Расстояния не могут разделять людей, если душой они вместе
От избытка солнца и голубизны Марк слегка устал и едва не уснул за своим столиком, но тут появились танцоры.
Он вздрогнул от неожиданности и даже кивнул девушке так, как мы приветствуем издали не очень-то близко знакомых людей, когда вдруг понял, что это никакая не знакомая ему, а просто девушка с фаюмского портрета - огромные темные глаза, кудрявая прядь у лба, взгляд, проникающий в душу.
Фаюмская танцорка была одета в красочный греческий костюм, очень шедший ей, ее ладная фигурка выгодно подчеркивалась всем этим красно-бело-кружевным.
А ее партнер был великолепен - двухметровый красавец в белоснежной юбочке-плиссе и с помпонами на огромных башмаках. Всегда несколько карикатурно выглядящий национальный костюм, удивительным образом утрачивал на этой выдающейся фигуре свои смешные качества, придавая парню яркий колорит и подчеркивая его мужественность.
Пара была прекрасна - изящная девушка и красавец-гигант. Девушка казалась хрупкой игрушкой, когда в танце он клал ей на плечо свою мощную руку.
Подуставшие от путешествия пассажиры, устроившиеся на крытой палубе "Хелены", отвлеклись от морских красот и с интересом смотрели на танцоров, которые неожиданно интересно исполняли уже поднадоевшие за время отдыха национальные пляски.
Девушка танцевала изящно, взмахивая тонкими руками с белоснежным платком, небольшие ноги ее, обутые в туфельки с ремешком-перепонкой, выстукивали на деревянном полу звонкую дробь.
Парень в танце был красив как бог. Удивительно, как ловко и грациозно двигалась его огромная фигура под музыку, как стремительны были его движения, как попадали в такт аккомпанементу его мощные ноги, обтянутые белыми брюками. Во время его сольного танца девушка отбивала ритм ладонями, не сводя глаз с танцора. Нежные губы, покрытые розовой помадой, ласково улыбались.
Марку нравилось их выступление, он подивился ловкости великана, с которой тот танцевал, стоя одной ногой на тонком стеклянном стакане - и стакан при этом даже не треснул под его немалым весом, но вскоре он полностью сосредоточился на девушке и, не отрывая взгляда, любовался ее экзотическим нарядом, нежным лицом и гибкостью движений.
Яркая внешность девушки заставила его вернуться мыслями к Инне, к его, как он до недавнего времени думал, любимой Инне, образ которой был не ярок, а как бы нарисован пастельными красками. Марк только сегодня понял, как он устал от ее нескончаемых капризов, придирок и постоянного недовольства. Понял внезапно, когда вместо того, чтобы расстроиться от того, что Инна с новой знакомой Ксенией и ее компанией отправились в шубный город Кастория, а он в машину не вошел, он не опечалился разлукой, а вдруг обрадовался и поехал в однодневный круиз по греческим островам.
Инна была девушкой симпатичной, миниатюрной, с маленькими ручками и ножками. Любимая дочка богатых родителей, она нарядно и дорого одевалась и была крайне инфантильна. Ее смешные суждения о жизни и об отношениях людей, надерганные из интернета или повторяемые за ее родителями, казались Марку милыми и вызывали в нем какие-то отеческие чувства к Инне. Тем не менее, нуждаясь в опеке даже по мелочам, Инна претендовала на лидерскую позицию в их пока не официальном союзе, и именно сегодня, оказавшись на теплоходе в одиночестве и ощутив неожиданную радость свободы, Марк понял, что его чувства к Инне изменились.
Вот и сейчас он с удовольствием рассматривал яркую, как экзотическая птичка, девушку и не испытывал никаких угрызений совести и какого-либо чувства вины.
Любуясь прелестными средиземноморскими глазами девушки, он вдруг увидел в них слезы. Девушка, не спускавшая глаз со своего партнера, явно страдала.
Танцор тем временем приглашал пассажиров выйти в центр зала и обучиться греческому танцу сиртаки. Люди охотно включились в игру и крайне неуклюже стали повторять за ним танцевальные движения.
