Тезисы к новой политической повестке
Мир становится другим, пусть и не кардинально новым, но другим. Соответственно, неизбежно становится иным и наш Казахстан. Мир и Казахстан после пандемии коронавируса требует иного осмысления и понимания мира в себе и себя в мире. Наши сограждане устали от бездумного технократизма, от политтехнологий вместо политики. Люди хотят новых идей и идеологий, хотят честных дискуссий и содержательности. Поэтому Казахстан стоит на пороге больших изменений. То, каким он будет в итоге, должно зависеть от осмысленных и обдуманных действий и шагов, а не воли случая и неуправляемого хода событий.
Сегодня происходит некая рутинизация коронакризиса, общество, сами граждане начинают осознавать опасность пандемии, переходить на методы самоорганизации и самопомощи. И если в июле ситуация, казалось, летит в тартарары, начали даже создаваться новые койкоместа в спортивных аренах, строиться полевые госпитали и, как следствие, был введен новый карантин в лайт-версии. Если в начале и середине июля мы имели стабильно высокие и пугающие цифры прироста ковида и пневмонии, то сегодня ситуация начала стабилизироваться. Число заболевших и умерших начало стабильно и ощутимо снижаться. Удалось стабилизировать ситуацию с заполняемостью больниц, лекарственным снабжением, кадровым обеспечением больниц и клиник и так далее. Если придерживаться аналогии с Великой Отечественной, то, видимо, можно говорить о конце 1942 и начале 1943 годов, когда со всей авральщиной, чрезвычайщиной научились бить "невидимого врага", но ситуация еще далека до окончательной победы и стратегической определенности и ясности. Можно сказать, что экзистенциальный "Сталинград" пройден.
Сегодня, очевидно, никто не сможет спрогнозировать, как будут развиваться события дальше. Никто не может спрогнозировать, что будет осенью и зимой, когда наступит сезон традиционного роста легочных и иных сезонных заболеваний. Власти, видимо, наученные горьким опытом, говорят о том, что "надо готовиться к худшему". И это лучше, чем грех самонадеянности и шапкозакидательства, чем надеяться на "вундерваффе" или "чудовакцину". Самая большая и насущная проблема сегодня - это не коронавирус сам по себе, а состояние национальной экономики и бизнеса. По итогам коронакризиса окажется, что Казахстан еще больше просядет экономически, вырастет число безработных, бедных и нищих, сильно просядут национальные и личные счета. Все, кажется, поняли, что коронавирус чуть ли не навсегда, что им предстоит переболеть так или иначе всем. А значит, сегодня надо бросать свои силы на спасение того, что можно спасти.
И в этом смысле подлинным "взятием Берлина" и "разгромом врага в его логове" станет не победа над вирусом, а восстановление экономического роста и развития, преодоление бедности, нищеты и безработицы внутри страны. Акценты сменятся очень быстро. Экзистенциальный "Берлин" будет связан не с вирусом, а с экономикой, которая нуждается в реальной трансформации и подлинной модернизации. И в этом смысле очень многое будет связано с началом политического сезона в Казахстане, с новым, уже вторым Посланием президента ТОКАЕВА. Благо, что пандемия и коронакризис сбили бронзу и сняли все мыслимые короны и чемпионские пояса с экономики Казахстана, нет нужды казаться теми, кем мы хотели казаться год или два назад. Наступает время гиперреализма, которое требует именно трезвой и честной оценки ситуации, заключение нового общественного договора в сфере и политики, и новой модели экономической модернизации, которую должны предварять шаги по мощной социальной реабилитации населения.
Президент Токаев, как мне кажется, по психотипу, по своей культуре, человек умеренный, глубоко интеллигентный, не любящий помпы и славословий. Ему нет нужды создавать свой культ. И в этом смысле какие-то изменения уже происходят. И изменения эти, прежде всего, стилевые. Власть провозглашает курс на "слышащее государство", чтобы преодолеть двустороннюю непроницаемость. Власть начала и пропагандирует умеренность, экономичность, эффективность, отказ от тоев и роскоши. Коронакризис лишь закрепит этот тренд, поскольку после завершения пандемии роскошь и показное потребление станут просто неуместными и вызывающими.
