новые подряды на строительство казарм и полигонов, новые закупки вооружений.
Поневоле усомнишься в искренности графа Дмитрия Милютина, якобы желавшего противодействовать проискам Англии в южных районах Каспия. Возможно, граф-реформатор просто-напросто покупал лояльность армейской верхушки, давая ей новую работу и новые возможности. И не так уж важно, что он на самом деле держал в голове, о чем на самом деле думал. Реальность оказалась именно такой. Эти экспедиции не принесли России ничего, кроме огромных бессмысленных затрат, в том числе на золото, из которого делали ордена для русских генералов и местных эмиров, включая секретарей республиканских ЦК уже в советское время.
Политический ген – или личный интерес? Да какая разница! Важно другое – когда же империя, наконец, уймется?
Публикуется с разрешения редакции сайта Газета.ру