Девушка же отошла к стеклянным витринам и смотрела вдаль, туда, где синее море встречалось с синим небом.
Марк, поколебавшись немного, решился подойти к ней и обратился к ней с дежурным вопросом, все ли у нее в порядке.
Девушка посмотрела ему в глаза и по-английски ответила, что "все ок", хотя мокрые дорожки слез по щекам, которые Марку вдруг захотелось назвать персиковыми, говорили совсем другое.
- Слушай, ты такая красивая, как же можно плакать под таким ясным небом на таком белоснежном корабле, плывущем по такому соленому морю? - полушутливо, полупатетически сказал Марк. - Это мы все, здесь присутствующие, должны плакать от того, что даже двух процентов твоей красоты нам не отпущено.
Девушка улыбнулась сквозь слезы, ее руки нервно теребили влажный от слез платок.
- Как твое имя? - спросил Марк и сам удивился той несвойственной ему непринужденности, с которой он обращался к девушке. - Я - Марк.
- Мия, - ответила девушка и приветливо улыбнулась ему. - Все отлично, Марк, не беспокойся.
Мия вновь стала смотреть на воду за стеклом.
Марк почувствовал себя лишним, но сразу уйти было тоже как-то неловко.
Пауза затянулась, но когда он уже совсем было решил вернуться на свое место за столиком, Мия вдруг тихо произнесла:
- Жаль, что не все думают так, как ты.
- Проблемы с партнером? - кивнул Марк на пролетающего мимо великана в развевающейся юбочке.
- С ним.
- Да перестань, - сказал Марк. - Он наверняка счастлив быть рядом с такой девушкой, как ты, Мия.
- Он мой парень. Точнее, был моим парнем до сегодняшнего дня. Я думала, мы поженимся. Но сегодня утром он сказал мне, что у него другие планы. Так что между нами все кончено.
Слезы покатились по щекам девушки гораздо интенсивнее.
- Мия, вы еще не раз будете ссориться и мириться, у всех так.
- Нет, это все. Я больше не буду с ним.
Ее слова прозвучали неожиданно твердо, хотя слезы по-прежнему стояли в ее глазах.
Марк вернулся к столику, взял стакан с лутракской минеральной водой, несколько бумажных салфеток и, вернувшись к окну, протянул все это Мие.
Мия насухо вытерла лицо салфетками, сделала несколько глотков воды и неожиданно веселым голосом обратилась к Марку:
- А ты откуда? Впервые в Греции? Почему не танцуешь сиртаки? Давай я тебя научу.
И Мия пустилась в пляс, увлекая за собой Марка.
Урок танцев закончился только тогда, когда "Хелена" пришвартовалась к пирсу третьего, последнего острова, который туристы должны были посетить.
Бродя по фисташковой Эгине, Марк не переставал думать о Мие.
Ее тихие слезы, ее сдерживаемое страдание резко контрастировали с эмоциями Инны, которые та бурно выражала по любому поводу, а порой и без такового. Марка удивляла эта сдержанность средиземноморской красавицы, которая, судя по яркой внешности, была рождена для бурных страстей. Вместе с тем, в ней чувствовалась гордость и достоинство, так что, возможно, ее поведение не было кротостью, а, напротив, было вызвано нежеланием показаться униженной и жалкой.
Ему нравилась Мия, ее фигурка, тихий голос, прелестное лицо, хотя он и сам удивлялся тому, что Мия, которую он видел не более часа, занимала его мысли, которые последние пару лет были только об Инне.
Обратный путь в Афины был недолгим, уставшие туристы отдыхали на шезлонгах, а Марк поднялся на верхнюю открытую палубу теплохода, где дул ветер, остро пахло морем и рыбой, а клонившееся к закату солнце уже немного остыло.
Мысли Марка крутились вокруг возникшей проблемы - он сомневался в том, что хочет продолжать отношения с Инной, и не знал, как сказать ей о расставании, если это будет необходимо. Марк предчувствовал, что она оскорбится, будет страдать и обвинять его в том, что безрезультатно потратила на него два года своей бесценной жизни.
С роскошной огромной яхты ему помахала рукой упитанная женщина средних лет. Палуба яхты была пуста, и ей явно было скучно.