Мы все входим в период, когда надо будет очень долго заниматься рутиной, созданием новых рабочих мест, преодолением бедности, нищеты. Все это уже требует и будет требовать идеологической воздержанности, трезвости, политического детокса и медийной диеты. Токаеву как президенту сегодня даже не нужно воздвигать какие-то новые политические или идеологические конструкты, провозглашать Казахстан средоточием чего-то или пытаться сравниться с ведущими мировыми лидерами и державами. К тому же, новая холодная война между Западом и Россией, между Америкой и Китаем не будут способствовать чрезмерной активности Казахстана, который все и по-всякому будут раздирать и втягивать в свои конфликты, раз уж мы находимся в самом центре этой геополитической бури. В идеологическом смысле Казахстан будет проповедовать не вовне, а вовнутрь. Будет запрос на большее и лучшее понимание страны, и в этом смысле ему достаточно повторить слова АНДРОПОВА образца 1983 года: "Мы не знаем страну, в которой мы живем".
Главной сверхидеей, меганарративом станет преодоление собственной бедности, собственной безработицы, учет, контроль и здравый смысл. Как лидеру Токаеву достаточно быть "президентом здравого смысла", начать равномерно перераспределять власть и ответственность между институтами государства и общества. Ему нужно смелее продолжить политические реформы, которые станут основой для нахождения консенсуса вокруг новой экономической модели. Не нужно ударяться ни в самобичевание, ни самоопровержение, ни самоотрицание: все это сделал коронавирус.
***
Политсистему Казахстана можно модернизировать и трансформировать в сторону большей открытости, инклюзивности, большей демократии и участия, не ломая и руша всего государства, не подвергая коренному пересмотру конституционные механизмы. Сегодня формируется второй пакет демократических преобразований, вокруг него идут довольно интенсивные споры и дискуссии. Предлагаемые тезисы и меры могли бы войти в него и стать частью программы политических преобразований.
Тезис первый. Про общественный договор
Да, тридцатилетнее управление может утомить кого угодно. Это особенно наглядно видно на фоне событий в Беларуси. Но, базово, 30-летнее правление первого президента Казахстана могло бы стать и 35-летним. Другое дело, что модель экономики, социально-экономические реалии, негласные общественные договоры, написанные на "собачьей шкуре", стали терять былую привлекательность и электоральную поддержку.
Нисколько не сомневаюсь в том, что пойди Н. НАЗАРБАЕВ на выборы в 2020 году, он бы смог удержаться у власти. Он смог бы через силу править еще неопределенное время, возможно, даже всю каденцию. Но цена этого правления была бы несоизмеримо высокой. Настолько высокой, что напрочь перекрывала бы тему его "наследия"…
В конце 1980-х и в середине 1990-х годов прошлого века граждане нашей страны заключили два негласных контракта с властью. Оба контракта были основаны на страхах и фобиях: первый – был спровоцирован событиями Желтоксана, второй – катастрофическим, небывалым - после Второй мировой войны - падением уровня жизни казахстанцев. Если добавить к этому и другие страхи и фобии, разделенность общества, незавершенность одних процессов и неоформленность других, то заключение двух этих контрактов выглядит почти неизбежным.
Два этих контракта сформировали не только экономическую модель развития страны, но и политическую. При общем и частном, при случайном и планомерном, мы не можем сказать, что было более превалирующим. Мы имели очень даже бурный этап демократии, даже вожделеемую некоторыми нынешними персонажами "парламентскую республику". Другое дело, что для парламентской республики именно ее адепты и апологеты оказались неготовыми, незрелыми, слишком мелкотравчатыми и нарциссическими.
В условиях многочисленных кризисов и исторических развилок, парламентская республика оказалась экономически невыгодной, политически опасной и неэффективной. Парламентская республика и развитая партийная система требовали классового общества, осознания всеми своих интересов и ответственности, а мы в советское время жили в сословном обществе. И возможно, продолжаем в нем жить, тогда как средний класс не сложился как явление, а складывающееся умирает, впрочем, как и во всем мире.
