Накануне дня рождения Герольда Бельгера в Национальной библиотеке РК в Алматы презентовали его четырехтомник «Плетенье чепухи»
На снимке (слева направо): Герольд Бельгер, Мурат Ауэзов, Ермек Турсунов. 28 октября 2014 года. 80-летие Герольда Карловича в Национальной библиотеке РК, где Турсунов пообещал Бельгеру издать его «Плетенье чепухи». И спустя три года сдержал слово.
28 октября исполнилось бы 83 года замечательному казахстанскому писателю и переводчику Герольду БЕЛЬГЕРУ. Ровно три года назад в Национальной библиотеке РК негромко праздновали его восьмидесятилетие. Тогда Герольд Карлович взял со своего ученика – сценариста и кинорежиссера Ермека ТУРСУНОВА слово, что тот издаст его записки, которые он вел всю жизнь, - «Плетенье чепухи».
Ермек сдержал обещание, и в пятницу, 27 октября, при стечении близких, друзей и коллег Бельгера, в том же зале библиотеки был презентован долгожданный четырехтомник, который вышел при содействии Министерства культуры и спорта РК. Раиса Закировна ХИСМАТУЛЛИНА, вдова писателя, благословила Ермека Турсунова и координатора проекта Каната ТОРЕБАЯ.
Турсунов не только подготовил печати бельгеровские записки и предложил их прошлой осенью для публикации на Ratel.kz (вот уже больше года по понедельникам пользователи нашего портала становятся первыми читателями каждой новой главы «Плетенья чепухи»), но и написал к четырехтомнику предисловие.
Этот немец будет консультировать меня по казахскому языку?
Не могу утверждать, что я знал Бельгера лучше всех. Это будет неправдой. Но у нас сложился какой-то свой особый разговор, который длился почти тридцать лет.
Тогда еще союз писателей был Союзом писателей. Тогда еще Алма-Ата была Алма-Атой. Тогда и люди были вроде как светлей, что ли. А может, я это уже просто выдумываю. Хотя нет. Так оно и было на самом деле. Город был городом, а люди по большей части были людьми.
Так вот, сидели мы в том самом Союзе писателей с незабвенным Акселеу СЕЙДИМБЕКОВЫМ в одном кабинете и готовили к выпуску альманах «Алем» от коллегии по литературному переводу. Помнится, я тогда работал над философским трактатом ШАКАРИМА «Три истины» («Ұш анық»). Заодно выписывал в отдельную тетрадку непереводимые казахские идиомы и сложные обороты. И когда у меня накопилась солидная подборка «непереводимостей», я поехал к Бельгеру по настоянию того же Акселеу-ага. Он так и сказал: «Иди к нему. Кроме Бельгера, в этом никто не разберется».
Я еще удивился: «Какой еще Бельгер? Фамилия вроде немецкая. И что, этот немец будет консультировать меня по казахскому языку?»
Но так оно и случилось. Просидели мы над моими записями несколько часов. Герольд Карлович произвел на меня серьезное впечатление. Односложные слова он щелкал как орешки, а поговорки и обороты сопровождал подробными комментариями. Из того разговора я узнал, что одних только лошадиных мастей у нас свыше шестидесяти. В русском языке некоторых мастей просто не существует. Объясняется это легко.
Вот у нас снег просто белый. А у северных народов у снега сотни оттенков. И дело тут в образе жизни, который и определяет характер языка.
И еще Бельгер сказал, что переводить надо не слова и фразы, а – смыслы и понятия. А за каждым понятием, как правило, стоит мировосприятие целого народа.
Ну вот, скажем, в одном из ауэзовских рассказов автор сравнивает мужскую красоту с благородной статью молодого жеребца. Если переводить подстрочно, то по-русски это прозвучит не совсем корректно. Можно сказать, даже грубо. И таких примеров – миллион.
Он следил за тем, чтобы огонь не погас
…Но что-то я отвлекся. Всё это, конечно, интересно, но это так – частности литературной кухни. Важно, что тогда завязался диалог. И длился он, получается, аж до седьмого февраля 2015 года (день смерти Герольда Бельгера. – Ред.).
Я знаю, что круг общения у Гер-ага был невероятно большой и каждому есть что рассказать. Ведь все к нему шли. И всем нам он был отцом: и правым, и неправым, и белым, и черным, и пушистым, и колючим, и настоящим, и фальшивым. А когда такие люди уходят, трудно подобрать правильные слова. Ты только чувствуешь, как от тебя откалывается кусок жизни. И его уже не приспособить назад. Не пришить и не приклеить. Вот такая вот беда.