- И у нее проблемы, - усмехнулся Марк.
Танцоров не было видно и он, тщетно пытаясь найти Мию, подумал, что они, по-видимому, остались на Эгине.
Но, спускаясь по трапу, он неожиданно увидел ее. В джинсах и белой футболке, с развевающимися на ветру волосами, она шла недалеко от него в толпе и несла довольно-таки большую сумку. Марк пробрался к ней поближе и взял сумку из ее рук.
- Там костюм и другие вещи для выступления, она тяжелая, - сказала Мия, но противиться не стала.
Марк молча шел с ней рядом по трапу. Партнера Мии не было видно.
Оказавшись на земле, Марк и Мия остановились, как по команде.
- Куда тебе?- спросил Марк. - Я донесу сумку, она и вправду не легкая.
- Не стоит беспокоиться, - ответила Мия. - Тебе же нужно в отель, тебя, наверное, ждут твои друзья.
- Подождут, - неожиданно для самого себя ответил Марк.- Куда идем?
Мия молча пошла к выходу из порта.
- Здесь недалеко, - произнесла она после некоторого раздумья. - Попьешь у меня кофе, а потом я вызову тебе такси.
Они прошли несколько кварталов и подошли к группе стандартных трехэтажных домов с бочонками-бойлерами на крыше.
- Вот здесь я живу, - сказала Мия. - Добро пожаловать, Марк.
Ее маленькая квартирка была почти пустой, очень светлой и очень чистой. Плиточный пол, беленые стены - так выглядели практически все небогатые жилища в этом регионе.
Марк устроился в сплетенном из псевдоротанга кресле на балконе, куда Мия принесла кофе, несколько марципановых конфет в виде фруктов и аппетитно выглядевшее печенье.
Вид с балкона был непригляден - окруженный со всех сторон домами внутренний дворик порос чахлой травой.
А кофе Мия сварила вкусный, Марк смаковал его, прихлебывая маленькими глотками из тонкой фарфоровой чашки.
Мия устроилась в кресле напротив и с нескрываемым интересом разглядывала Марка. Ее грусть была тщательно скрыта и внешнего выражения не имела - личико Мии было приветливым, и она улыбалась, откровенно рассматривая Марка.
Марк вновь мысленно сравнил ее с Инной, которая могла часами кричать и рыдать от всякой ерунды. Времени для того, чтобы от рыданий вернуться к обычной жизни, Инне требовалось много.
- Пойдем в комнату, здесь еще очень жарко, - произнесла Мия.
Когда Марк, допив кофе, прошел в комнату, Мия стелила на кровать огромную свежую простыню. Она сняла джинсы и осталась в белой футболке.
- Иди ко мне.
Мия лежала на кровати и протягивала к нему свои тонкие руки. Она была вся бронзовая, просоленная морской солью и обласканная солнцем. Волосы ее сверкали. Она была так красива, что Марк, не успев даже подумать, хорошо это или плохо, оказался рядом с ней.
Мия вовсе не "давала".
Марку никогда не нравилось это слово, используемое для обозначения согласия женщины на секс.
При этом он осознавал, что Инна именно "дает" - даже когда сама хочет секса, когда ей не терпится оказаться рядом с ним в постели, когда она стонет от желания - все равно "дает", осознавая, что она - дает и то, что она дает, требует компенсации, вознаграждения, причем, крупного вознаграждения, сперва в виде долгих нежных поцелуев и ласк, потом в форме комплиментов, а потом - обязательных подарков, знаков внимания и всего этого ей было всегда мало, недостаточно, все это было несоразмерным по сравнению с тем, что она давала Марку.
Инна считала себя большим подарком тем, с кем имела отношения.
Мия не давала.
Она брала.
Она получала то, что ей было необходимо, и делилась тем, чем хотела поделиться. Секс с Мией был красивым, он был похож на танец, на знойное аргентинское танго. И еще он был веселым, этот секс с Мией, он был свободен от элементов мученичества и страдания, которые всегда вносились в эти отношения вечно обиженной Инной.