Как бы там ни было, как и все соседи по региону мы выбрали путь авторитарной модернизации. Эта модель была поддержана населением и нарождающейся национальной буржуазией. Нельзя сказать, что политико-экономическая модель была навязана по произволу правящей элиты. Это было бы неправдой. Курс президента Назарбаева тогда, в общем и целом, поддерживался, голосовался. Президенту Назарбаеву удалось сформировать широкий консенсус, который вмещал в себя очень широкий спектр мнений и интересов, сложносоставных, трудносплавляемых, где-то даже алогичных.
Главное - он гарантировал гражданский мир и обеспечивал социально-экономическое развитие. Назарбаеву удалось сломать советскую систему настолько, насколько это было возможно и внедрить рыночный капитализм. И именно рыночный капитализм, даже во всех его перверсиях и извращениях, сегодня нам гарантирует полные прилавки магазинов и супермаркетов и другие "ништяки" консьюмеризма.
Долгое время эта модель работала и работала неплохо, местами даже хорошо и очень хорошо. Казахстан долгое время был лидером региона по целому ряду ключевых показателей. Обеспечивал где-то даже завидный экономический рост, благосостояние, которое в лучшие годы приближалось в 13-14 тысячам долларов на душу населения. Но качество этого роста, безусловно, было связано с сырьевой экономикой.
И пока рост обеспечивался, пока все могли еще находить себя в этой модели, пока шли перетоки и перераспределение ренты, многих происходящее в стране вполне устраивало. Если бы сложившаяся модель экономики работала бы без сбоев, а потом постепенно достигла бы уровня 25-30 тысяч долларов на душу населения, возможно, Казахстан стал бы "вторым Кувейтом" или "вторым Катаром". Возможно, даже без всяких намеков на демократические права и свободы. Кстати, такие идеи очень были популярны в 1990-ые годы, они до сих пор греют душу значительному числу наших сограждан, в особенности тех, кто даже близко не понимает, как устроены страны Ближнего Востока…
Сегодня оба договора не стали ветхими и неактуальными. Они по-прежнему могут быть и интересными, и важными, и сверхактуальными. Стоит измениться паре критериев, паре слагаемых и переменных, и люди снова могут захотеть покоя и мира, снова захотят поменять права и свободы на экономический рост и развитие.
Замаячившее на горизонте возвращение "лихих девяностых", а тем более их реальное наступление могут развернуть спектр общественных настроений в любую сторону. Это не просто обесценивает всю появившуюся "политическую экзотику", но и способно дать очень сильную почву и мощную моральную опору для консервативного и правоконсервативного дискурса. А случившиеся накануне девальвации и пандемии Кордайские события и вовсе делают вектор мира и согласия безальтернативными.
Сегодня реальная повестка не в том, чтобы низвергнуть оба договора, а заново актуализировать их, сделать более человечными, повернутыми к людям, к их интересам и законным требованиям. Появление огромной массы новых граждан, которые эти договора не подписывали и не могли подписывать, а значит, имеющими право быть ими недовольными, не означает их абсолютной ненужности. Происходящие процессы не обнуляют эти договоры, а актуализируют их. Теперь уже с привязкой к местности и ко времени. Они уже должны включать в себя новый опыт новых поколений граждан страны. Представителей как старой сырьевой, так и новой экономики Казахстана.
Другое дело, что новые контексты не должны служить только интересам чиновничества, легитимизировать бюрократический произвол и коррупцию на базе прежних и новых страхов и фобий. Они не должны означать односторонний и произвольный диктат со стороны «новых граждан», заставляя всех и вся отказываться от своего опыта побед и поражений. В любом случае общество нуждается в новом широком общенациональном консенсусе, новом общественном договоре, который будет усреднять все крайности и округлять радикально-волюнтаристские края.
Тезис второй. Созидательное разрушение
Рост протестной активности, земельные митинги, происходящий в стране транзит, все события, связанные с ним – это все не про политику, а про экономику. А любая экономика зиждется, конечно, на физических основаниях и базисе, но крепко завязана на общественное мнение и общественные же настроения. Это всегда результат договора и веры большинства населения в силу этого договора.