И вот теперь, постепенно возвращаясь из внутреннего оцепенения, пытаюсь без слез и соплей ответить на вопрос – что же ушло вместе с Бельгером, что он унес с собой, и становится совсем грустно.
Мне думается, мы потеряли Совесть. Мы потеряли Достоинство. Честь. Мудрость. Скромность. Всё, что составляло многовековой нравственный кодекс Человека.
Дело в том, что Бельгер был в каком-то смысле шырақшы. Это смотритель святого места. Хранитель. Его миссия – следить за тем, чтобы огонь не погас. Люди приходят к нему, чтобы очиститься. Помолиться. Исповедоваться. Вспомнить былое. И это очень важное дело. Далеко не каждому оно по плечу.
К сожалению, нынче на авансцене, переливаясь буйными красками, пестрит визгливый и отдающий пошлостью актуалитет. В цене приспособленчество и ушлаганство, выдаваемое за предприимчивость. Изворотливость и притворство, выдаваемые за прозорливость и жертвенность. Наблюдать всё это прискорбно. Нация теряет свой облик. Кровь пожижела. На виду те, у кого громче голос и крепче желудок. И это в купе с дремучим невежеством и отдаленным представлением о культуре. Как правило, всё это сдобрено порцией извращенного понимания патриотизма. Или же, наоборот, – слепым поклонением космополитизму. По сути, это – две крайности. Они не имеют точек соприкосновения, хотя и сосуществуют в одной реальности.
Герои нашего времени – в центре криминальных процессов
Время выбирает своих героев. Историческая ситуация выталкивает на поверхность тех, чья биография характеризует эпоху. Время неразрывно связывается с именем конкретной личности, и эта личность олицетворяет время.
Произнесем, к примеру, вслух: «Бауржан МОМЫШ-УЛЫ» - и перед глазами возникает образ непоколебимого героя, батыра, искусного полководца. Или вспомним: «Каныш САТПАЕВ» - и перед нами предстает великий ученый. И так – со всеми. Алия, Маншук… Шокан. Мустафа. Алихан. И туда – в глубь веков. Абылай. Джанибек, Керей… Да боже мой, всех разве перечислишь! Много их было. Много.
А чем характерно наше время?
Громкими процессами.
Какие имена первыми всплывают в памяти?
Рахат. ХРАПУНОВ. АБЛЯЗОВ… И тут же – Заманбек. Алтынбек…
И список каждый раз пополняется. События криминального характера, позорные разоблачения давно уже перестали восприниматься как нонсенс и приобрели характер будничных событий в ленте новостей. Такая вот примета времени.
А что это значит в концептуальном смысле?
Ушли Аксакалы. Носители нравственного кода. Вместе с ними ушел наш многовековой нравственный кодекс Гражданина. На смену им, в порядке очередности, пришли просто люди преклонного возраста, подрастерявшие за последние двадцать с небольшим лет остатки человеческого достоинства. Видим мы это практически каждый день. Как им верить?
Пиратам невыгодно, чтобы команда взялась за ум
Атмосфера какая-то удушливая стала. Приторная на слух и горьковая на вкус. Елея многовато. Он разлился по всем властным коридорам, и на нем уже многие поскользнулись, попадали и расшибли себе лбы. Впрочем, иные приспособились и вполне благополучно скользят. В основном – по склону вверх. Плохое во всем этом то, что разговоры наши снова переместились на кухни.
К чему я все это говорю?
К тому, что Гер-ага относился к власти с определенной долей скепсиса. При этом он, скорее, сочувствовал, чем злорадствовал. Можно сказать, даже досадовал. А это – важно. В этом смысле наши мысли во многом совпадали. Я тоже вижу, что корабль наш прочно сел на мель, в нем завелись крысы, хочется помочь, а как? Пиратам так нравится больше. Им невыгодно, чтобы команда взялась за ум и осознала, что так дальше нельзя. Что пора штопать дыры и плыть дальше. Что надо как-то спасать положение, а иначе «дело совсем швах» (бельгеровское выражение. – Е. Т.). И тут не время на деления на правых и на левых, на казахов и неказахов, на настоящих казахов и шала-казахов. Дело в том, что все мы – на одном корабле и пора уже, наконец, понять, что только вместе мы можем сдвинуться с места. А что касается «самых умных», то у них давно уже заготовлены запасные шлюпки, и всё свое добро они загодя перевезли и аккуратно попрятали за бугром. Так что их мало что тут держит. Они в любую минуту попрыгают в свои лодки и «свалят отсюдова» налегке. Иные уже свалили и корчат нам «оттудова» всякие рожицы.