Мия была весела. Она улыбалась своей белозубой улыбкой, сверкала своими фаюмскими глазами, ласкала Марка своими прелестными пальчиками.
От ее волос пахло пряными ароматами, кожа ее была прохладной и бархатистой, как кожица манго.
Потом они лежали рядом, обнаженные, веселые, болтали, о чем в голову приходило, и им было хорошо.
Марку никогда не было так хорошо.
Он порадовался тому, что еще на балконе отключил свой телефон. Ему совершенно не хотелось разговаривать с Инной, которая обязательно будет требовать подробного отчета о проведенном без нее времени и стараться поймать его на вранье. Она была недоверчивой собственницей и своего из рук не выпускала, даже если это свое ей не особо нравилось. Такая цепкость, стремление держать его на коротком поводке сперва нравились Марку, по наивности он считал это проявлением любви. Со временем он понял, что желание все контролировать, следить за каждым его шагом, подчинять его не имеют к любви никакого отношения.
Даже если бы Инна возненавидела его, она точно так же продолжала бы держать его на привязи, потому что он был ЕЕ парнем - и ничьим больше. Он был ее собственностью.
Общение и секс с Мией каким-то образом вывели его из привычного течения жизни и он вдруг осознал, что вовсе не стремится к Инне и совсем о ней не скучает.
- Ты классная, Мия. С тобой хорошо.
- С тобой тоже, Марк. Только не вздумай меня благодарить, я не из тех, кто занимается сексом за что-то. Просто мне сегодня нельзя было оставаться одной, и ты меня спас, Марк. Я очень рада этому.
Мия пела в кухне, в то время, как Марк валялся на кровати.
Надо было возвращаться в отель, Инна наверняка уже вернулась и злится, но Мия предложила поужинать у нее и Марк не отказался.
Мия накрыла вышитой льняной скатертью столик на балконе, зажгла свечку в стеклянном колпаке, поставила синие бутылки с лутракской водой, сверкающие тонкие фужеры, бутылку холодного белого вина, тцатцики, козий сыр, на большой тарелке принесла нежную розовую барабульку.
Ели, пили, смеялись, легкий ужин был вкусным, беседа непринужденной.
Марк удивлялся той легкости, с которой он общался с Мией, вообще-то он не очень легко сходился с людьми и, шумный и веселый в большой компании, зачастую тушевался в беседе один на один. С Мией все было по-другому.
Уходить от нее не хотелось.
Они еще долго сидели на балконе, курили кальян и наблюдали за тем, как садится за крыши домов оранжевое солнце.
- Останешься? - спросила Мия.
- Да, - неожиданно для самого себя ответил Марк. Разрыв с Инной теперь казался ему неминуемым.
Ночью Марк проснулся от неясной тревоги.
Мии не было рядом, но из кухни доносился ее приглушенный голос. Она торопливо говорила по-гречески, время от времени повторяя:
- Охи, Анастас, охи, - и дальше что-то нежным ласковым голосом.
Марку вдруг стало страшно. Он, обычно такой осторожный в отношениях, вдруг так бездумно вторгся в чужую жизнь, в чужую постель, которую разделил с этой чужой девушкой. Сейчас она помирится со своим парнем, вернется в комнату и посмотрит на него, Марка, холодными глазами. Посмотрит как на досадное недоразумение, на что-то случайное, чужеродное, вторгшееся в ее жизнь едва ли не обманом, как на злоумышленника, воспользовавшегося ее слабостью.
- Охи, Анастас, охи.
Ее голос был слишком нежен, чтобы быть голосом обиженной женщины.
Если Марк ссорился с Инной, она не выбирала слов - использовала самые грязные из тех, что знала. Из ее маленького тонкогубого ротика потоком лилась площадная брань, и первое время это даже возбуждало Марка. Такого контраста между внешностью пай-девочки и тем, что извергалось из нее в ходе ссоры, он не видел прежде никогда.
Из кухни же доносился приглушенный нежный голосок, слова были ему непонятны, но сама интонация казалось Марку подтверждением установившегося между любовниками мира.
Марк тихо встал, надел джинсы и рубашку-поло, влез в кроссовки и тихо, как преступник, покидающий место преступления, прошел к входной двери. Она была открыта.