Любая система взращивает не только своих сторонников и апологетов, но и противников. Любая экономическая модель воспроизводит не только своих бенефициаров и выгодополучателей, но и кого-то начинает ограничивать и превращать в аутсайдеров. Модель, которая долгое время работала, в какой-то момент, а именно в периоды кризисов стала производить аутсайдеров в промышленных масштабах. Не последнюю роль в этом сыграла и коррупция, которая обычно порождается неразвитостью демократических институтов.
И в этом смысле первый звонок для режима прозвучал в 2001 году, а потом и в 2004 году. Экономический рост, который продолжался вплоть до 2009 года, эти звонки позволил игнорировать, заглушать. Страна тогда упустила хороший шанс на представительную демократию, реальную политическую конкуренцию, на двух-трехпартийную демократию. Шанс, который был, стал в итоге историей очередного раскола и разлома, не преодоленного до сих пор…
Но опять же, все это было не только про политику, но именно про экономику. Если удариться в воспоминания, то можно легко понять, что основными "оппонентами режима" на тот момент был именно банковский и розничный капитал. Сферы, которые по своей природе зависят от общества, от благосостояния большинства граждан. Банкам, настоящим банкам, конечно, выгодно иметь не 20 или 200 супербогатых клиентов, а 200 тысяч, а в идеале 2 миллиона или даже 20 миллионов обычных клиентов, которые имеют некий гарантированный уровень достатка. То же самое можно сказать и о рознице. Власть, конечно же, это понимала и сделала все, чтобы этот протест абсорбировать. Банки встроились в существующую модель и стали ее системообразующим элементом, правда, очень зависящим от самой модели, ее сырьевой составляющей. А банки и розница всегда были и будут высокорисковыми сферами…
Но это дела прошлые.
Все эти годы менялась стратификация населения, общества. Менялся не просто социо-культурный ландшафт, этнодемографический состав населения, менялась структура экономики. Рост аппетитов у одних, автоматически вызывал дефицит и нехватку у других. Экономика авторитарного дирижизма, пусть даже включавшего цифровые системы и наделенные искусственным интеллектом, не могли и не в состоянии учитывать простой, самый обычный человеческий фактор.
Элементарный прирост рынка труда на 200-300 тысяч человек ежегодно, да к тому же успевших получить пусть даже неконвертируемое высшее образование, порождал не столько конкуренцию на рынке труда, сколько увеличивал запросы, провоцируя популистские по своей природе "программы" и "социально-ориентированные" рабочие места. Сырьевой сектор и "кубышка" позволяли осуществлять "мегапроекты", которые были способны генерировать десятки тысяч рабочих мест.
Но как только такая система начинала сбоить, а "проекты" лишаться подпитки, случались срывы в виде межэтнических конфликтов, инцидентов вроде "Прайм-плаза" или "Абу-Даби-плаза". Государственный, квазигосударственный сектор раздувался, роль государства в экономике нарастала. И это тоже, наряду с увеличением числа госгрантов на высшее образование, стало формой "ренты", но и механизмом абсорбации общественного недовольства, отдаления неизбежного и неминуемого. До поры до времени…
Политика всегда была миром розницы, тогда как сырьевая экономика всегда предполагала монополии и опт. А сырье - явление всегда коварное, волатильное, падкое на скоротечные изменения, иногда вызываемые то ли черными лебедями на нашем водоеме-окоеме, то ли взмахом крыла колибри в амазонской сельве. А потом, когда власть начала рассматривать людей в качестве "второй нефти", многое и вовсе пошло наперекосяк. В отличие от углеводородов, люди - материя хрупкая, эмоциональная, не любящая как эксплуатации извне, так и самоэксплуатации изнутри. И пошло-поехало…
Одним словом, все происходящие в стране изменения – это шумпетерианское "созидательное разрушение". Если у власти хватит такта и ума возглавить эти процессы, измениться самой и начать осознанно менять общество, то "разрушение" будет не таким стихийным и катастрофическим, каким оно может стать. И в этом смысле сегодня все еще время надежды. Но надежда всегда и во всех климатах продукт скоропортящийся…
(Продолжение следует).
Фото из открытых источников.