Перевёрнутый рейтинг
Ну, хватит. Всё это не новость и по сто раз говорено. Надоело уже. Важны ответы на вопросы: что делать и как спасать положение?
Об этом часто думал и сокрушался Бельгер.
В наших разговорах Герольд Карлович предлагал, во-первых, отказаться от маркировки. То есть – писать в паспортах: казах. Всем. Как в Америке. Там ведь у всех в паспортах стоит: американец. Гражданин Америки. Как в Израиле, между прочим. В Канаде. Это объединяет. Не бывает шала-евреев или шала-американцев. Там уже дальше, пожалуйста, делитесь.
Обычаи надо чтить. Это свято. А в общем все – граждане одной страны. Полагаю, это разумно. Никто наши жузы и роды не отменит, но в целом мы – один этнос. Крохотный, правда. Миллионов десять по всему миру. И Родина у нас – одна, слава богу. У многих этой родины вообще нет. Возьмите, к примеру, тех же курдов. Их около сорока миллионов бродит по свету. Или цыган. Тибетцев...
Далее.
Бельгер хотел, чтобы экономика по своей важности не довлела над культурой. Платоновский взгляд. Резон в том, что никакая самая распрекрасная и богатая экономика не определит уровень общей культуры. Наоборот, культура определяет сознание нации и государства в целом. Она имеет определяющее значение. А коли так, то самым главным человеком в обществе является – Учитель. И это понятно. Вторым – Поэт. Носитель Слова. Не те стихоплеты и словоблуды, что превращают любое заседание «Нур Отана» в день рождения, а подлинный хранитель национального кода. Мыслитель. Философ. Художник. Человек, которому народ доверит говорить от своего имени. МАХАМБЕТ. ГЁТЕ. АБАЙ.
Третьим – Лекарь. Врач.
И только потом – казначей.
Десятым в этом перечне должен быть – правитель. Он стоит перед виночерпием.
У нас же этот список перевернут. И это не есть хорошо.
Так говорил Бельгер.
Память – как завещание
Много о чем нам тепло толковалось в нашем долгом разговоре. И после каждой такой встречи оставалось приятное послевкусие, будто попил воды в горном ручье. А теперь я почему-то говорю обо всем в прошедшем времени. Непривычно, ей-богу. Так я о нем еще никогда не говорил. Даже сейчас состояние какое-то непонятное. Всё произошло слишком быстро. Помню лишь фрагментами.
Шестнадцать дней комы. Томительное ожидание: проснется – не проснется?
На семнадцатый приехала из Москвы Ира (дочь Герольда Бельгера. – Ред.). Он, словно ждал ее, вдруг открыл глаза. Улыбнулся - и всё...
Потом – похороны. Народу битком в Ауэзовском театре.
Потом – Кенсай. Подобрали место. Как он и хотел: рядом с друзьями. Неподалеку, в шагах двадцати, Кадыр МЫРЗАЛИЕВ.
Потом ас – поминки. Люди что-то говорили. Вспоминали по-доброму. А мозг отказывался принимать простую, казалось бы, вещь: его больше нет. Я сам опускал его в могилу.
Нет. Не принимается. Какая-то странная блокировка сознания. Наверное, нужно время, чтобы, наконец, дошло.
Что остается нам?
Память. Как завещание.
Эта славная жизнь начиналась очень горько. С несправедливости и ссылки. Затем был путь беспримерного мужества и борьбы с болезнями и косностью. Затем – долгая писательская дорога. Сотни тысяч исписанных страниц, миллионы слов. Мыслей. Откровений. Заканчивалась эта жизнь в атмосфере всеобщего признания и почитания. И теперь уже можно с уверенностью говорить о том, что это была прекрасная жизнь. Честная. Достойная. Уникальная.
Что я еще могу сказать?
Мы собирались издать с ним четыре тома «Чепухи». Вместе.
Не получилось – вместе. Но книги вышли. И мне думается, что это правильно. Хорошие книги должны жить долго.
И последнее.
Он всех нас любил. Он всем нам завещал быть людьми. Несмотря ни на что. Наверное, это самая трудная задача в жизни каждого. Сохранить в себе человека. Бельгеру это удалось. Получится ли у нас?