Быстрее отсюда, - мелькнула мысль. Не раздумывая о маршруте, Марк отправился к морю.
Еще не рассвело и море вместе с небом и брусчаткой набережной выглядело непривычно. Мир был синим. Синим и безлюдным.
Марк остановился, удивленный абсолютно новой открывшейся ему картиной.
На секунду ему показалось, что через какой-то невесть откуда взявшийся портал он попал в другое измерение, в другую вселенную, туда, где он, типичный представитель постсоветского офисного планктона, корпящий допоздна за своими стандартными отчетами, встретился с совершенно неведомым.
Завершая совершенно фантастическую картинку, на совершенно пустой голубой утренней набережной удобно разместился на невесть откуда взявшемся стуле аккуратно выбритый наголо круглоголовый китаец в костюме буддийского монаха.
Удобно скрестив ноги в грубых кожаных ботинках, он увлеченно нажимал кнопки сенсорного телефона, абсолютно не ощущая своей чужеродности в этом современном греческом городе. Более того, необычность картинки подчеркивал еле видный вдалеке катамаран с бамбуковым навесом от солнца, похожий на китайскую рыбацкую джонку.
Марку показалось забавным, что на афинской набережной буддийский монах с телефоном, похоже, чувствует себя абсолютно спокойно, в отличие от него, постоянно ощущающего себя посторонним в этой европейской чужой стране.
Китаец услышал шаги Марка и повернул к нему свое широкое доброе лицо с узкими раскосыми глазами.
- Доброе утро, - приветливо поздоровался он. - У вас все в порядке?
- Доброе утро, - ответил Марк. - Как сказать... Скажите, - вдруг спросил он китайца, - А вас не пугает то, что здесь все такое чужое? Вам комфортно быть так далеко от дома?
- Знаете, - ответил китаец, - Когда я был ребенком, другие страны казались мне далекими и опасными. А сейчас, когда все расстояния так сократились, когда сидя здесь, на афинской набережной, я могу разговаривать по телефону со своими братьями в Китае, я понимаю, что наш мир невелик и все люди - одинаковы, где бы они не жили. Нужно только держать сердце открытым и верить. Только и всего.
- Но всем же нельзя верить, - возразил Марк. - Люди редко бывают искренними.
- Да, люди могут говорить не то, что они думают. Но если внимательно слушать их и смотреть им в глаза, станет понятно, что у них на душе, а это - главное. Словам можно не верить, а вот своим чувствам по отношению к человеку надо доверять. Я думаю, надо доверять, - повторил китаец, покачав головой, и замолчал, глядя вдаль.
Марк хотел было уйти, но, задержавшись, вдруг неожиданно для себя спросил китайца:
- А вы говорите по-гречески? Не знаете, что такое "охи"?
- Плохо говорю, - ответил китаец, - Но знаю, что "охи" - это по-гречески "нет".
Пару дней спустя у причала к трапу "Хелены", по которому поднималась на теплоход толпа туристов, отправляющихся в однодневный круиз, парнишка в форменной тужурке отеля "Кинг Джордж" окликнул девушку в джинсах и в футболке, подошедшую к трапу с большой сумкой в руках.
- Мия, можно вас на минутку?
- Слушаю вас, - недоуменно посмотрела на него Мия.
- Вам просили передать, - с этими словами отельный служащий протянул девушке небольшой пакетик, на котором было написано ее имя.
Поблагодарив, девушка поспешила на теплоход.
В маленькой каюте, отведенной танцорам под уборную, Мия открыла конверт и вынула красивую коробочку. В ней на нежном белом шелке лежало сверкающее итальянское колечко с гравировкой "Ti sentо" по периметру. В конверт были также вложены несколько купюр по сто евро, карточка с номером телефона, адресом в далеком городе, название которого неожиданно было знакомым Мие, потому что в городе этом жил ее дедушка-старый понтийский грек, привезенный туда ребенком, и с надписью: "Мия! Расстояния не могут разделять людей, если душой они вместе. Приезжай. Марк".
Фото: Andrea Matone/Global Look Press.
